Бамбук в снегу (сборник) - Кира Буренина

– Слушай, я гляжу, у тебя украшение новое, золотое, да? – Маринкин глаз зорко подмечал любые изменения в моем гардеробе.

– Да, это с Крита. Фестский диск. Ему много-много лет, на Крите это реликвия, – промямлила я, теребя цепочку с диском.

– А что написано-то, да еще как-то витиевато, по кругу? – Подруга подошла ближе и подхватила пальцем диск. Почему-то это прикосновение мне было неприятно.

– Ты знаешь, говорят, до конца он не дешифрован. Это не греческий язык, а символы. Считается, что это послание уходящего племени, которое скорбит о том, что годы его сочтены, но надеется на продолжение жизни. Что-то вроде «Горести прошлые не сочтешь, однако горести нынешние еще горше».

Я отстранилась от Маринки и вручила ей пару свежих номеров журнала «Анна». Маринка лениво листала журналы, пока я доставала парадные бокалы для шампанского.

– О, Дарко Стрельцов, я его обожаю, он такой душка! – воскликнула она.

Я обернулась. На меня с разворота смотрел Дарко. Та самая фотосессия и то самое интервью…

– А ты видала его в сериале «Капитанский мостик»? – спросила Марина. – Он там такооой красавчик…

Тут она заметила перемены в моем лице и оживилась:

– Ну-ка, рассказывай.

И я рассказала. Не могла же я вечно хранить эту тайну. И кому, как не Маришке, можно спокойно поведать все, что переполняет сердце.

Она жадно слушала. Ее лицо раскраснелось.

– Ну почему тебе так везет? – с досадой протянула она.

– Везет?.. – в недоумении переспросила я. – Я тебе рассказываю, как только что потеряла настоящую любовь, и, кажется, безвозвратно… А ты мне завидуешь?

– Завидую, – выпалила она и с пристуком поставила фужер на стол. – Пока я бегаю по маршруту «дом-работа» и обслуживаю Витьку с детьми, ты ходишь по вечеринкам. Я всю жизнь прожила с одним мужиком и чувствую себя уже никому не нужной старухой. А ты в свои тридцать шесть порхаешь по свиданиям. С кинозвездами. И всегда так было. Я зубрила математику, а ты на конкурсы ездила. Я сохла по мальчишкам, которые бегали за тобой. А на меня польстился только этот недотепа Витька…

Поток мутных слов обрушился на меня, я видела перед собой раздраженную, несчастливую и недобрую женщину. Перед моим внутренним взором пронеслись моменты, которые в свое время я не хотела замечать. Как побледнела Марина, когда я прибежала к ней с известием, что меня назначили главным редактором в лучший женский еженедельник. Как натянуто она улыбалась, когда я явилась к ней в гости с красавцем Евгением…

– Уж извини, я тебе там несколько раз письма писала. От поклонника, – продолжала Марина свой монолог. – Витьке пробник в магазине подарили, я их одеколончиком поливала… Так что не надейся, что у тебя в запасе есть воздыхатель. – Она хрипло рассмеялась. – Я же знаю, что ты как кошка всегда на четыре лапы приземляешься. Я знала, знала, что не пройдет и недели, как у тебя заведется новый поклонник. И оказалась права!

Ее лицо пошло пунцовыми пятнами, что свидетельствовало о крайне нервном состоянии. Маринка отхлебнула шампанское из фужера, как-то непривычно, по-бабьи, утерла губы тыльной стороной ладони и продолжила:

– Однако тебе, гордячке, тоже отставку дали. А ты задумала, что со звездой у тебя роман будет. Еще чего! Получила, наконец, по носу. И я этому рада! Слышишь, рада! Выскочки всегда оказываются у разбитого корыта. И выходит, что синица в руках все-таки лучше. Я замужем, у меня все благополучно в семье. У меня дети, Ира. А у тебя – только глянцевые странички. Так-то!

Я зачарованно, едва дыша, слушала этот монолог. И это та самая Маринка Дроздова, с которой мы сидели за одной партой, отдыхали в одном пионерском лагере, писали друг другу письма в стихах? Та самая Маринка, которая ни за что не хотела справлять свадьбу, пока я не вылечусь от поздней ветрянки? Маринка, чьи дети были моими крестниками. Маринка, подруга, которая утешала меня и которую утешала я, когда в ее семейной жизни случались печальные эпизоды. Маринка, которая постоянно одалживала мои сумки и платки, мои серьги и духи, просто потому, что они ей нравились. А я отдавала все с открытой душой и слепыми глазами.

За Мариной давно закрылась дверь, а я все сидела с бокалом в руках и задумчиво пощипывала черешню с блюда, пытаясь справиться со свалившимся на меня несчастьем. Я хотела встать, но боялась упасть. Все-таки я смогла добраться до окна. В темноте сияли огни города. И дрожали, и дробились в моих слезах на мелкие осколки.

Как обычно, все не такое, каким кажется. Мимо меня прошла настоящая, единственная любовь. Моя самая близкая подруга оказалась завистливой дурой со скверным чувством юмора. Как пророчески прозвучали слова с фестского диска: «Горести прошлые не сочтешь, однако горести нынешние еще горше».

Я смотрела на яркие фонари и думала о том, что, невзирая на кучу рухнувших иллюзий, у меня осталась я сама. И если оглянуться назад, моя жизнь сложилась неплохо. В ней было столько ярких встреч и столько счастья… У меня есть я, моя любимая работа, мой компьютер, полный текстов, и редакция, в которой всегда найдется чем заняться. Я здорова. И даже стала чуточку умнее, как всегда, поучившись на собственных ошибках. Что же, разыграем партию заново. Жизнь продолжается…

Как ни странно, единственным моим собеседником, который не раздражал, не поучал, не надоедал, оказался Данила. Он просто был рядом, как и обещал когда-то. Бережно, словно тяжелобольную, он вывозил меня на дачу к своей тетушке весьма преклонного возраста, поскольку с недавнего времени я почти что возненавидела и театры, и кафе.

Там, в саду, под кронами старых узловатых яблонь, Данила читал вслух стихи Есенина, Пастернака, Блока, Цветаевой. Часто наизусть. А иногда мы сидели, пили чай с джемом из яблок, приготовленным тетей Данилы, и слушали ее неторопливую старушечью воркотню. Мне казалось, что сама природа, равно как и строчки любимых поэтов, исцеляет мои раны.

Прошло лето. Начался новый театральный сезон. Дарко вернулся из своей поездки и прислал мне пару приглашений на спектакли. Впрочем, это ни о чем не говорит: мы больше не встречаемся после представлений и не целуемся под дождем. Наше общение ограничилось sms-ками. «Браво», – пишу я ему после спектакля. «Спасибо», – отвечает он. И только.

Кажется, что колеса наших судеб провернулись, и с каждым днем мы все дальше друг от друга. И от этого мне так больно.

С Маринкой мы пару раз столкнулись на остановке утром – все же живем в соседних домах. Я не считаю нужным с ней здороваться. Она тоже.

Я по-прежнему много работаю. Недавно я наткнулась на телефон Дарьялы. И… позвонила. – А, Ирина, привет, – сказала гадалка, будто мы беседовали только вчера. – Ну что, ты уже смеешься над тем, о чем плакала? Ты узнала его имя? – Дарко? – вздохнула я. – Судьба явно ошиблась. И я пока больше плачу, чем смеюсь… – Но мой маятник никогда не ошибается, – звонко рассмеялась ясновидящая, – и запомни, дорогая, каждый день мы творим свою судьбу сами. Следуй своему сердцу. Не закрывай его. Ты познала горечь, но самое главное у тебя осталось. Ты знаешь имя человека, который будет рядом всю твою жизнь. Иди вперед без сомнений и получишь то, о чем мечтала. Я отключилась, а потом, словно в трансе, стала набирать первое в моей жизни sms-послание в стихах, невольно подражая своей любимой Цветаевой:

Имя твое – надежный маяк,Имя твое – ветер в полях,Листва шелестит, и в шепоте листьевИмя твое можно услышать.Имя твое – звонкая трель —Словно нежданный звонок в дверь,Словно взятый мощно аккорд,Разом в соборе грянувший хор.Тайна имениБудто забытая линия нотИли команда в атаку: «Вперед!»Произнести его – словно открытьТайну из тайн, что дает право жить.

P.S. Я все еще люблю тебя.

Моя sms-ка ушла в три приема к Дарко. И только несколько секунд спустя я осознала, ЧТО сделала. Но было поздно. Глазам стало горячо, сердце забилось неровно, словно растерялось так же, как и я. Минуты шли, нет, они тянулись, будто длинные караваны в бескрайней пустыне. И вот я услышала знакомый рингтон. Пришла sms-ка. Отправитель: Дарко. Я зажмурилась, а потом прочитала: «Любимая, встречаемся через десять минут в нашей чайной. Буду в образе счастливого Ромео».