Школьная бойня - Николай Иванович Леонов

описывала его деяния с придыханием, ссылалась на отзывы множества свидетелей и тем самым как бы лишний раз доказывала свою непричастность к его смерти.

– За последний год все изменилось, – Тамара Георгиевна выпустила в потолок струйку дыма. – Трансформация, которая произошла с Олегом Алексеевичем, никого не оставила равнодушным. Не знаю, что вам о нем говорили и какими были мнения, за него многие переживали, но вида не показывали. Оля… Игоревна, царствие ей небесное, как-то раз, когда Шлицман отсутствовал в учительской, поделилась с нами новостью о том, что он, оказывается, потерял жену. А мы, к стыду своему, даже не знали, что она болела.

– Да, Ольга Игоревна успела мне об этом рассказать, – вспомнил Гуров. – Кажется, Шлицман очень обиделся на нее за это.

– Я его тогда поняла. И Ольгу Игоревну тоже. Она была сказочной девочкой. Тоже из тех, кто на моих глазах вставал на ноги. Но что-то, наверное, прошло мимо меня. Что‐то важное. Оля ушла из жизни вслед за Олегом – и это как некое знамение, понимаете?.. Они с ним были странной парой.

– Парой? – не понял Гуров. – Они встречались?

– Нет, ну что вы. Но были единомышленниками, как бы на одной волне. Правда, о них все равно сплетничали. Но вы же знаете, как это у нас бывает: люди считают, что дыма без огня не бывает. А я вам вот что скажу: еще как бывает! Оля и Олег были людьми одинокими, жили только школой, только для детей. Я так думаю: сошлись – и прекрасно. И не важно, как именно и что именно между ними произошло. Олег ведь после смерти жены совсем в себе замкнулся, не достучаться было. Оля ему, по сути, жизнь спасла. На выпускной вечер не хотел идти, она еле-еле уговорила его, а сделать это было наверняка очень сложно. Он был упрямым до ужаса, а уж когда выпьет, то вообще гаси свет – все сделает по-своему. Но пил-то он не потому, что каждый день считал за праздник. Он не мог иначе, как бы абсурдно это ни прозвучало. Ему жить было душно. Все через боль, все через… Да что я вам рассказываю?

Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

«Ну вот и добрались до граненого стакана, – подумал Гуров. – Что, интересно, она скажет насчет алкоголизма Шлицмана?»

– Но, Тамара Георгиевна, тут вырисовывается очень странная ситуация. За появление учителя в школе в нетрезвом виде обычно следует серьезное наказание вплоть до увольнения.

– Да, вы правы, – медленно кивнула заместитель директора. – Но оставался последний год в нашей школе. Директор дал ему шанс исправиться.

– Сколько ж этих шансов он ему дал?

– Много. Наш директор как бы принимал удар на себя. Если бы пришла жалоба, то наказали бы прежде всего именно Вячеслава Ивановича. Но никто не жаловался, представьте. Это как… на минном поле.

– А почему же он не уволил учителя истории? Неужели не нашел бы ему замену? И самому было бы спокойнее, и репутация школы не была бы под ударом.

– А что бы тогда стало с человеком? – с тихим придыханием спросила Тамара Георгиевна. – Вы об этом подумали? Вот так взять и выбросить его на улицу? Перечеркнуть все, что он сделал для ребятишек?

– И все равно то, что директор закрывал глаза на пьянство Шлицмана, выглядит очень странным, не находите?

– Не нахожу.

– Ну ладно. Человеколюбие, сочувствие и тому подобное, я понял, – сдался Гуров.

– Жаль, если для вас эти качества не имеют значения. Впрочем, оставаться понимающим при вашей работе довольно сложно. Окаменели вы, Лев Иванович. Покрылись слоем равнодушия.

– Вы ошибаетесь, – оборвал Гуров пожилую женщину.

– В таком случае прошу прощения.

Тамара Георгиевна аккуратно затушила сигарету в пепельнице и попросила стакан воды. Гуров немедленно исполнил ее просьбу. Но Тамара Георгиевна не стала пить. Обхватила стакан длинными сухими пальцами и отрешенно уставилась на воду.

– Продолжим? – как ни в чем не бывало спросил Лев Иванович.

– Почему бы и нет? – тут же подхватила Тамара Георгиевна. – Можно я кое-что скажу? Наверное, вы ищете связь между теми людьми, кого уже с нами нет? Так вот, Лев Иванович, я и сама задумалась об этом. Все мы работали в одной школе. И я даже не могу допустить мысль, что за моей спиной происходило что-то серьезное. Понимаете, я всегда была в курсе всех дел. Я гораздо старше Вячеслава Ивановича, он пришел в школу, о которой ничего не знал, и поэтому во многом полагался только на меня, а не на предыдущего директора, который после выхода на пенсию совсем о нас забыл. Если бы вы знали, сколько проблем мне приходилось решать ежедневно! И все из-за того, что бедный Вячеслав Иванович не знал, за что и как ему взяться. А я – знала. Всегда. Всегда собранна, всегда наготове, всегда рядом! – Тамара Георгиевна сделала резкое движение, проведя ладонями от плеч до коленей, как бы подчеркивая свою военную выправку. – Верите?!

– Более чем, – ответил Гуров. – А не вернуться ли нам к тем, кого, как вы выразились, с нами уже нет? Про Олега Алексеевича все более-менее понятно. А что с Ольгой Игоревной? Конфликты, враги?

Тамара Георгиевна моргнула и расслабленно откинулась на спинку стула.

– Прошу прощения, – сдавленно произнесла она. – Нервничаю. Сама себя не могу узнать. Про Ольгу скажу то же самое – я не знаю, кому она могла помешать. И Вячеслав Иванович. Между нашим уважаемым директором и учительницей ничего не могло быть, их ничто не связывало. Во всяком случае, мне так казалось. У меня на такие дела глаз наметан, уверяю вас. Потому ломаю голову и думаю, думаю, думаю…

Вернулся Стас. На минуту затормозив за спиной Тамары Георгиевны, демонстративно потянул носом воздух и многозначительно округлил глаза, намекая на то, что удивлен, узнав о вредной привычке дамы, сидящей с гордо поднятой головой. Гуров и сам поймал себя на мысли, что заместитель директора в ее-то возрасте должна больше интересоваться кефиром, нежели недешевыми и довольно крепкими сигаретами.

Гуров не считал тему алкоголя исчерпанной. Если Тамара Георгиевна утверждает, что знала в школе абсолютно всех и вся, то, может быть, сможет помочь.

– Нам удалось установить, что директор хотел устроить вечеринку. Исключительно для педагогов. Вы что-то об этом знаете, Тамара Георгиевна?

– Не совсем вечеринку. Но как это еще назвать? Отходная? Панихида по счастливому прошлому? А ведь у многих моих коллег годы работы в школе останутся в памяти далеко не на последнем месте. Радости от той вечеринки все равно было бы мало, а теперь и вовсе она не состоится. Но да, Вячеслав Иванович серьезно подходил к организационным вопросам. Поэтому и не пускал грузчиков в свой кабинет. Сказал, что будем отмечать там, где пока что ничего не тронули – и отдал им на растерзание учительскую. Хотел оставить свой кабинет в первозданном виде. Там для него все было символичным. И его письменный стол, и старые стулья с кривыми спинками, и древний глобус, в который кто-то вбил гвоздь. Нас все равно пришло бы не очень много. Половина педагогов уже в отпуске, их даже на выпускном вечере не было. Кто‐то уволился. А кого-то… кого-то уже нет в живых.

– Как и самого директора школы, – добавил Стас.

Тамара Георгиевна скосила глаза