Левша на обе ноги (сборник) - Пелам Вудхаус

– Почти на месте. Следующая остановка – Баттерси. Пересадка! Слушайте, мистер – я ведь не знаю, как вас зовут.

– Плиммер моя фамилия, мисс. Эдвард Плиммер.

– Я вот подумала… Понимаете, мне ведь там будет очень одиноко… и я подумала… ну, понимаете, было бы приятно, когда я оттуда выйду, если кто-нибудь меня встретит и скажет: «Привет!»

Констебль Плиммер прочно утвердился могучими ногами на тротуаре и весь побагровел.

– Мисс… Я буду вас встречать. Хоть всю ночь ждать буду. Как вам откроют дверь, сразу увидите здоровенного уродского полисмена с громадными ножищами и переломанным носом. А если вы ему тоже скажете: «Привет!» – он будет счастлив, как Панч, и горд, как какой-нибудь герцог. И еще, мисс, – он так стиснул кулаки, что ногти взрезали дубленую кожу, – и еще одно я вам хотел сказать. Вам придется какое-то время пробыть в одиночестве, сможете подумать без помех. Так вы подумайте, я вас очень прошу, – не могли бы вы забыть этого Богом проклятого дохляка, который так подло с вами обошелся, и хоть немножечко привязаться к тому, кто очень хорошо знает, что лучше вас девушки и на свете нет.

Она смотрела мимо него, туда, где над дверями полицейского участка светился грозный синий фонарь.

– Сколько мне дадут? Тридцать дней?

Он кивнул.

Море бед

Мистер Меггс решил свести счеты с жизнью. В промежутке между той минутой, когда эта идея зародилась в его душе, и принятием твердого окончательного решения были минуты, когда он колебался. Подобно Гамлету, он спрашивал себя, достойно ль смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье и в смертной схватке с целым морем бед покончить с ними [20] ? Но теперь все это осталось позади. Он решился.

Главная мысль мистера Меггса – так сказать, опорная балка в его платформе – состояла в том, что для него не существовало вопроса, достойно ль смиряться под ударами. Достойно, недостойно – не в этом дело. Решить нужно было другое – есть ли смысл и дальше терпеть совершенно адскую боль в желудке. Мистер Меггс страдал расстройством пищеварения, а поскольку он в то же время преданно ценил хорошую кухню, то жизнь для него превратилась в одну долгую битву, из которой мистер Меггс неизменно выходил побежденным.

В конце концов это ему надоело. Оглядываясь на прожитое, он видел долгую вереницу лет и ни проблеска надежды на будущее. Все созданные человечеством патентованные лекарства подвели его, одно за другим. «Превосходные пищеварительные пилюли» Смита мистер Меггс испытал на себе и проверил неоднократно. «Животворная жидкость» Бленкинсопа – он выпил ее столько, что можно устроить озеро и пустить в плавание небольшой корабль. Дама-шпагоглотательница из цирка Барнума и Бейли рекомендовала «Первоклассный болеутолитель» Перкинса – мистер Меггс в нем прямо-таки купался. И далее по списку. Организм только зло смеялся над всеми чудодейственными средствами.

– Смерть, где твое жало? [21] – подумал мистер Меггс и занялся приготовлениями.

Люди, которые серьезно изучали вопрос, утверждают, что склонность к самоубийству сильнее всего среди тех, кто старше пятидесяти пяти, а кроме того, вдвое чаще это случается с людьми праздными. К несчастью, мистер Меггс, если можно так выразиться, попал под огонь из обоих стволов. Ему уже исполнилось пятьдесят шесть лет, и он был, наверное, самым праздным из совершеннолетних жителей Соединенного королевства. Мистер Меггс не трудился и не прял [22] .

Двадцать лет тому назад он неожиданно получил наследство и дал волю природному вкусу к безделью. В то время мистер Меггс работал клерком в захудалой транспортной компании. На досуге он увлекался литературой – то есть постоянно собирался прочесть наконец сто лучших книг мира, а пока ограничивался ежедневной газетой, да иногда журналом.

Таким он был в тридцать шесть. До тех пор жалованье, при котором не позволишь себе самые дорогостоящие и восхитительные блюда в меню, кое-как удерживало несварение в границах разумного. Так, покалывало иногда, а чаще даже и не покалывало.

Потом явилось наследство, и мистер Меггс закусил удила. Покинув Лондон, он вернулся в родную деревушку и там провел следующие двадцать лет в обществе французского повара и сменяющих друг друга секретарей, которым изредка диктовал, воображая, будто работает над книгой о британских бабочках. Денежные обстоятельства позволяли побаловать себя, и он себя баловал. Никто не требовал от него заниматься физкультурой – он и не занимался. Никто не предостерег мистера Меггса, как опасны омары и гренки по-валлийски при сидячем образе жизни. Некому было предостеречь. Все, наоборот, поощряли в нем омарство, потому что человек он был гостеприимный и любил обедать в компании друзей. В результате Природа, как водится, подстерегла его и поймала в западню. Однажды мистер Меггс проснулся хроническим диспептиком. Беда обрушилась, как гром с ясного неба. Только что все было мирно и прекрасно, а в следующую минуту злая и непоседливая дикая кошка раскаленными когтями терзает его внутренности.

И вот мистер Меггс решил разом со всем покончить.

В эту тяжелую минуту к нему вернулись педантичные привычки молодости. Когда долго служишь клерком, пусть даже и в самой захудалой транспортной компании, невольно приучаешься все делать систематически, и мистер Меггс занимался приготовлениями спокойно и с предусмотрительностью, достойной лучшего применения.

Таким мы и видим его однажды чудесным июньским утром. Мистер Меггс сидит за письменным столом и готов к смерти.

За окошком солнце раскаляет аккуратные деревенские улочки, в горячей пыли дремлют собаки. Люди, вынужденные работать, трудятся в поте лица, но мыслями они сейчас далеко, в прохладе сельского трактира.

А мистер Меггс холодно спокоен – и телом, и душой.

Перед ним на столе разложены шесть кусочков бумаги. Это кредитные билеты, в которых воплощено все его земное достояние, не считая нескольких фунтов. Рядом – шесть писем, шесть конвертов и шесть почтовых марок. Мистер Меггс невозмутимо на них смотрит.

Он бы никогда не признался в том, что здорово повеселился, пока писал эти письма. Несколько дней он выбирал себе наследников и почти позабыл о болях в желудке. Мистер Меггс сам удивлялся, чувствуя себя почти веселым. Да, он отрицал бы до последнего, что было очень увлекательно сидеть в кресле и раздумывать о том, кого из многомиллионного населения Англии осчастливить своим богатством, – но правда именно такова. В голову приходили самые разные идеи. Он ощущал себя всемогущим – простое обладание деньгами никогда этого не давало. Мистер Меггс начал понимать, почему миллионеры оставляют иногда такие дурацкие завещания. Он подумывал даже выбрать наугад одного человека из адресной книги по Лондону и завещать все ему, и отказался от затеи, только когда сообразил, что не сможет увидеть изумление и восторг получателя. А такую штуку нет смысла затевать, если сам не будешь присутствовать при финале.

Эксцентричность уступила место сентиментальности. Старые товарищи по конторской работе – вот кто должен унаследовать его деньги. Хорошие были ребята! Некоторые уже умерли, но с полудюжиной человек он еще поддерживал отношения и, что немаловажно, знал их нынешние адреса.

Важно это было потому, что мистер Меггс решил не оставлять завещания, а просто разослать деньги по почте своим наследникам. Известно, что такое завещание! Даже если все просто и понятно, того и гляди возникнут разночтения. Двадцать лет назад и с его собственным наследством не обошлось без трудностей. Кто-то подал протест, и пока решалось дело, законники оттяпали двадцать процентов от общей суммы. Нет уж, никаких завещаний! Напишешь, потом покончишь с собой – и завещание оспорят, объявив тебя сумасшедшим. Законных претендентов на наследство как будто нет, но кто знает, вдруг найдется какой-нибудь дальний родственник, а друзьям юности так ничего и не достанется.

Мистер Меггс не хотел рисковать. Потихоньку, помаленьку он распродал акции и облигации, в которые был вложен его капитал, а деньги перевел в один из лондонских банков. Шесть кредитных билетов, представляющих равные части всей суммы, шесть писем, пронизанных трогательными воспоминаниями и мужественной сдержанностью, шесть конвертов с разборчиво надписанными адресами, шесть почтовых марок – с приготовлениями на этом закончено. Он послюнил шесть марок и наклеил их на конверты, сложил исписанные листки, разложил по конвертам записки и кредитные билеты, запечатал конверты, отпер ящик письменного стола и извлек оттуда зловещий черный флакончик.

Открыл крышку и вылил содержимое флакончика в мензурку.

Способ самоубийства мистер Меггс выбирал и продумывал тщательно. Веревка, нож, пистолет – все они по-своему привлекательны. Неплохо также утопиться или броситься с высоты.