Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе - Наталия Варбанец

Понять пути, какими Гутенберг мог прийти к изобретению типографии, мешает желание его аристократизировать. Обозначение min juncher, в устах его слуги Бейльдека означающее «мой хозяин», трактуется как «юнкер». В поручительстве за Edelknecht видится стремление держаться «своего круга». И т. д. К этому примышливается феодальная спесь, денежная безответственность, светский образ жизни и пр., что в ту пору изобретение книгопечатания исключало. Если даже Гутенберг имел рыцарское звание, на страсбургском процессе нет тому признаков. Сугубо бюргерская среда самого среднего достатка. Два ростовщика. Несколько духовных лиц, отнюдь не высших — два приходских священника, некто Госсе Шторм из монастыря св. Арбогаста, остальные без указания принадлежности. Риффе — староста небольшого местечка. Йорг Дритцен — сборщик налогов. Единственное известное имя — мастер Хирц, один из строителей страсбургского собора. Все люди, деньгам счет знавшие. Даже Антоний Хейльман ссужал деньги Андреасу Дритцену лишь под заклад (правда, сумму для средств Андреаса немалую и на сторонние нужды). Сам Андреас при видимой преданности и делу и Гутенбергу, при всей вере, что затраты окупятся, с имуществом своим расставался сожалея (по словам Заспаха «жаловался», что «должен» — это слово встречается в таком контексте вторично и с деловой точки зрения непонятно, он волен был из сообщества выйти, — деньги свои отдавать). Менее всего эта среда была способна вкладывать свои не чересчур большие средства в бесплодные опыты, ей нужен был результат, рыночная продукция. Ни тени сомнения, что «искусство» Гутенберга таковую обеспечивает, в словах его компаньонов нет. По свидетельству Штокара, Андреас Дритцен уповал на распродажу какой-то продукции товарищества. Антоний с особым почтением говорит о Гутенберге (и, видимо, связан с ним более лично, чем другие). Риффе, роль которого в сообществе неясна (считается, что он участвовал в деле только деньгами), ознакомившись с условиями договора, безоговорочно их принял. Сторонние люди — братья Андреаса — домогались участвовать в неизвестном им деле. Судьи, разбиравшие эту весьма обыденную ремесленную тяжбу и вынесшие приговор против собственных граждан в пользу «подселенца» (hintersass) в их городе Гутенберга, дали ему самое благоприятное освещение. И в решении суда констатируется, что в свое время — видимо, до смерти Андреаса — Гутенберг и его товарищи «вместе делали и трудились и вместе имели свой хлеб от этого» (hetten gut zit ir gewesen mit einander gemäht und getriben, des sie auch einmychel teil zusammen broth hetten). Это само говорит о продуктивности их работы. Какой? В тяжбе 1446 г. между Клаусом и Йоргом Дритценами последний требовал себе оставшиеся после Андреаса «большие и малые книги». Правда, для шрифтов нужны были образцы, но вряд ли столь многие, чтобы о них судиться (достаточно было либо той книги, которую намечалось печатать, или книги прописей). Обозначение книг — по размеру — указывает на известную множественность; связь с прессом, инструментами и «другими вещами» — на то, что братья, наряду с прочим, делили доставшиеся им вопреки приговору суда орудия и результаты Гутенбергова «искусства» (коего реализовать явно не сумели). Поскольку речь шла бы о продукции до Рождества 1438 г., когда типографская техника только готовилась к производству, книги эти могли быть напечатаны лишь предтипографским способом, но объясняли бы уверенность товарищей Гутенберга в удаче его нового «предприятия с искусством». Конечно, не исключено, что Андреас просто собирал желательные ему для чтения книги: участие его в книжном деле на той стадии было бы объяснимей при каких-то книжных интересах. Независимо от того, были ли эти книги чтением Андреаса или утаенной его братьями после суда (может быть, Гутенбергом не востребованной) продукцией товарищества, сам этап изобретения, зафиксированный протоколами для конца 1438 г., не оставляет сомнения, что типографское печатание к этому времени в первичном своем виде было уже изобретено и близилось к практическому осуществлению. А среда и обстановка тяжбы 1439 г. не дает сомневаться, что в последующие около 4,5 лет страсбургского пребывания Гутенберга изобретение его не оставалось втуне, а реализовалось в печатных изданиях. Не как постоянно действующее производство, а от случая к случаю: на первых порах книгопечатания иначе быть не могло. В той среде, в какой изобретение произошло (среде отнюдь не книжной), привычно было приноравливать сколько-то множественную продукцию к моментам больших человеческих скоплений — престольным праздникам, ярмаркам или другим. И эта же среда являлась основным потребителем лубочной и прочей механической продукции, откуда и почти бесследное исчезновение изданий того периода, тиражи коих вряд ли достигали сотни экземпляров. Здесь книга читалась до полного износа, чтобы затем послужить для хозяйственных нужд (от оклейки сундука до растопки печей), в лучшем случае — пойти на макулатуру ближайшему переплетчику. И здесь наиболее ходкими — что было важно, ибо возмещало затраты товарищества, — были не столько книги, сколько тексты практического, но преходящего значения вроде донатов, календарных прогнозов и подобных, которые от всякого времени остаются в ничтожном проценте. Другое дело, эту ли задачу — зарабатывать за счет ходкой продукции — ставили изобретатель и страсбургское сообщество. Шрифты Гутенберга говорят о широкой (в том числе литургической) книжной задаче, достойное решение которой — а в этом, судя по шрифтам, Гутенберг мерил на высший образец — и нужное количество шрифта требовали непосильных для его страсбургского окружения средств. Нужды ученой книжности, заведомо обеспеченной сбытом и часто простой по оформлению, гутенберговскими шрифтами не предусматривались, что может означать как отсутствие кругозора (включая коммерческий), так и выбор направления деятельности. Бегством ли и от чего было его исчезновение из Страсбурга после марта 1444 г., где он был в течение следующих лет, продолжало ли сообщество эпизодически печатать после его отъезда или прекратило, в связи ли с тем, что типография в предместье Зеленой горы была, как и бумажная мельница Хейльманов, разрушена арманьяками осенью 1444 г., или по иным причинам, свидетельств нет.

Глава IV

Хельмаспергеровский нотариальный акт

Процесс Фуста против Гутенберга

Сцена присяги и персонажи (внизу слева и справа) судебной процедуры Jacobus de Theramo. Belial. Магдебург, 1492 г. Рукописный колофон П. Шеффера. 1449 г.

После четырех с половиной безвестных лет Гутенберг в Майнце: по акту от 17.X. 1448 г. в его присутствии дальний его родственник Арнольд Гельтхус берет для него в долг 150 гульденов под залог своих рент. Отсюда явствует, что сам он некредитоспособен, т. е. не обладает в Майнце ни недвижимостью, ни капиталом, обеспечивающими возмещение долга. Время его прибытия неизвестно. Разрешение на въезд в город изгнанным после очередной победы цехов патрициям было дано 26.11.1447 г., но смысл долгового обязательства Гельтхуса предполагает приезд скорее недавний, и, видимо, обзаведение каким-то делом. В 1453 г. Гутенберг упоминается среди свидетелей при договоре между майнцским монастырем св. Клары и одним из членов примонастырского братства. От 1453–55 гг. есть записи о выплате страсбургской ренты. И, наконец, от 6.XI.1455 г. — снова фрагмент судебного процесса, листок пергамена, обозначаемый как Хельмаспергеровский нотариальный акт — по имени составившего и заверившего этот документ клирика бамбергской епархии Ульриха Хельмаспергера, присяжного нотариуса епархии майнцской.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});