Любовь, обман и бриллианты - Сергей Витальев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ольга замолчала, перевела дыхание.
— Если бы не он, — кивнула она на Эдуарда, — я, может, и не уехала бы. А теперь все. Отступать некуда. Или менты посадят, или его дружки пришьют. Видишь, Саша, какая я дрянь — и тебя подставила, и Свету, и себя. Прости меня, Сашенька, если сможешь.
— Да черт с ним. Не нужно тебе никуда уезжать. Ну подумай сама, Оля. Куда ты поедешь, зачем? — Я снова шагнул к ней.
— Нет, Саша, — отступила она назад. — Я уже все решила. Помоги мне еще раз. Пока они будут с тобой разбираться, я скроюсь. Ты не бойся, Сашенька, я напишу ментам и объясню, что одна во всем виновата. Все, прости и прощай, Саша.
Она ушла. Я остался.
Я слышал, как Оля заперла дверь снаружи. Я знал, что не смогу ее удержать. Все мои слова не имели значения. Потому что она так решила. И все тут. И точка. Это — Ольга. В тот момент я готов был все взять на себя, лишь бы она не пострадала. Я не представлял ее в клетке. Я не хотел, чтобы она уходила. Не хотел разлучаться даже на миг. Мне всегда трудно расставаться с людьми, к которым я привыкаю. Наверное, потому, что я очень долго схожусь с людьми и ценю эту близость. Близость с Ольгой в тот момент я ценил больше всего на свете. Но нам, видимо, не суждено быть вместе. Она поняла это раньше меня. А я… Мне ее не хватало. Столько осталось недосказанным. Да все главное!
Я плохо помню, что было дальше. Словно провал в памяти. Кажется, я кинулся к окну, чтобы увидеть ее еще раз, прокричать те слова, которые должен был сказать раньше, которые люди всегда оставляют на потом, не подозревая, что это «потом» никогда не наступит. Я видел, как она нырнула в машину и рванула ее с места. Затем я, кажется, звонил или пытался открыть дверь? Я не знал, мертв ли Эдуард, впрочем, это — да простит он меня — в тот момент не сильно волновало. Да. Я попытался открыть дверь, беспокоясь, что врачи не смогут попасть в квартиру и возникнет глупая ситуация. Меня тогда волновала глупость ситуации!
А потом появился Слащавый. За ним — люди в камуфляже. И врачи. Откуда они взялись все сразу? Эдуарда унесли на носилках, и я еще удивился, что его не засунули в пластиковый пакет, как это показывают по телевизору. И я отвечал на какие-то вопросы, мои руки оказались в наручниках, я что-то говорил, объяснял, а мой мозг сверлила только одна мысль — где Ольга, что с ней?
Утром меня вызвал на допрос следователь, походивший своим круглым усатым лицом на довольного жизнью кота. Он благосклонно — во всяком случае, мне хотелось так думать — кивнул на стул и, показав на лежащий на столе предмет, спросил:
— Это ваше?
Узнав свой диктофон, за которым мы заезжали утром ко мне домой и с помощью которого я намеревался получить доказательства виновности Эдуарда, я утвердительно кивнул головой, удивляясь, как забыл о нем во время заварухи. Следователь посмотрел на меня, полистал протоколы предыдущих допросов и, закуривая, спросил:
— И что вы скажете по этому поводу?
Я попросил у него сигарету и тоже закурил.
— Он записал хоть что-нибудь? — кивнул я на диктофон, вспоминая, что первый раз включал его в баре, а второй — в начале своего разговора с Эдуардом.
Следователь перемотал пленку на своей старенькой «Электронике», и мы, затаив дыхание, прослушали увлекательнейшую запись.
Конечно, фонограмма была не студийная, звук иногда уплывал, но слышно было все — и бахвальство Эдуарда, собирающегося купить все МВД, и Олины признания, и наше с ней прощание.
Наконец следователь выключил магнитофон и повторил вопрос:
— Ну, так что вы на все это скажете?
Что я мог сказать? Естественно, задал самый волнующий меня на протяжении последних суток вопрос:
— Ее поймали?
После того как следователь, помолчав и сокрушенно разведя руками, ответил: «нет», я почему-то испытал некоторое облегчение. Очевидно, от него это не ускользнуло, и он, внимательно посмотрев на меня, сказал:
— Гражданин Макарчук не имеет к вам претензий, несмотря на явное покушение на убийство и нанесение тяжких телесных повреждений. Думаю, у него есть на это свои соображения. Он, кстати, сейчас в больнице под нашей пристальной опекой. В общем, это уже дело прокуратуры решать — привлекать вас к ответственности или нет. Пока я вас отпускаю, но впоследствии у меня к вам будут еще кое-какие вопросы. Как и к гражданкам Корсаковым. Одну из их, мы, возможно, объявим в розыск.
От сообщения, что меня отпускают, на душе стало еще легче, чем от сообщения об удачном побеге Ольги. Следователь задал мне еще несколько вопросов, на которые я ему ответил, честно глядя в глаза. А перед уходом, когда со всеми формальностями было покончено, я спросил:
— А что с его дружками? Я могу спать спокойно?
Не поднимая головы от бумаг, следователь коротко ответил:
— Можете. Они пока задержаны за незаконное хранение и ношение огнестрельного оружия и наркотических средств.
Я был удовлетворен.
Я покинул заведение и даже не поинтересовался дальнейшей судьбой моих сокамерников. Самоуверенно посчитав, что со всеми лишениями и неожиданностями покончено раз и навсегда, я расслабился и спокойно зашагал по улице. А зря. Разве можно расслабляться хоть на секунду, связавшись с этой очаровательной семейкой?
Едва выйдя за двери своего последнего пристанища, я нос к носу столкнулся с Ольгой Станиславовной, которая не то что не удосужилась надеть какой-нибудь дурацкий парик, но даже не переоделась и была все в той же куртке и своих любимых джинсах. От такого нахальства я слегка опешил и, схватив ее за руку, быстро потащил подальше от узилища. Она послушно и молча семенила за мной. Отойдя метров за пятьдесят, я развернул ее лицом к себе и ласково спросил:
— Ты рехнулась, милая? Тебя вся международная полиция разыскивает, а ты нагло разгуливаешь под носом у ментов.
— Это я, Саша, — жалобно произнесла девица, и до меня наконец-то дошло, что это совсем не Ольга, а Светлана в ее обличие.
— Вы с ума сошли! — нашелся я. — Что это еще за маскарад? Хотите запутать следствие, пустив их по ложному следу? Пока вы будете доказывать, кто вы есть на самом деле, Ольга исчезнет за тридевять морей? Чтобы спасти сестру, вы решили временно пожертвовать свободой?
— Нет, просто решила сменить внешность. Я рада, что вы живы.
Я внимательно посмотрел на девушку.
— Там, где я оказался по милости вашей сестренки, конечно, не так комфортно, как в санатории для престарелых членов Политбюро, но это все-таки и не концлагерь. Почему, собственно, я должен быть мертвым?
— Мне Оля сказала, что вы погибли в перестрелке, и я ей поверила…
— Подождите, — перебил я Светлану. — После битком набитой камеры я испытываю острую нужду в горячем душе и полноценном питании. Если вы не против, то давайте поедем ко мне, а по дороге вы мне все расскажете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});