Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 5 - Тагиров Роман

И потекли в небольшой комнате глубокомысленные разговоры интеллигентных людей о жизни, службе и бабах. А прапорщик Кантемиров от невероятной тоски и огромного запаса загадочного ликёра банально забухал…

Молодой человек пил практически каждый день, похудел и почернел. Конечно, начальник стрельбища тащил службу, но как-то так, на автомате. Благо на полигоне дослуживали последние дни дембеля-осенники: старший оператор Виталий Басалаев, оператор первого направления Владимир Вовченко, оператор пятого направления Сергей Смолич, и повар Расим Алиев. Русский, украинец, белорус и азербайджанец…

Литовец Ромас Драугялис после памятных всем событий дослуживал в Союзе и, скорее всего, был уже дома и кушал мамины пирожки.

Дембеля собрались без своего прапорщика и, пригласив на экстренное совещание свежеиспеченных Дедов Советской Армии, приняли волевое решение — нести службу до последних дней в ГСВГ, даже не смотря на приказ Министра Обороны СССР товарища Язова. Это был зеркальный ответ за отношение начальника войскового стрельбища к своему личному составу.

За этот месяц полигон отработал как часы «Монтана, 7 мелодий» на руках у каждого дембеля. И на удивление командира полка не произошло ни одного сбоя стрельб по вине операторов полигонной команды. Жаль только, что Ромас отсутствовал на своей пилораме…

Октябрь подходил к концу, и в одно мерзопакостное саксонское утро, когда с утра зарядил мелкий дождь, болела голова, а во рту словно «кошки насрали», прапорщик Кантемиров, с трудом побрившись из-за тремора рук, решил с бодуна сходить в полк, тайком добрести до магазина и выпросить у знакомой продавщицы пару бутылок прохладного пива, которые тут же употребить на месте. А потом с захваченными с собой ещё несколько бутылок благородного напитка найти попутку и всё же добраться до места несения воинской службы. А там набрать аппетита на свежем воздухе, изволить откушать, затем здоровый послеобеденный сон и вечером всё по новой…

Прошедший вечер молодой человек помнил смутно. В памяти только осталась картинка художественного фильма «В зоне особого внимания». Этот фильм, наш ответ американцам на их «Рембо», телецентр гарнизона крутил постоянно, несколько раз в месяц. И как всегда, кто-то из армейских товарищей заходил, и кто-то выходил из комнаты. Финал вчерашнего вечера Тимур уже не помнил…

Советский военнослужащий с пульсирующей в голове болью медленно шёл в лёгкой дымке утреннего тумана мимо клуба и плаца в направлении магазина. На свежем воздухе голова немного проветрилась и начала соображать. Появились несколько умных мыслей: «Надо меньше пить…», и «На хрена я попёрся с утра в полк?».

Прапорщик так глубоко задумался над своим моральным и физическим падением, что не заметил и прошёл мимо командира полка подполковника Болдырева и начальника штаба полка майора Ремеза, полностью игнорируя своё командование.

За что и был остановлен хорошо поставленным командным голосом:

— Прапорщик Кантемиров, хенде хох!

Лексикон командира полка начал пополняться наречием места пребывания: «хальт, хенде хох и нихт шиссен…», — которые указывали на прекрасное расположение духа подполковника.

Начальник стрельбища круто развернулся, надвинул на неуставную причёску фуражку и строевым шагом по булыжной мостовой приблизился к командиру. Из-за алкогольной интоксикации каждый шаг эхом отдавался в его голове. Доложил о прибытии.

Подполковник ухмыльнулся и спокойно так говорит майору:

— Представляешь, приезжаю вчера ночью из Швепница (дивизионный полигон), прохожу мимо семейного общежития и слышу — поют. На первом этаже. И хорошо так поют. Душевно… Кантемиров, ты помнишь, что пел вчера вечером?

— Никак нет, товарищ подполковник! Я спал.

— Не звезди боевому командиру, прапорщик, — продолжает комполка. — Дай, думаю, проверю, что это за новый хор мальчиков у нас прорезался. Стучусь в дверь, а она открыта… Захожу и вижу — трио прапорщиков: Кантемиров, Клейнос и Россиев. Сидят, обнявшись на диване, смотрят без звука фильм про десантников и поют «Подмосковные вечера».

Начальник штаба начинает потихоньку ржать.

Командир полка продолжает с невозмутимым видом:

— Майор, ты дальше слушай. Один Кантемиров только оглянулся и рукой мне махнул. Заходи мол, не стесняйся… А я не стал им мешать. Крупных залётов нет ни у одного исполнителя. А перед ними столик, весь заставленный молочными бутылками и закуской. Но какой сивушный запах стоял в комнате! Что вы там пили, прапорщик?

Понятно, что Кантемиров попал конкретно. Майор был в полку человек новый, только из академии. С подполковником Тимур служил почти полгода. И начальник стрельбища пока ни разу не подвёл командира полка на различных проверках и итоговых стрельбах. И потом, опять же, жёны старших офицеров остались очень даже довольными результатом натурального обмена часов и матрёшек в Лейпциге.

Подчинённый поправил съехавшую набок фуражку, вздохнул и доложил честно:

— Пили ликёр из немецкого спирта.

— Вот про твои фокусы с немецким спиртом и молочными бутылками я уже наслышан. Прапорщик, ты хоть понимаешь, что подрываешь боеспособность части?

Терять уже нечего… Башка трещит…

Военнослужащий ответил с некоторой обидой:

— Товарищ подполковник, ещё год назад наш полк проводил стрельбы каждый день на стрельбище Помсен. Днём и ночью. Мы не успевали мишени колотить. А сейчас от силы два раза в неделю. Один раз — день, один раз — ночь. Это я о боеспособности полка говорю.

Командир гвардейской мотострелковой воинской части тяжело вздохнул в ответ, задумчиво посмотрел на своего начальника штаба и перевёл взгляд на начальника стрельбища.

— Хотя бы ты, прапорщик, не сыпал мне соль на рану. Закрывай свою лавочку. Это приказ!

— Есть закрыть лавочку.

И гвардии прапорщик Кантемиров выполнил этот приказ. Потому что уважал своего командира полка. Да и сам уже устал. Надоело! Это как у классика: «Бросил пить, потому что устал …»

Ни офицеры, ни рядом стоящий прапорщик, конечно же, не могли знать, что совсем скоро великая страна развалится, затем последует отмена монополии государства на торговлю спиртных напитков, и борьба с пьянством уйдёт в никуда вместе с первым и последним президентом СССР…

Прапорщик Кантемиров, комсомолец, спортсмен и, в общем-то, неплохой человек, решил взяться за ум. Даже вспомнил о спортзале, но, трезво оценив своё физическое состояние подорванное «молочным» ликёром, решил повременить и пока просто просвежиться и набраться сил на танцах в ГДО (гарнизонный дом офицеров).

В танцевальном зале к молодому человеку подбежали знакомые немочки и принялись с тайным желанием интересоваться, куда пропал симпатичный русский. Многие уже знали об окончательном разрыве молодого прапорщика с генеральской дочерью. Сам разболтал по пьяни…

Тут подошёл знакомый вольняга с кочегарки ГДО по имени Игорь, отозвал в сторону, немного пожурил за долгое отсутствие, сделал очередной заказ на джинсы и электронные часы, а затем с хитрой улыбкой вдруг объявил:

— Тимур, а с тебя стакан!

Только одно напоминание о водке тут же вызвало лёгкий приступ тошноты.

Кантемиров сглотнул слюну и сухо спросил:

— Игорёк, с какого хрена?

Вольняга взглянул на побледневшее лицо собеседника, всё понял и принялся объяснять:

— Ты же с Копейска?

— Ну.

— Мы тебе земляка нашли. Пойдём в буфет, там все наши за одним столом сидят…

Земляк с одного города — это святое. Тут и стакана не жалко…

Кочегар подвёл прапорщика к большой компании вольнонаёмных служащих с госпиталя, среди которых, в центре большого стола сидел высокий сухощавый немец, годивший всем в отцы, а то и в деды. Примерно лет под семьдесят, в тёмном пиджаке на серую рубашку.

Прапорщик сразу подумал, что старик будет из служивых и наверняка бывший военнопленный. Слишком уж прямо сидел, как будто жердь проглотил, и уверенно разливал «Столичную» по рюмкам собеседников.

Игорь улыбнулся немцу и сказал: