Двуявь - Владимир Прягин

база, и жили там серьёзные (паче того – авторитетные) люди. Ссориться с ними никак не входило в ближайшие планы «Трейсера».

– Кузнецов сюда приезжал?

– Нет! Только дочка его однажды!

– Дочка?

– Я сам-то её не знаю – Ефимыч мне подсказал. Крутая тёлка, вся на понтах. На «Яве» рассекает, прикинь?

– На «Яве»? Не путаешь?

– Чё я – лох? А сама эта – в коже ходит, блондиночка…

– Так, помолчи пока.

Он попытался сопоставить новые факты. Значит, его заказчица Римма – дочь одного из хозяев города? Ладно, пусть. Не такая уж неожиданность, сразу ведь было ясно, что дамочка, мягко говоря, не из бедных. Проблема совсем в другом. Марк только что – вольно или невольно – вторгся на территорию её папы и первым делом прикончил сторожа.

Ох, ё…

Что ж теперь делать-то? Кузнецов за такое голову снимет, и это отнюдь не фигуральное выражение.

Сыщик с трудом подавил желание выскочить за ворота и рвануть через поле в сторону горизонта. Бегство тут не поможет, Ареал не такой большой – найдут, если постараются. А стараться они будут на славу…

Или ещё рано паниковать? Никто ведь пока не знает, что это именно «Трейсер» тут порезвился. Единственный свидетель – вот он, валяется на полу…

Белобрысый, похоже, догадался о его мыслях. Сказал с опаской:

– Ты это, земляк, того… Насчёт меня не парься. Я – никому ни звука вообще. Кто спросит, скажу – ничего не видел, не слышал…

– Прости, – сказал Марк с искренним сожалением, – не верится мне. Да и спрашивать будут так, что фиг отмолчишься.

– Клятву возьми! – заспешил лежащий. – Реальную, через «жало»! И уходи спокойно, а мы тут Ефимыча прикопаем – хрен кто найдёт! Да никто и искать не будет – кому он сдался? Серьёзно, мужик, давай!

– Где я «жало» достану?

– У деда есть, в будке! Он на этом помешанный, прям конкретно! «Змейку» ты ж видел? Вот! У него такой хрени – полная тумбочка!

– Гляну. Лежи пока.

Марк прошагал по коридору, вышел по двор, осмотрелся – поблизости ни души. Поднялся в будку и первым делом прикурил сигарету из пачки, брошенной на столе. Сунул в карман кастет, открыл тумбочку и вытащил жестяную красную банку с надписью «Рис». Вытряс содержимое на стол, рассмотрел. Да, Ефимыч и правда был повёрнутый на всю голову. В ассортименте – три «змейки», пара «трещоток» и полдюжины «жал» в придачу. Коллекционер, блин.

«Змеек» сыщик трогать не стал – они не будут ему служить из-за конфликта ядов. «Трещотки», судя по цвету, были давно просрочены. Поэтому взял только то, ради чего пришёл.

Вернувшись в блок, присел перед спортсменом на корточки и приставил «жало», похожее на тоненький гвоздик, к его запястью. Плавно вдавил по самую шляпку, после чего приказал:

– Давай.

– Обязуюсь. Никому не расскажу про тебя и даже не намекну. Если спросят, отвечу, что на участке сегодня не было посторонних. Обязательство вступает в силу с момента произнесения.

Последнюю фразу белобрысый отбарабанил уверенно – привык, очевидно, к подобным процедурам по службе. Капелька крови, выступив, скрыла шляпку «гвоздя». Марк кивнул:

– Хорошо. Последний вопрос. Зачем приезжала дочка хозяина? Что говорила?

– Мне – ничего. С Ефимычем перетёрла, побродила тут и свалила.

– Когда это было?

– На той неделе.

– Ладно, парень, живи. Минут через двадцать-тридцать сумеешь встать. Сразу зови «пустышек». Труп закопайте, приберитесь тут – сообразишь, короче, что делать. Это в твоих интересах тоже, сам понимаешь.

Он вышел из комнаты, опёрся рукой о стену и сделал несколько вдохов. В голове болталась единственная связная мысль – надо перенять опыт киношных коллег из-за океана и завести себе фляжку с виски, чтобы таскать её постоянно в кармане и прикладываться, если возникает потребность. Примерно вот как сейчас…

Когда в голове слегка прояснилось, он оглядел себя, кое-как отряхнул штаны и прошёлся по коридору, распахивая все двери подряд. Кое-где попадалась мебель – выпотрошенные шкафы с открытыми дверцами, опустевшие стеллажи. В других помещениях не было ничего, кроме пыли. Похоже, сторож не врал – секреты отсюда вывезли, если они, конечно, вообще имелись.

Вопрос – зачем приезжала мотоциклистка? Сейчас она занята поисками пропавшего амулета. Может, и сюда наведалась ради этого?

В этом случае картина несколько усложняется.

Вспомним ещё раз факты. Фамильная реликвия исчезает. Кузнецов-старший говорит домочадцам, что её украли из сейфа; расследует по своим каналам, но безуспешно. Римма тоже организует поиски, обращается в «Трейсер». Но перед этим зачем-то рыщет в заброшенных отцовских владениях.

Значит, что получается? Дочурка всё же подозревает, что папа амулет вообще не терял, а где-нибудь перепрятал? Да, она говорила, что «отец не стал бы ломать такую комедию», но сказать можно что угодно. Нельзя исключать, что дамочка пудрит Марку мозги.

А если продолжить логическую цепочку, получится совсем мрачно. Папаня Риммы усиленно прячет свою реликвию, а «Трейсер», наоборот, пытается её отыскать. Вряд ли Кузнецову это понравится. Напрашивается вывод, что он и подослал убийцу в кафе. Иными словами, сыщик уже имеет врага в верхах, независимо от того, хватятся ли беднягу Ефимыча или нет.

Доигрался.

Самое же паршивое в том, что Марк не сможет просто взять и похерить этот заказ. Раз уж вышел на верный след, свернуть теперь не удастся. Сила, к которой он обратился через подземный яд, будет снова и снова подбрасывать подсказки, тыкать в них носом, пока не выведет к амулету. И чем сильнее сыщик будет отбрыкиваться, тем болезненнее будет процесс. Что поделаешь – издержки профессии. Знал, как говорится, на что подписывался.

Остаётся, впрочем, робкая надежда на то, что подозрения насчёт Риммы не подтвердятся. Может, она приезжала сюда по совершенно другим делам, не связанным с пропавшей реликвией, и Кузнецов-старший понятия не имеет о «Трейсере». Было бы замечательно…

Как бы то ни было, единственный выход теперь – рыть дальше. И надеяться, что кривая как-нибудь вывезет.

Выйдя на воздух, он бросил взгляд на развалины в дальнем конце участка. «Пустышки» в синих спецовках всё так же таскали мусор. Хорошо хоть, от этих не надо таиться – не проболтаются. Стёртую личность не допросишь при всем желании. Идеальные подельники, да. Ещё б не воняли и не таращились пустыми глазёнками…

Вспомнив, как каторжане тащили его из будки, он брезгливо скривился.

А в следующую секунду его посетила странная мысль – то есть не мысль даже, а смутное, едва уловимое ощущение. Будто та сцена в будке происходила не в первый раз. Будто такое уже случалось – он сидит, обездвиженный, конечности налиты свинцом, а на пороге возникают безликие синие силуэты…