Опасные видения (сборник) - Лестер Дель Рей

Тем, которые меня устраивают, я говорю: «Лады. Теперь мы отправимся в мой тренировочный зал, и посмотрим, как мы сработаемся»

Мы поднимается наверх и летим туда на коптере — но только в мое убежище. Иногда они начинают нервничать, но я их успокаиваю. Если не получается, я приземляюсь на ближайшей площадке и просто говорю: «Все вон, братишка, сестричка, смотря кто там в этот раз. Я не могу работать с тем, кто не испытывает ко мне доверия».

Дважды ко мне в офис приходили легавые по жалобе какого-то дурачка, но я все утряс. Я бы и думать о танцах не стал, если бы у меня не было соответствующих документов. Вы могли знать меня когда-то — я сам был профессионалом двадцать лет.

Те, кто исчезает, никогда никого не волнуют. Как правило, они никому не говорят, куда идут. А если сказали, то когда меня спрашивают, я просто говорю, что они не явились, и никто не может доказать обратного.

И вот Номер 78. Женского пола, девятнадцать лет, славная и пухленькая, но не успевшая еще нарастить избыточную мускулатуру.

После того, как оказываемся дома, дальше все просто.

— Надевая свою пачку, сестрица, и пойдем в тренировочный зал. Раздевалка вон там.

Раздевалка заполняется газом, стоит мне нажать кнопку. Все занимает около шести минут. Затем на мою особым образом оборудованную кухню. Одежду — в мусоросжигательную печь. Дробилка и растворитель для металла и стекла. Контактные линзы, драгоценности, деньги — все туда: я же не вор. И в печку, хорошенько промасленная и приправленная.

Примерно полчаса, так мне нравится. После обеда, во время уборки, дробилка позаботится также о зубах и костях (а однажды и о желчных камнях позаботилась, хотите верьте, хотите нет). Я выпиваю пару стаканчиков для обострения аппетита, и достаю свою вилку с ножом — натуральный антиквариат, дорого мне обошлись, из тех времен, когда люди ели настоящее мясо.

Жирное и дымящееся, поджаристое снаружи, истекающее соком. Мой желудок урчит в предвкушении удовольствия. Я делаю первый восхитительный укус.

А-а! Что, во имя всех… Что было с ней не так? Она, должно быть, состояла в одной из этих противоестественных молодежных банд любителей отравы! Жуткая боль пронзила меня изнутри. Я весь скорчился. Не помню, чтоб я кричал, но потом мне сказали, что меня было слышно аж на автостраде, и кто-то в конце-концов вломился и нашел меня.

Меня отвезли в больницу, где мне пришлось пересадить половину желудка.

И, конечно, ее они тоже нашли.

— Необычайно интересно, — сказал гость — криминалист из Африканского Союза. Они со смотрителем тюрьмы, сидя в кабинете смотрителя, смотрели на большом экране, как техники извлекают мозговые электроды и уводят, под защитой робоохраны, четверых мужчин и одну женщину — или в том последнем случае тоже была женщина? сложно сказать — оглушенных и едва переставляющих ноги, в кабинки для отдыха. — Вы хотите сказать, это делают ежедневно?

— Каждый божий день в течение их срока. Большинство из них здесь пожизненно.

— И это применяется ко всем заключенным? Или только к опасным уголовникам?

Смотритель рассмеялся.

— Даже к уголовниками — не ко всем, — ответил он. — Только к тем, которых мы называем Категория 1: человекоубийство, изнасилование, нанесение тяжких увечий. Вряд ли было бы целесообразно позволять профессиональному взломщику каждый день проживать его последнюю кражу — он просто отметил бы свои промахи и в следующий раз после освобождения сделал бы все лучше!

— Получается, это такое средство устрашения?

— Именно так, иначе мы бы этого не делали. У нас тут, в Меж-Американском Союзе, имеется норма, запрещающая «жестокие и нестандартные наказания». Данное больше не является нестандартным, и наш Верховный Суд, а также Апелляционный Суд Земных Регионов оба решили, что это не жестокость. Это терапия.

— Я имел в виду — средство устрашения для потенциальных преступников на свободе.

— Все, что я могу сказать — это то, что в учебной программе всех средних школ Союза имеется курс введения в пенологию, куда входит дюжина сеансов подобных демонстраций данной процедуры. У нас все очень открыто. У меня не раз брали интервью. К тому же, из двух тысяч заключенных в нашем учреждении, которое, кстати, среднего размера, эти пятеро — единственные в настоящее время, к кому эта процедура применяется. Уровень убийств у нас в Союзе снизился с самого высокого на Земле до самого низкого за те десять лет, что мы ее практикуем.

— Ах, да, конечно же мне это известно. Именно поэтому меня и направили разузнать побольше. Чтобы посмотреть, не будет ли это желательно и для нас тоже. Я так понимаю, что я всего лишь последний из ряда подобных посетителей.

— Это так. Восточно-Азиатский Союз рассматривает в данный момент такую возможность, да и некоторые другие Союзы надеются включить это вопрос в повестку дня.

— Но если говорить о средстве устрашения в другом смысле — как это влияет на самих людей? Что из этого получается? Конечно, я понимаю, что они не могут продолжать свои уголовные карьеры в настоящем, но как это влияет на их психику здесь и сейчас?

— Принцип, — сказал смотритель, — был описан Лахимом Мэлли, нашим выдающимся пенологом…

— Да-да, разумеется, одним из величайших.

— Мы так считаем, да. Изначальная идея возникла у него из довольно-таки мелкой и банальной частицы народной истории. В старые времена, когда еще существовали частные магазины, и людям платили зарплату за то, чтобы они там работали, в тех из них, которые торговали выпечкой и кондитерскими изделиями, и прочими подобными лакомствами, которые молодежь очень сильно жаждет, — а также, как мне кажется, в пивоварнях и винодельнях — существовал обычай позволять новым работникам есть и пить сколько влезет. Было установлено, что довольно быстро они пресыщались, а потом и вовсе вырабатывали отвращение к тому, чего еще недавно так сильно желали — что, конечно, сберегало немало денег в долгосрочной перспективе.

— Мэлли пришло на ум, что если жестокий преступник будет обязан постоянно переживать заново эпизод, приведший к его заключению — если, так сказать, фаршировать его им ежедневно — беспрестанные повторения будут иметь аналогичный эффект. С тех пор, как мы научились безболезненно активировать произвольную часть мозга с помощью подсоединения к определенным местам измерительных электродов, эксперимент стал вполне реален. Мы, здесь, в этой тюрьме, стали первыми, кто применил этот метод на практике.

— И он действительно действует на них подобным образом?

— Поначалу некоторые из наиболее порочных — этот серийный каннибал, которого вы видели, или совратитель малолетних, к примеру, — они даже наслаждались постоянным повторение своих преступлений. Менее испорченные испытывали страх и инстинктивно отшатывались от этих сцен с самого начала. Но даже самым худшим — те двое пока что только начинают отбывать свои сроки — постепенно становится скучно, потом они пресыщаются, и в конце-концов, со временем им становятся совершенно отвратительны их прежние порывы. Страшно мучаются угрызениями совести, некоторые из них; бывало, закоренелые преступники падали на колени и умоляли меня позволить им забыть. Но, конечно, я могу этого сделать.