Опасные видения (сборник) - Лестер Дель Рей

Чиб не обращает внимания на могильщиков, которые хотели бы знать, что им делать с телом. Он подходит к могиле. Уже видна крышка яйцевидного гроба; длинное хоботообразное рыло землеройной машины звучно крошит земляные комья и всасывает их в себя. Аксипитер, теряя свою извечную выдержку, улыбается фидеорепортерам и потирает руки.

— Порадуйся немного, сукин сын, — говорит Чиб; только ярость в нем не дает выхода слезам и стонам, которые подкатываются к горлу.

Площадка вокруг могилы освобождена от людей, чтобы дать развернуться стреле с захватом. Захват опускается, его лапы сходятся под днищем гроба, поднимает наверх ящик из блестящего черного пластика, украшенного арабесками из фальшивого серебра, выносят его из ямы и ставят на траву. Чиб, видя, что люди из Финансового управления начинают открывать гроб, хочет что-то сказать, но тут же замолкает. Он наблюдает напряженно, его колени полусогнуты, как будто он приготовился к прыжку. Фидеорепортеры сомкнули круг, их камеры — по форме как глазные яблоки — направлены на группу вокруг гроба.

Крышка поднимается, издавая скрип. Раздается ужасный взрыв. Густой черный дым валит клубами. Аксипитер и его люди с почерневшими лицами, с выпученными глазами, сверкая белками и кашляя, появляются, пошатываясь, из дыма. Фидеорепортеры разбегаются в разные стороны, кто куда; некоторые наклоняются, чтобы поднять свою камеру. Те, кто стоял не так близко, успели разглядеть, что взрыв произошел на дне могилы. Только Чиб знает, что вскрытие крышки гроба привело в действие устройство в могиле.

И он первый поднимает голову к небу, глядя на снаряд, взлетевший из могилы, потому что только он ждал этого. Ракета взбирается на пятьсот футов, фидеорепортеры наводят поспешно на нее свои камеры. Ракета разлетается от взрыва, и какая-то лента раскручивается между двумя круглыми предметами. Предметы раздуваются, превращаясь в воздушные шары, тогда как лента становится огромным транспарантом.

На нем большими черными буквами написано:

.

.

.

. .

. .

Проделки по Виннегану!

Двадцать миллиардов долларов, похороненные на дне мнимой могилы, сгорают в яростном пламени. Часть банкнот, выброшенная вверх гейзером фейерверка, разносится ветром, а чиновники Финансового управления, фидеорепортеры, служащие похоронного бюро и служащие Городского Совета бегают и ловят их.

Мама ошеломлена.

У Аксипитера такой вид, словно его хватил удар.

Чиб плачет, затем смеется, катаясь по земле.

Старик снова надул дядю Сэма и к тому же выставил свой самый удивительный каламбур на обозрение всему свету.

— Эх, дед! — всхлипывает Чиб в перерыве между приступами смеха. — Эх, Старик! Как я люблю тебя!

Он снова валится на землю с таким хохотом, что у него начинают болеть ребра, и в этот момент вдруг обнаруживает клочок бумаги в руке. Он перестает смеяться, поднимается с колен и окликает человека, который дал ему бумагу. Человек говорит:

— Ваш дед заплатил мне, чтобы я вручил записку вам, когда его будут хоронить.

Чиб читает.

Я надеюсь, никто не пострадал, даже люди из Финансового управления.

Последний совет Старого Мудреца из Пещеры. Вырвись на свободу. Уезжай из Лос-Анджелеса. Уезжай из этой страны. Отправляйся в Египет. Пусть твоя мать едет дальше сама по своей пурпурной карточке. Ей это удастся, если она научится бережливости и в чем-то откажет себе. Если у нее не получится, это не твоя вина.

Тебе воистину повезло, что ты родился талантливым, хотя и не гениальным ребенком, и что в тебе есть силы и желание разорвать закрепощающую тебя пуповину. Разорви ее. Уезжай в Египет. Окунись в древнюю культуру. Постой перед Сфинксом. Задай Сфинксу (считается, что это она — женщина с львиным телом, но фактически это он) Главный Вопрос.

Затем посети один из зоологических заповедников к югу от Нила. Поживи немного там, где еще сохранилось что-то похожее на Настоящую Природу, какой она была до того, как человек обесчестил и обезобразил ее. Там, где Человек Разумный (?) развился из плотоядной обезьяны, вдохни дух той древней земли и давнего времени.

До сих пор ты рисовал своим половым членом, который, боюсь, делался упругим больше из-за притока желчи, чем из-за страсти к жизни. Научись рисовать своим сердцем. Только тогда ты станешь великим и правдивым.

Рисуй.

Затем отправляйся куда глаза глядят. Я буду с тобой до тех пор, пока ты жив и помнишь меня. Цитируя Руника, «я буду Полярной звездой твоей души».

Не сомневайся, будь уверен, что будут другие, которые полюбят тебя так же сильно, как я, или даже сильнее. Что еще важнее, ты должен любить их так же сильно, как они любят тебя.

Способен ты на это?

Мириам Аллен ДеФорд

Система Мэлли

— Далеко еще? — спросила она. — Мне нужно домой, я участвую в школьной телепередаче и просто выскользнула на минутку, чтобы купить вита-леденец. Я уже в кибернетике, а ведь мне только семь, — добавила она хвастливо.

Пришлось приложить усилие, чтобы голос прозвучал ровно.

— Да нет, осталось всего ничего, да и займет это у тебя пару минут. Моя малютка попросила сходить за тобой. А чтобы я не перепутал, она мне тебя описала.

Дитя смотрело с сомнением.

— Какой-то ты слишком молодой, чтобы иметь малютку. К тому же, я не знаю, кто она.

— Спускайся вниз, — я крепко держал ее за тощее плечо.

— По этим ступенькам? Мне не нравится…

Я быстро оглянулся вокруг; никого не видно. Толкнув ее через темный дверной проем, я закрыл дверь на засов.

— Ах, ты скваттер-нищеброд! — Закричала она в ужасе. — Ты не мог…

— Заткнись! — Я зажал ей ладонью рот и толкнул на груду тряпья, что служила мне постелью. Ее слабое сопротивление только возбудило меня еще больше. Я сорвал шорты с ее дрожащих бедер.

О, боже! Сейчас, сейчас, сейчас! Кровь капала на меня, щекоча.

Я как раз погружался в блаженную дрему, когда дитя все же сумело высвободить голову и закричать. Охваченный яростью, я схватил ее за тонкую шею и бил головой о цементный пол до тех пор, пока кровь и мозг не потекли из разбитого черепа.

Более не шевелясь, я позволил себе заснуть. Я так и не услышал ударов в дверь.

— Вон один! — сказал Рики, указывая вниз.

Я проследил глазами за его пальцем. Под каркасом движущегося тротуара свернулся калачиком темнокожий, неповоротливый торчок.

— Мы можем туда спуститься?

— Ну, он же смог, а он угашен каким-то адовым зельем, иначе он бы там не лежал.