Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие - Эльга Лындина

Я играла штукатура Любу. Кира мне сказала: «Я хочу, чтобы ты была прежде всего человеком. Чистой, страдающей женщиной. Конечно, у штукатура интеллект не профессорский, но чувства у всех людей похожи».

…Люба почти прямое продолжение Нади: Муратова неслучайно пригласила на эту роль повзрослевшую Нину Русланову. Легко представить себе отрезок времени, который как бы пролегает между двумя картинами, но присутствует в истории обеих героинь незримо и безусловно. Люба ничего не рассказывает о своем прошлом, но повторяет две фразы. Повторяет заученно, почти скороговоркой – как заклинание: «Любовь – это временное явление» и «Никто никого не любит». В ее голосе ни гнева, ни боли. Эти больные истины она познала, видимо, не теоретически. Повторяет самой себе, чтобы больше не ошибиться, не довериться, не полюбить. Был кто-то, должно быть, кто безжалостно разрушил прежний, цельный и ясный мир Любы. Но повторения пройденного она уже не допустит.

Впервые она появляется в нарядном, плохо сшитом платье, с нелепой претензией на вечерний туалет. Дешевая ткань, грубый крой только подчеркивают эти претензии. Лицо Любы покрыто густой косметикой, и Люба кажется старше, измученней. На голове парик, искусственные волосы уложены в мертвую прическу. Жизнь ушла бог знает на что… Но именно Любе назначено произносить от лица стройки напутственное слово брачующимся. Родная страна узнаваема в этой угасшей женщине.

Едет Люба на это «мероприятие» с шофером Николаем (Алексей Жарков), разбитным, говорливым парнем. С ним у Любы «дружба», так принято называть здесь обычное сожительство, когда о любви и речи нет. Люба всякий момент привычно взрывается, действия Николая рождают в ней контрдействие. Она всегда и во всем готова ему перечить, впрочем, как и он ей. Русланова замечательно передает автоматику безрадостного постоянного общения, пока в дороге не случается встреча с шофером Михаилом (Леонид Попов), таким не похожим на всех, с кем до сих пор общалась Люба. Она бросает на него пристальный взгляд: то ли виделся он ей в давнем сне, то ли необычная мягкость его заставляет задуматься о нем? Ненавязчиво, бережно нюансирует актриса этот внезапно пробудившийся интерес Любы.

Может быть, поэтому так выразительно зазвучит ее голос, когда она станет произносить уже успевшие набить ей оскомину дежурные фразы. В этот момент они вдруг приобретут конкретный смысл – о настоящем счастье, которое не делают даже на лучших конвейерах. «И если уж случилось счастье полюбить, то ничего, кроме этого, и не надо…»

Она сама еще не понимает, что вот этот тихий, невеселый Михаил заставил по-молодому звучать ее голос, произносить казенное напутствие как искреннее пожелание – и себе в том числе. Актриса в таком неожиданном прорыве начинает новый виток судьбы Любы, в ее неосознанном предчувствии готовности к переменам, к счастью, в которое она давно не верит.

Ее чувство к Михаилу растет параллельно с желанием высвободиться из прошлого. Прошлое – не просто связь с Николаем. Много уже было такого пошловато-случайного, не требующего души и сердца. Есть в картине короткий эпизод. Во время перерыва Люба видит Михаила, подъехавшего к месту ее работы. Она просит двух маленьких девочек позвать его. «Миша!.. Миша!.. Миша!..» забавно выводят детские голоса. Михаил оглядывается. А Люба, притаившаяся, не видимая Михаилу, с нежной улыбкой вслушивается в звучание милого ей имени…

Только улыбка. Русланова никогда не культивирует удавшиеся ей приемы. Было бы интересно, например, написать об улыбке актрисы. Точнее, о ее улыбках, которые всегда так существенны, переменчивы. Важны в раскрытии глубинной внутренней жизни ее героинь. На крупных планах они говорят – озорные и тихие, смиренно-печальные и яростные (Русланова умеет яростно улыбаться), быстрые, недобрые, предвещающие бурю, как крики чаек на морском берегу…

Когда сегодня смотришь «Познавая белый свет», история любви героини является в несколько ином ракурсе. Любви, которая помогает человеку ощутить себя Человеком. В одном из первых эпизодов поздравление Любы завершается довольно странно: «Товарищи невесты! Товарищи женихи! Закругляйтесь! Комсомольская свадьба кончена! Кончена свадьба…» Крик личности, вырывающейся из власти официальных регламентаций. Исполненный презрения к лицемерной роли, отведенной партийными догматами любви в жизни человека. Лицо Любы становится усталым и опустошенным после произнесенных ею поздравлений. Но каким светом зажжется оно, когда Михаил позовет ее в ЗАГС, в котором зарегистрируют их настоящее счастье.

Роль выстроена как движение Любы к самой себе. Прежней – чистой, доброй, ясной духом Любе, какой она начинала свой путь. Но только такой она нужна Михаилу. Актриса всегда чувствует ключевую фразу роли. Причем выделяет ее, не акцентируя. Акцент – из глубин ее состояния в эти минуты. «Мне нравится, Миша, что ты случайно на нашу стройку приехал. Я тоже случайно. Миша, у тебя протез?..» (У Михаила нет ноги, которую он потерял, спасая во время пожара людей. – Э.Л. ). Все у Руслановой сплавлено, сжато: страх потери любимого, нетерпение сердца, сострадание. Возможность каким-то образом выразить свои чувства. Сыграно «без швов», на одном дыхании.

Русланова – «талисман» Киры Муратовой, как это иногда бывает во взаимоотношениях актрисы и режиссера. Муратова продолжала с ней работать, но не эксплуатируя прошлые победы. Они встретились в картине «Среди серых камней», экранизации рассказа Владимира Короленко «В дурном обществе», которую Муратова снимала в 1983 году Русланова играла домоправительницу в доме овдовевшего судьи.

Темперамент, экспрессия актрисы вступали в очевидное противоречие с образом жизни, предложенным ее героине хозяином дома, в котором она служит. Потеряв жену, судья превратил этот дом, собственное и своих близких существование в некое царство смерти. Он решил: отныне все должно быть подчинено только скорби. Домоправительница внешне приняла правила игры, ей платят за это, и пока она хозяйка здесь. Носит красное платье барыни, которое уродливо топорщится на ней. Ворует кружевной воротник умершей: так ей кажется, что она и сама почти барыня. Поэтому она подчеркнуто называет умершую «покойница». Ей сладко думать, что – не ровен час! – и займет она место навсегда ушедшей. Если попытаться коротко сформулировать, что преобладает в этой массивной, с тяжелой поступью женщине, то, пожалуй, фальшь и наивное лицемерие.

Фальшь в интонациях нарочито сладкого голоса, когда она, рыхлая, суетливая, говорит с детьми, особенно с любимицей отца, девочкой. Фальшь в подчеркнутой заботливости, в воплях, которые она так охотно издает по поводу пропавшей куклы. А хитрые, цепкие глаза домоправительницы успевают в это время охватить быстрым взглядом. Все запомнить, учесть, принять к сведению. Она на самом деле человек со сломанным хребтом, прогнувшийся во лжи, лести. Домоправительница прекрасно понимает, что на самом деле происходит в доме, который может вот-вот рухнуть из-за отрешения хозяина от всего мирского, земного.