Боксер 2: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Тренер, да я же готов! Это солнце голову припекло! — попытался спорить динамовец, но Нариманидзе был категоричен и покачал головой.

— Достаточно.

Выходило, что план просто идти на меня, не опасаясь пропустить, и отгружать в ответ один за одним удары с ближней дистанции провалился ко всем чертям. Я посмотрел на мужчин, оценивая их настрой. Оба тренера были ошарашены тем, что произошло. И, похоже, не могли для себя объяснить, как это легковес без боксерского разряда, к тому же только познакомившийся с боксом, оставил в дураках полутяжа, занимавшегося десять лет… Наш тренер украдкой поглядывал на меня, а Нариманидзе, успокоив воспитанника, озадаченно скреб макушку. Ну не мог он себе объяснить, как так произошло. А кто бы смог? Я бы, наверное, тоже не смог, если уж говорить начистоту.

— Ты как, блин, все это творишь? — раздельно произнося слова, передо мной вырос Лева.

— Тебя как будто Али укусил, — с каким-то недоверием и одновременно ревностью спросил Колян.

— Порхаю как бабочка и жалю как пчела, — я не стал вдаваться в философию. — Вспомнил одну шахматную комбинацию просто. В бою, видно, она тоже сработала.

— Может, и мне в шахматы начать играть, — Лев задумался, взявшись двумя пальцами за подбородок.

— Тебе точно не помешает, — буркнул Колян.

Мне вспоминались слова Кости Цзю, мол, бокс — это не шахматы, тут думать быстро надо. Эх, знали бы пацаны, что я в эти шахматы даже не умею играть.

Для того, чтобы продолжать спарринги, «ринг» следовало собрать заново. Этим и занялись ребята-динамовцы.

— Так, молодежь, два остальных спарринга проведем чуточку позже, примерно через час, — наконец, взяв себя в руки, заявил Гиви.

Наш тренер кивнул, соглашаясь. Нариманидзе подошел к нему, что-то зашептал на ухо, и тренер кивнул во второй раз. Лицо его, как показалось, сразу посмурнело.

— Михаил, пойдем-ка поговорим, пока ребята управляются с нашим рингом, — грузин повернулся ко мне, поманив рукой.

Я поймал на себе завистливый взгляд соперника, который только сейчас пришел в себя из состояния грогги. Он покраснел, став цвета вареного рака, и смотрел пристыженно. Другие пацаны-динамовцы уже вовсю отвешивали в его сторону плоские шуточки и заверяли, что «вот бы я…». А там уж кто во что горазд — один грозился нокаутировать меня за десять секунд, другой с одного удара, а крепкий паренек с пухлыми губами вовсе выдал:

— Я бы бзданул разок, и его уже бы по канвасу размазало. Отвечаю!

Все заржали, как кони, а я снял перчатки, выплюнул капу и пошел к Нариманидзе, у старого грузина аж глаза блестели после показанного мной в бою.

— Прогуляемся? — предложил он, показывая на узкую дорожку, протоптанную между деревьями.

Мы пошли не спеша, Гиви нашел какую-то высохшую шишку, начал ее пинать носком и украдкой на меня поглядывать. Я ждал, когда начнется сам разговор, к бабке-гадалке ходить не надо, у тренера «Динамо» появился ко мне шкурный интерес. И на прогулке он, естественно, хотел этот шкурный интерес проявить. Ну и мою реакцию посмотреть.

— Ну, расскажи о себе? — наконец, последовал вопрос.

Я рассказал, как смог, признаться, знаний о себе нынешнем у меня было не так чтобы много. Поэтому последовал стандартный набор слов из биографии любого советского мальчишки. Родился, в сад ходил, октябренком бегал и теперь вот — в пионерах по лагерям езжу. Ну, школа еще средняя, правда, номер вылетел из головы.

Конечно, тренер ожидал услышать другое.

— С Ростова говоришь… — задумчиво протянул Нариманидзе. — Занимался раньше у кого?

— В шахматном кружке занимался, — ответил я.

Формально мой ответ был максимально честным.

— А другой спорт какой был? — все же попытался выпытать грузин.

— Ну… папа закаляться еще учил, — я пожал плечами. — В городки играл. Ну и на физкультуру хожу в школе.

— Хм, — Нарманидзе сильнее пнул шишку, и та слетела за обочину тропинки.

Метров сто мы шли в полной тишине, тренер переваривал услышанное про шахматный клуб и домашнее моржевание на пару с отцом. С его точки зрения, и врать мне было незачем, и говорил я что-то невразумительное. А с моей — сказать мне было больше нечего. Дяденька, вы не смотрите, что я школьник, на самом деле мне шесть десятков лет, так, что ли? Нет, не дождётесь.

Видимо, решив, что вот такой я самородок, так ещё и малахольный, Гиви со странной улыбкой задал новый вопрос.

— А на бокс у тебя какие планы? — мягко произнёс он. — Твой тренер, например, говорит, что ты поедешь на шахматный турнир сразу после вашего лагеря. Шахматы, конечно…. Ну а… Есть мысли в боксе продолжать?

— Ну, с шахматами я точно завязал, Гиви Амиранович, как отшептало. Они мне поперек горла, — честно ответил я. — Бокс, на мой взгляд, куда интереснее. Ну, то есть, так оказалось.

Гиви внимательно слушал.

— Хотелось бы и дальше себя в этом спорте пробовать. Если по возрасту прохожу или там, может, еще по каким критериям.

Замечание про возраст я вставил не зря. Ну нельзя было вот так взять и заняться боксом в моем нынешнем возрасте. Если хочешь добиться чего-то в этом спорте, то начинать надо лет с семи. Тот же Лева и прочие пацаны отдали этому спорту как минимум половину жизни. А четырнадцатилетних охламонов, как я, никто в секции уже не брал. Поздно.

Просто-напросто упущено время, когда тебя учат правильно бить и передвигаться. Тут можно было бы долго спорить, но вот один пример — бой Мейвезера и Макгрегора. Стоит только вспомнить, как Конор, отличный ударник в своей дисциплине, ничего не смог противопоставить Флойду, даже пройдя долгий лагерь. А Франсис Нганну — как Энтони Джошуа заставил его почувствовать себя школьником!

— Проходишь-то ты проходишь и под критерии попадаешь… — задумчиво протянул Нариманидзе. — А отец не будет против, что ты шахматы так резко бросил? Он же у тебя шахматист из известной династии.

Я и бровью не повёл, а сам подумал — так вот чего он так распалялся, когда услышал про бокс.

— Гиви Амиранович, — я делано вздохнул. — Папа уже в курсе моего выбора. И, как любой любящий родитель, примет выбор своего сына. И поощрит счастье своего отпрыска.

Наверняка я этого еще не знал, но отцу все равно будет некуда деваться. Не станут же меня на цепь сажать возле шахматной доски и насильно заставлять шахматами заниматься? Да и я не позволю.

— Ладно, — согласился Гиви. — Выходит, сразу после лагеря продолжишь заниматься боксом?

Он заглянул мне в глаза, как будто уговаривать собрался.

— Почему бы и нет, у меня, вроде, неплохо получается, — охотно подтвердил я. — Как вы сами считаете?

Но Гиви прямо отвечать не стал. Он задумался, остановился и показал, что нам пора возвращаться с прогулки. Я возражать не стал, гуляли мы уже минут двадцать. И пока вернемся обратно, пацаны успеют заново построить наше подобие ринга.

— В общем, предложение у меня к тебе, Михаил, скажем так, от лица спортивного общества «Динамо», — Гиви перешел к делу. — Готов послушать?

— Почту за честь, Гиви Амиранович.

— Так вот, Михаил, как ты смотришь на то, чтобы к первому сентября приехать в Москву и там показать себя во всей красе? Все расходы спортивное общество возьмет на себя.

— Показать — перед кем?

— Перед тренерами по боксу, глядишь, там и останешься, идет? — улыбнулся Нариманидзе.

Это был, конечно, момент не рядовой, и предложение из тех, какое делают немногим. Я сдержанно улыбнулся и проговорил аккуратно:

— Спасибо за такое предложение, я подумаю, с тренером своим поговорю и дам вам ответ.

Оставшуюся часть обратной дороги Гиви рассказывал мне, что «Динамо» — одна из лучших школ советского бокса. И, в принципе, эту школу основали динамовцы, в частности, Харлампиев, который добился снятия запрета с этого вида спорта в 20-е годы… я, естественно, все это знал без рассказов, но делал вид, что мне безумно интересно и для меня бокс — это океан неизведанных возможностей. Но держал себя спокойно.