Жизнь волшебника - Александр Гордеев

по прошлогоднему протоколу, несколько раз автоматически проговаривая не те

даты. Ну, понятно: перепишет потом всё это в новый протокол и отошлёт в райком. Обычно так это

и делается. А впиши туда что-нибудь новое, так у райкома ещё какие-нибудь вопросы возникнут.

Предчувствуя завершение собрания, все оживляются, шарят по карманам, отыскивая сигареты, но

Таскаев вдруг останавливает это общее движение.

– Товарищи, простите меня, пожалуйста, я совсем забыл о том, что сегодня в повестку собрания

нужно было ввести ещё один вопрос. Наверное, это не по уставу – изменять повестку, но нам

необходимо решить этот вопрос поскорее. Да вы не беспокойтесь – много времени это не займёт.

Речь идёт о приёме в партию главврача нашей больницы товарища Бадмаева Бориса Бадмаевича.

Главврач тут же с готовностью выходит к трибуне, поворачивается широким лицом к залу,

приготовившись, как и полагается, для вопросов. «Опаньки! – восклицает про себя Роман. – Его

ещё и в партию волокут!» Сидя напротив главврача, он смотрит прямо ему в глаза, но Борис

Бадмаевич отвечает спокойным, уверенным взглядом. Никакой вины или неправоты он за собой не

чувствует. Вопросы же, задаваемые ему, просто несерьёзны – даже при вступлении в комсомол

они бывают куда основательней.

Романа подмывает задать кандидату какой-нибудь каверзный вопрос по истории партии, но

после своего выступления его на это уже не хватает. Сейчас он будет выглядеть просто

скандалистом и мальчишкой. «Что ж, – вдруг приходит ему совершенно желчная мысль, – пусть он

будет коммунистом. Ему это очень подходит». Однако как понять эту мысль? Он что же, недоволен

самой партией?!

– Как ваша больница подготовилась к зиме? – задаёт в это время свой вопрос директор

совхоза.

– Да тах-то вроде ничо, хах-нибуть перезимуем, – отвечает главврач.

– Ну значит, подготовились, – разулыбавшись, заключает Труха, которому тоже хочется на

воздух. – А если подготовились, то о чём тут ещё спрашивать? Товарищи, вы слышали ответ

достойный коммуниста. Предлагаю – принять.

Бадмаева принимают с отметкой в протоколе «единогласно», хотя один воздержавшийся есть.

Это Роман. Проголосовать за него после стычки в больнице – это уж просто себя не уважать. Но

для чистоты протокола воздержавшегося не замечают.

Ожидание Романа на какой-то пусть хотя бы мини-переворот в мыслях коммунистов не

оправдывается. Для них его выступление вроде фантазии. Но, может быть, с обидой и

разочарованием не спешить? Должность редактора радиогазеты тоже что-то значит. Тебя не

поняли здесь, но дали более широкий рупор. Вот и внедряй постепенно все свои идеи и мысли

через радиогазету, формируя это, так называемое, общественное мнение или уклад.

Сразу после собрания Роман подходит к парторгу, сидящему за столом с кипой разных бумаг.

– Когда можно поговорить с вами о радиогазете, Николай Афанасьевич?

– Ну, теперь это не со мной, – даже с какой-то усмешкой, как с человеком, которого удалось

надуть, отвечает парторг. – Это дело комсомола. Свяжись с секретарём Зинаидой Седельниковой.

Вспомнить бы ещё, кто эта Зинаида. Ну, была какая-то Зинка в младших классах, когда он

учился в школе, а вот какая она на лицо?

Возвращаясь с собрания, Роман пытается себя успокоить. «Ну, а ты чего ожидал? – спрашивает

он себя. – Что собрание тут же запоёт «Интернационал», возьмёт флаги и пойдёт на баррикады?

Это нормально: всегда, когда ожидаешь большего эффекта, происходит меньший». Плохо, что

поговорить, обсудить это не с кем. Нине не интересно. Кармен сказала бы: «Ты вечно всем

недоволен». Матвей о совхозных делах и слышать не хочет; совхоз для него – это какая-то другая,

непонятная страна. Остаётся лишь пойти в гараж, сесть перед фигурой старика и поговорить не то

с ним, не то с самим собой. А ведь, если подумать, так в Выберино-то было даже легче. Там тоже

ничто никого не интересовало, зато не интересовало и тебя.

Весь следующий день Роман изучает пыльные полки сельской библиотеки, отыскивая что-

нибудь по организации радиогазеты. Ему везёт: нужная брошюра находится. Дома, начав читать,

он просто вливается в неё всеми своими мыслями. Радиогазета оказывается непростым, но

интересным делом. В ходе чтения приходит и несколько собственных оригинальных идей. Время

от времени Роман ходит по комнате, потирая руки – новое дело зажигает по-настоящему.

Зинаиду Седельникову он пытается выловить в клубе или в правлении целую неделю: сначала

она уезжала в райком, потом болела дома. А когда встречается с ней, то обнаруживает, что она как

секретарь комсомольской организации тоже была на партийном собрании. Ещё на собрании

испугавшись его «умного» выступления, Зинаида говорит теперь дрожащим голосом и только на

«вы». Зинаида, бывшая доярка, вообще не поймёт, зачем, для какой цели им какая-то

радиогазета? Доходит до смешного – она знает, что газета – это бумага, но как её по радио-то

передавать? Радиогазета – это что, для того, чтобы газеты по радио читать? Роман теперь уже с

некоторым знанием дела растолковывает, что это такое и как должно делаться, решив, что ему

следует не просто самому заниматься всем, а зажечь других и работать вместе. Нужно сначала

448

создать «горячее ядро», от которого пойдут лучи. А без сообщников, в одиночку, он так и останется

кем-то вроде шукшинского чудика, каковым, судя по всему, его и восприняли на собрании. Для

создания этого «горячего ядра» он предлагает Зинаиде собрать комсомольское бюро, которое

наверняка состоит из самых активных.

– Ну ладно, – вяло соглашается Зинаида, – попробуем собраться.

Сбор бюро намечается через четыре дня в пятницу, на шесть часов вечера.

В условленное время Зинаида оказывается в кабинете одна.

– Ну, и где же наше бюро?

– Все предупреждены, – сообщает она, – но почему-то не пришли.

Что ж, назначим новый срок бюро ещё через четыре дня. А через четыре дня и саму Зинаиду

приходится ждать полчаса.

– А когда вы собирались в последний раз? – уже с иронией спрашивает её Роман.

Не может припомнить. Но за последний год не собирались – это точно. Про комсомольские же

собрания лучше и не спрашивать. Если этих, «активных», не соберёшь, то остальных – и вовсе.

– А…, – безнадёжно машет она рукой.

– Но как же ты перед райкомом отчитываешься? Обычно они требуют протоколы собраний.

Вопрос вгоняет её в краску.

– Просто пишу да отсылаю.

– А как пишешь? Откуда, что берёшь?

– Со старого переписываю. Ну, добавлю что-нибудь…

– А если Таскаев узнает?

– Он меня и научил.

Ну, тогда всё понятно. Роман сидит, отквасив губу. Так, подвесив ожидание в воздухе, он сидел

когда-то перед Элиной, вызывая её на откровение. Это срабатывает и сейчас: Зинаида вдруг

покаянно сознаётся, как обрыдло ей всё это секретарство. Навязали – что тут поделаешь?

Конечно, сидеть