Выбери меня - Юлия Волкова

— Ничего подобного я не говорила, — усмехнулась старуха. — Но если верить нынешней художественной макулатуре и сериалам, бизнесмены часто убивают друг друга. Только я ведь знаю Андрюшу. Он не способен на убийство. Он любит собак. А человек, который любит собак, не может убить ни при каких обстоятельствах.

— Полуянов любит собак? — Володе пришлось изобразить удивление. Не говорить же старухе о прослушке и видеонаблюдении!

— Почему вас это удивляет? У него постоянно жили собаки. Когда он снимал комнату у Костенко, у него жил шотландский терьер. А когда Юрочка обзавелся собственным жильем, у него появился ротвейлер, вернее, ротвейлериха. Очень ласковая девочка. Он как-то заходил с ней ко мне в гости. Сюда, в сейф.

Володя с трудом представил ротвейлериху в Манефином сейфе, но расспрашивать, как вела себя собака в душноватом архиве «театралки», не решился.

18. А я стою, чего-то жду…

В редакцию программы, где сейчас шло блиц-совещание сотрудников, без стука ввалился взъерошенный и раскрасневшийся Мелешко.

— Александра! — с порога закричал он. — Скажи честно: у вас в туалетах есть потайные ходы?

Четыре пары глаз — Барсуковой, Лапшина, Миловской и Сташевского — округлились и уставились на майора.

— Какие ходы? — переспросила Саша, пораженная и таким неслыханным поведением майора Мелешко, и его сюрреалистическим вопросом. — Объясни, что случилось?

— Баба с кикой растворилась… Без осадка.

— Баба?.. С кикой?.. Андрей, ты зачем сюда пришел? У нас деловой разговор! — возмутилась девушка.

— А я посмеяться пришел и вас развлечь! — сказал Мелешко. — Чего, думаю, они там скучать будут! У меня свидетельница слиняла по вашим лабиринтам! Если она не появится в павильоне после перерыва, я из табельного пистолета застрелюсь. Потому что это чертовщина в чистом виде!

— Я все поняла, — пробасила Миловская, пришедшая в себя раньше остальных. — Вы, товарищ майор, не волнуйтесь… У нас здесь не Бермудский треугольник. И зрители наши без осадка раствориться не могут. Если они, конечно, не привидения.

После этих слов Мила сняла трубку и позвонила на пост охраны, описав приметы «бабы с кикой» и приказав «задержать до выяснения».

— Вот за это спасибо! — устало выдохнул Андрей. — Только если у вас в туалетах потайных ходов нету, она, наверное, все-таки не настоящая зрительница, а голограмма. — С этими словами он плюхнулся на стул и поведал телевизионщикам свою злосчастную эпопею.

Услышав, что женщина, представившаяся Надеждой, поносит Полуянова, и заподозрив, что она владеет еще какой-нибудь интересной информацией, Мелешко в перерыве пошел к ней. Но дамочка, проявив недюжинную прыть, помчалась к туалету. Видя, что она туда входит, Мелешко сбавил шаг и мысленно предался философствованию на тему «Какие чрезвычайные обстоятельства могут придать человеческому телу не свойственное в обычных ситуациях ускорение». Пофилософствовать ему удалось всласть — взглянув на часы, он понял, что торчит возле туалета более получаса. Двери то и дело распахивались, входили и выходили люди, но женщина со сложной конструкцией на голове, которую майор назвал «кикой», не появлялась. Он потоптался у дверей еще минут пять, а затем не без смущения попросил одну из входивших в туалет девушек проверить искомый объект. Еще через три минуты девушка с непонятным злорадством сообщила, что объект в туалете отсутствует. Тогда Мелешко схватил ее за руки, сбивчиво пояснил, что намерен посетить запретную зону, а посему неплохо было бы постоять на стреме — во избежание визга и недопонимания со стороны прекрасного пола. Потом девушка весело удерживала женщин возле двери, пока взмыленный и ругающий себя на чем свет стоит Мелешко метался от кабинки к кабинке, проверял вентиляцию и даже сливные устройства. Но ничего, что бы напоминало «бабу с кикой», не нашел. Он рванул в мужской туалет, но там, как и следовало ожидать, никаких женщин не было. Под смех присутствующих злой майор покинул место, поглотившее свидетельницу, сказав себе: «Ну и дурак же ты, начальник!»

— Ничего, Андрей Евгеньевич! — бодро произнес Данила Сташевский. — Никуда она не денется. У нас есть куча ее крупных планов. Если она преступница какая-нибудь, вы ее в два счета отыщете. Наш крупняк — это не жалкий ментовский фоторобот! Я сейчас в аппаратной распоряжусь, девчонки мигом сделают.

— Я не знаю, преступница она или нет, — проворчал Мелешко. — Но от слежки она ушла профессионально.

— А вы знаете, как она это сделала? — ехидно поинтересовалась Миловская.

— Ну, теперь-то догадываюсь, — усмехнулся майор. — Тоже мне — загадка запертой комнаты! Входная дверь в туалет общая. Это потом, через два метра, мальчики — налево, девочки — направо. Я стоял перед входной дверью. И ожидал даму с башней Эйфеля на голове. Эта башня сбила меня с толку. И я, как самый последний нерадивый курсант милицейской школы, не смотрел на прочие фигуры! Но ведь у меня и в мыслях не было, что она собирается удирать! Я хоть и начальник криминального отдела, а все-таки привык думать о людях лучше.

— Что-то не верится, что ты не смотрел на прочие фигуры, — язвительно произнесла Александра. — Не знаю, что должно случиться, чтобы ты перестал обращать внимание на женщин.

— А Андрей Евгеньевич и не говорит, что не обращал внимания на женщин, — усмехнулся Лапшин. — Только ведь оттуда, из общей-то двери, еще и мужчины выходили. Но мужчины его не интересовали. Правда, товарищ майор?

— Мужик? — обескураженно пробормотал Мелешко. — О мужике я вообще не подумал…

— Мужик? — вдруг удивился Сташевский. — А что, похоже! Я, когда эту дамочку слушал, о неправильных гормонах подумал.

— О господи, — пробормотала Миловская. — И за что нам эта напасть? Мы ведь совсем безобидные, больших людей не трогаем…

19. Зачем вы, девушки…

После перерыва Северина Анатольевна выбрала себе место подальше от объективов камер, потому что поняла одну вещь: они могут зафиксировать ее восхищенные взгляды, бросаемые на Васю Чуткого. А это было совсем ни к чему. Но изображать равнодушную физиономию — было выше ее сил. Ну разве можно не любоваться Чутким? Истинная мужская красота редко встречается в природе, вся повывелась. Только в Чутком сохранилась. Иногда на Бурковскую накатывала гордость, которую она отгоняла, чтоб не сглазить: Василий Чуткий, мужчина, каких поискать, принадлежит ей, Северине! Подарок судьбы. Улыбка фортуны. И главное, он сам ее выбрал.

Когда это случилось? Да уже пятнадцать лет минуло с тех пор, когда она впервые увидела его на каком-то семинаре в Академии наук. Будучи студенткой, она любила посещать подобные мероприятия, полагая, что там можно набраться ума-разума. Потом поняла: все это — пустая трата времени. А на том семинаре студентке-отличнице Северине Бурковской дали возможность выступить с блиц-докладом — она сейчас не помнила, на какую тему. Все затмила встреча с мужчиной ее мечты.

Он подошел к ней и сказал, что доклад ему понравился. Что его заинтересовали ее идеи. Что он давно занят той же проблемой, поскольку собирается занять достойное место в обществе. Кажется, он так и сказал. Или что-то в этом роде… Тогда он только начинал карьеру политика. Он пригласил ее поужинать. То, что душа ее после этого приглашения воспарила, Северина запомнила очень хорошо…

Потом приглашения пообедать, поужинать, выпить кофе, посетить выставку или модную премьеру стали поступать регулярно. К ее удивлению, а позже — разочарованию, среди этих приглашений не было лишь одного — приглашения в постель. Она видела, что нравится ему, сама была готова броситься в его объятия после первого вечера, но Чуткий почему-то не торопился. Северина не могла найти этому объяснения. Возможно, думала она, для того поколения — а Чуткий был старше ее на пятнадцать лет — считается неприличным сразу «брать быка за рога». Это для ее ровесников ухаживать за девушкой две недели и не переспать — отклонение от нормы. Бурковская утешалась мыслью, что ее избранник — человек строгих старомодных правил, но все равно страдала нещадно.

Любовниками они стали через полгода, а «строгие старомодные правила» объяснялись весьма прозаически — Василий Петрович Чуткий был женат. Ну и что, скажет кто-нибудь, мало ли женатых мужчин разделяют ложе не только со своими благоверными? И Северина Бурковская — вполне современная особа — точно так же сказала бы. Но узнав о жене Чуткого лишь спустя месяц после начала близких отношений — задать этот вопрос она боялась, а сам Чуткий о своем семейном положении помалкивал, — она вовсе не обрадовалась.

Позже, гораздо позже он рассказал ей историю своей женитьбы — похохатывая, хорохорясь, краснея и досадливо хмурясь. Женился Чуткий исключительно по расчету. И никогда не скрывал этого от своей жены — некрасивой долговязой женщины с затравленным взглядом, для которой перспективы замужества почти что не существовало. Свой расчет Чуткий и от тещи не скрывал, и от тестя. Потому что именно они предложили ему сделку. Отец и мать Клары Захаровой — так звали его жену — всю свою сознательную жизнь проработали в бухгалтерии леспромхоза «Красный лесоруб», что находился на севере Карельского перешейка. В начале восьмидесятых Чуткий, работая в партийном аппарате области, объезжал леспромхозы, осуществляя «партийный контроль», а по сути, выясняя возможности полулегального бизнес-сотрудничества между областным комитетом и заморскими соратниками по коммунистической партии. Он познакомился с Захаровыми, и они, оказавшись людьми догадливыми, быстро учуяли истинную цель визита партийного функционера. Не чинясь, они объяснили ему, как переправлять лес налево. А левее по карте у нас, как известно, Финляндия. И не просто объяснили, но и предложили свою помощь. Однако небескорыстную. За эту помощь он был должен осчастливить их единственное чадо. Чуткий от такого предложения опешил, возмутился и дар речи потерял на время. У него, между прочим, в районном центре невеста тогда имелась. Поэтому, когда дар речи к нему вернулся, он Захаровых прямо спросил: «С ума вы, что ли, сошли? Если бы я в каждой деревне старых дев счастьем одаривал, что бы со мной сталось?» — «Не надо в каждой, — сверля взглядом красавца, строго сказал будущий тесть. — Ты нам подходишь». И ударение на слове «нам» сделал. Чуткий фыркнул. Он им подходит! Хамы деревенские! Сидят в своей дыре и черт-те что о себе воображают! Видимо, догадываясь, что происходит в душе у будущего зятя, бухгалтер Захаров усмехнулся. «Думаешь, мы тут совсем с ума сошли, в глухомани? — спросил он. — Думаешь, мы тут на первого встречного кидаемся и каждому дочь единственную в жены предлагаем? А мы вот, может быть, двадцать лет сидели и тебя дожидались. Говорю тебе, Василий, подходишь ты нам». «Да вы-то мне…» — начал было Чуткий, но Захаров его остановил: «Не торопись непотребное сказать. Во-первых, мы не просто так невесту отдаем, а с приданым. Во-вторых, партнерство деловое между родственниками легче происходит. Ну а, в-третьих, если откажешься от нашего предложения, можешь со своей карьерой прощаться. Ты что же думаешь, пришел в деревню, против закона агитировал, за это тебя по головке погладят? А уж свидетелей твоей противозаконной агитации мы найдем, не беспокойся. У нас тут народ надежный, партийный…» Про партийность народа Захаров, конечно, палку перегнул, поскольку большую часть работников леспромхоза составляли бывшие зэки на поселении. Но Чуткий все равно призадумался.