Великий Краббен (сборник) - Геннадий Прашкевич

Но Дима ни разу не сорвался.

То, что он все-таки избил командира, списали на растрепанные нервы.

Диму все же (на всякий случай) подвесили за ногу на резиновом тросе над рекой на тридцатиметровой высоте, а потом кололи в вены всякую дрянь, от которой он сходил с ума. Ему чудились голые женщины. До невозможности голые. Армейская разведка (ученые) обещала Диме неплохие деньги за дальнейшее сотрудничество, но Дима отказался.

В город следователь Повитухин возвращался в электричке.

С ним увязался скотник Данилов. Насильников временно распустили по домам, скотник уже поддал, от него разило. «Я к теще, – сказал он. – Домой жена все равно не пустит, а теща у меня золото». Трое подозрительных типов играли в картишки. У выхода в тамбур бомжиха втихаря покуривала. Она первая завозилась, когда Повитухин открыл пустой флакончик, оставленный потерпевшей на столе в кабинете директора Дома культуры.

Действительно пустой.

Ничего во флакончике не было.

Ну, может, капелька. Но запах неагрессивный.

И все-таки третий раз за день Повитухин почему-то вспомнил, как бежал с будущей женой на четвертый этаж. А скотник Данилов как-то особенно толкался локтем, приглашал: «Давай, следак, со мной к теще. Она в прошлом судимая. Тебе интересно будет». В конце концов Повитухин вышел в тамбур, закурил, пустой флакончик бросил в мусорный ящик. Бомжиха сразу невнятно забормотала. «Ты если что, – невнятно бормотала она, – на вокзале спроси Нинку. Тебе укажут». Бормоча, Нинка пыталась коснуться следователя, вся как-то странно разбухла, как грозовая туча. И подозрительные типы бросили игру. «Покажешь нам город?» – подмигнул один. – «Если вы педики, – Повитухин вытащил удостоверение, – я вас замету прямо сейчас». – «Да теперь даже статьи такой нет, гражданин начальник!»

Потом на улице догнала следователя какая-то суетливая девица.

Она жадно тянула носом и дрожала. «Я теперь с тобой хоть куда пойду».

«Куда это?» – растерялся Повитухин.

«Да хоть на край света».

«У меня и квартиры нет, комнату снимаю», растерялся он и, увидев, как сладко закатывает девица глаза, бросился бежать. Фанатизма в любви Повитухин не выносил. Убегал через общественный туалет. Человек в длинном плаще, наглухо застегнутом на все пуговицы, подмигнул из угла: «Шалишь?» Вид у него был специфический и Повитухин бежал в кофейню.

Отравился я, что ли?

Барменша тоже смотрела на Повитухина странно.

Налив кофе, медленно отсчитала сдачу. «Я женщина серьезная», – шепнула.

И смотрела долго, чувственно, как бы молила взглядом. Повитухин даже кофе не допил, но и это не всё. Дома хозяйка квартиры вдруг без стука вошла к нему в комнату, когда он переодевался. «Вы что? Опомнитесь, Ирина Николаевна!» – Но хозяйка игриво погрозила пальчиком: «Да ладно тебе!» Он выгнал хозяйку, но уже в окно кто-то ломился. Первый этаж не спасает от случайных гостей. Он кинулся к окну, оказалось, это из Убино приехала потерпевшая. Сладкий запах окутывал ее.

«Зачем вы здесь? Вам нельзя. Я еще дело не закрыл».

«Забрала я свое заявление, – печально сообщила Макарова. – Мне недавно Дима звонил. Вы сейчас один?»

«Идите в подъезд, я открою дверь».

«Нет, лучше окно откройте», – прошептала потерпевшая и прямо с подоконника вцепилась жадно, взасос, кусая губы Повитухину, будто всю жизнь ждала, дала волю долгому стону. «Я теперь всех прощаю, – жадно шептала она, сдирая со следователя рубашку. – Даже скотников».

«Вы что, в сговоре?» – Повитухин с ума сходил от запаха гостьи.

«Нет, нет, нет…» – стонала потерпевшая и липла к нему как магнит.

Повитухин как мог отталкивал потерпевшую и чувствовал себя скотником.

«Нет, нет… – потерпевшая не сдавалась. В отличие от Ивана Лихих она уже в восьмом классе забыла о девственности. – Нет, нет, – стонала она. – Лучше вот так! Нам теперь нельзя появляться на улицах, ни тебе, ни мне. Видишь? – показала она груди со следами укусов. – Так теперь всегда будет».

«Они что-то такое открыли, да? – потрясенно спрашивал Повитухин, пуговичка за пуговичкой уступая потерпевшей. – Это все военная лаборатория? Это Энгельс, да?»

«И Дима тоже…»

«Испытали новое вещество на тебе?»

«Молчи, молчи. Наверное, и на тебе тоже».

«Но я не давал согласия…»

«Я всех простила…» – стонала потерпевшая.

«Новое вещество находилось в том флакончике?»

«Да… да…» Впрочем, потерпевшая не знала, кто именно создал новое вещество и для чего; наверное, все же химик. Но флакончик ей подарил Дима. «И когда собралась в Дом культуры и уже нашла Шпенглера, то чуть-чуть пальчиком за ушами, и на шею, и вот сюда, – указала она на впадинку между ключицами. – Сперва ничего, а потом у Дома культуры сперва дед, а за ним мальчишка. И скотники как взбесились. Совсем новая кофточка… а лифчики я не ношу… Мне теперь так страшно, – прижалась она к Повитухину. – Все бросаются на меня как на корову…»

«Что же нам делать?»

«Идти к Диме».

«Зачем?»

«Он этого хотел».

«А если мы не пойдем?»

«Ко мне все равно теперь все будут приставать, – заплакала потерпевшая. – И пенсионеры, и мойщики машин, и скотники, и офицеры, и старенькие преподаватели философии…»

Да уж, вспомнил Повитухин слова Димы. Электромагнитное излучение пахучей молекулы по нитевидным диэлектрическим волноводам поступает в обонятельный пузырек. Электрическая составляющая начинает воздействовать на подвижные протоны в клеточной мембране. Типа раздражать их. Ток частично деполяризирует клеточную мембрану и вызывает тот самый спайк-потенциал, которым сопровождается любое физиологическое возбуждение на клеточном уровне.

О, Господи!

PS

Открытый «Кадиллак» остановился в глухом дворике.

Дима Бортников вышел и торопливо распахнул блестящие дверцы.

Он молчал, только нос его непрерывно и жадно вздрагивал. Дима боялся заходить в собственный магазин. Сквозь стекло супермаркета была видна огромная живая очередь за итальянскими унитазами. Впереди, как всегда, стоял скотник Данилов, но Дорощенко и Ивана Лихих в магазине пока не было. И не было пока родного брата механизатора Медведева. Не было пока и председателя товарищества «Обелиск», лечащегося в Швейцарии на деньги своих молчаливых клиентов. Зато появился интеллигент Савченко, наверное, его выгнали из школы, и тут же стоял знакомый Повитухину фоторепортер с камерой, и пожилая учительница, хотя про нее говорили, что она ушла в монастырь. Удержалась все-таки. Даже больная совесть химика Энгельса уже притащилась. И еще много-много незнакомых людей стояли в очереди.

С некоторых пор Дима Бортников торговал всем, что только мог завезти.

Ни качество, ни ассортимент товаров не имели значения, если за стеклянной пуленепробиваемой стеной в мелких круглых дырочках для принудительной вентиляции появлялись неулыбчивые Оля Макарова и бывший следователь Повитухин. Покупатели брали всё. Из уст в уста передавались невероятные слухи. Репортеры, проникавшие в супермаркет, без тени сочувствия кричали Оле и Повитухину: «Вы попали в эмоциональное рабство? К вам применено насилие? Вас накачивают наркотическими средствами?» А покупатели энергично пробивались к кассам, жадно дышали сквозь вентиляционные отверстия, пытаясь уловить сладкие запахи. Многие приходили сюда не в первый раз. Даже не в десятый. Копили деньги и вновь приходили. Конечно, из супермаркета можно было уйти и без всяких покупок, просто подышав запахами Ольги Макаровой и бывшего следователя, но таких клиентов охрана заносила в особую книгу, а Дима Бортников применял особый прием. Например, заявлял, что Ольга Макарова, бросившая институт, и следователь Повитухин, уволившийся из органов, могут на следующий день в знак протеста против нерадивых покупателей не появиться в супермаркете.

А вечерами в коттедж, в котором живут теперь Повитухин и Ольга, звонит химик Энгельс. Услышав звонок, Ольга привычно устраивается в кресле и приказывает Повитухину: «Скажи Ивану Ивановичу, чтобы он читал интересный текст».

И Энгельс читает.

«Раб, будь готов к моим услугам…» – послушно читает он. – «Да, господин». – «Женщину я хочу любить». – «Люби же, господин, люби! Человек, который любит женщину, забывает горе и скорбь». – «О, раб, женщину не хочу любить!» – «Не люби, владыка мой! Не люби. Женщина это ловушка охотника, глубокая яма и ров. Женщина это острый железный кинжал, который перерезает горло человека…»

Как химика ни заманивают, он, хитрый, не приходит в супермаркет.

Он знает больше, чем об этом думают Ольга и Повитухин. Он единственный, кто догадывается, что происходит на самом деле. Он единственный, кто понимает, что собственно происходит в роскошном, наглухо закрытом от посетителей доме богатого владельца супермаркета «САНТЕХНИКА – АРОМАТЫ». Он один крепко уверен в том, что будущее теперь в наших руках. Любовь побеждает. Вот завоюем региональный рынок. Вот поедем в Москву. С Димой Бортниковым я договорюсь, думает химик, вместе поедем. Я, Оля и этот бывший следователь. Нас везде примут. Нас в Кремле примут. А потом в Париже, в Лондоне. Мы до Вашингтона доберемся, от любви не уйдешь.