G.O.G.R. - Анна Белкина

Смирнянский продолжил читать письмо. Дальше вообще, пошла некая фантастическая сага. Если верить Мурзику, Никанор Семёнов умер, однако лишь на бумаге. А Интерпол знал о существовании проекта «Густые облака» и обо всех его результатах едва ли не с самых сороковых годов — когда закончилась война, кто-то слил в Америку секрет «Наташеньки». Но и это ещё ничего — утечка информации это нормально, когда кто-то изо всех сил пытается сохранить секрет. Поглотить запас продовольствия Смирнянского заставила вот какая строчка из письма Мурзика: «Никанор Семёнов в „кроликах“ мучился ещё у настоящего Генриха Артеррана в сороковых. За это его и держат в Интерполе до сих пор». Смирнянский едва не подавился котлетой. Если Мурзик прав — то Никанор Семенов, так, или иначе, скушал какой-нибудь дьявольский препарат, ведь Генрих Артерран всех своих «кроликов» ими пичкал. И теперь — они там, в своём Интерполе, держат его, болезненно нестареющего, на секретной работе, которая не отмечена ни в одном документе. Стоп, что-то Смирнянский ударился в какой-то декаданс, а между тем, в обязанности Никанора Семёнова как раз и входило найти и обезвредить все образцы до того, как те попали бы в чёрные щупальца мафии, или гнилые лапы террористов. Значит, Никанор Семёнов — действительно, агент Интерпола, а Недобежкин его в обезьяннике держит вместе с отморозками, отбросами и мандригалами… Сказать ему об этом, что ли?..

Смирнянский никогда не хранил никаких данных в памяти ноутбука. Уши и глаза есть у стен, у мебели, у воздуха — ноутбук обязательно взломают и утащат всё, что на нём найдут. Поэтому Смирнянский быстро распечатал письмецо Мурзика на бумагу, а память ноутбука просто очистил. Он не стал убирать после себя объедки — это очень долго, а Смирнянский ужасно спешит. Одевшись по-быстрому, он покинул свой дом и рванул в райотдел к Недобежкину.

Воскресенье, а Недобежкин был на работе — он сидел у себя за столом и проваливался в сонную яму. Вчера они «пушили порченых» до двух ночи, домой Недобежкин приплёлся в три часа, а спать залёг лишь в четвёртом часу. Смирнянский позвонил ему и попросил впустить свою персону через пожарный выход, и получил следующий ответ:

— Грру-у-бу-бу!

— Васёк, ты что, ма́кнул? — Смирнянский крайне удивился, услыхав сие бормотание от непьющего Недобежкина.

— Хто это? — ответил Недобежкин вопросом на вопрос.

— Дед Пихто и Конь в Пальто! — беззлобно фыркнул Смирнянский, ковыряя от нечего делать серую замазку на стене, у которой стоял. — Это я, Смирнянский! Или не узнал?

— Блин! — Недобежкин выбрался из сонной ямы и вытряхнул из ушей всю виртуальную вату.

Вспомнив о том, что он работает на работе, а не прозябает дома, милицейский начальник собрал в пучок взлохмаченные мысли и отдал распоряжение Смирнянскому:

— Подожди, Игорёша, сейчас спущусь!

Когда Недобежкин «отдраил люк» и впустил Смирнянского в мглистый коридор — тот вперил в него насмешливый взор и осведомился:

— Что отмечали, и почему не пригласили меня?

— Забью в обезьянник! — пробурчал Недобежкин и развернулся спиной к Смирнянскому. — Если считаешь себя Задорновым — ты ошибся. Пошли, покажешь, что нарыл!

— Скоро мне придётся взимать с тебя плату за информацию, — хохотнул Смирнянский, следуя по бетонным ступенькам вслед за широкой спиной Недобежкина. — А что, неплохой бизнес сколочу: информация нынче дорого стоит!

— Не только в обезьянник, а ещё и в слоник! — не оборачиваясь, рыкнул Недобежкин.

— Ну, вот, а я ему помогаю… — обиделся Смирнянский. — Баобаб!

Письмо от Мурзика занимало целых три печатных листа двенадцатым шрифтом. Увидав эти листы, Недобежкин похлопал заспанными глазами и возмутился:

— Ну, и что ты мне тут выгрузил петицию? Ты, давай, коротко и ясно: что, кто и как!

— А коротко не получится! — отказался Смирнянский и водрузил свои кости в кресло Недобежкина. — Мурзик мне целый роман подкинул. Сам читал и балдел. Короче, Никанор наш тоже образцов накушался, и к тому же — кроме СБУ ещё подхалтуривает на Интерпол. А ты, Васёк, его в обезьянник забил… в слоник не забивал ещё? А то ты это любишь — чуть что, сразу в слоник!

— Слезь! — Недобежкин схватил кресло за спинку и стряхнул с него Смирнянского. — А то, точно, до слоника доиграешься! Ты ещё скажи, что это Никанор всех уделывает «звериной порчей»! — пробормотал милицейский начальник, усевшись на нагретое Смирнянским место. — Кавардак какой-то получается, чесслово!

Вообще, прагматичный начальник Калининского РОВД не особо-то и верил в существование этих «волшебных образцов». Даже после того, как он столкнулся со «звериной порчей» и таинственными исчезновениями из изолятора — упрямый Недобежкин продолжал считать все сделанные на базе «Наташенька» открытия выдумкой и дутой уткой советских и немецких авантюристов, а точнее — аферистов.

— Для кого — кавардак, а для кого — всё оки-доки! — буркнул Смирнянский и кротко занял свободный стул для посетителей. — Ты петицию-то прочти!

— Прочту, не переживай! — пробормотал Недобежкин и в свою очередь, протянул Смирнянскому другую петицию. — Зацени-ка!

— Чего это? — не понял Смирнянский, взяв у Недобежкина две картонные папки.

— Дактилоскопия, — вздохнул Недобежкин и поскрёб макушку левой пятернёй. — Полный кавардак, чесслово…

— Ты это уже говорил, — подметил Смирнянский и раскрыл первую папку.

В папке оказались какие-то экспертные заключения, заверенные подписями, скреплённые печатями и фотографии отпечатков пальцев. Под одними отпечатками стояла подпись: «Никанор Семёнов», под вторыми: «Генрих Артерран», под третьими: «Николай Светленко», а под последними четвёртыми: «Сергей Зайцев».

— Васёк, — сказал Смирнянский, дойдя до отпечатков Зайцева. — Ты хочешь сказать, что во всей этой каше замешан Зайцев?

— Нет! — обречённо прохныкал Недобежкин и дёрнул себя за правый ус. — Ты почитай, почитай! В том-то и дело, что пальчиков Зайцева нет нигде вообще!

— А Светленко? — осведомился Смирнянский, и Недобежкин заметил в его тоне сарказм.

— Ты тут не язви, а то вышибу! — пригрозил милицейский начальник, сдвинув брови. — Из этой банды осталось только два субчика, которые могут представлять опасность: Светленко и Зайцев. По логике вещей — либо они вдвоём, либо кто-то из них устроили похищение тела Артеррана из морга…

— Так, стоп, стоп, стоп! — Смирнянский отложил папку в сторону и выставил вперёд раскрытые ладони, словно бы останавливал что-либо. — Если они разыграли весь этот спектакль — то на кой чёрт им оставлять свои отпечатки? Они хотели, чтобы ты, Васёк, уверовал в то, что этот Генрих — некий бес, или мессия. То есть, собрались убедить тебя, что он сам собой воскрес. На кой чёрт Зайцеву оставлять свои отпечатки? Чтобы «кино» провалилось? Это же специально так сделано, врубон?

— Чёрт! — буркнул Недобежкин и выдрал из настольного календаря целых шесть листов.

Настольный календарь Недобежкина был и так потрёпан донельзя: листы засалены, ободраны, загнуты, да и дата, которую показывал сейчас верхний лист, наступит лишь в конце следующего месяца.

— Ты свидетелей нашёл? — спросил Смирнянский. — Кто-нибудь видел, как его из морга уносили?

— Чёрт! — повторил Недобежкин. — Свидетелей тебе! Свидетели те такую пургу порят, хоть кричи: «Караул!». Серёгин всю пургу на диктофон записал — можешь послушать и сказать, что это бред.

— Нет, не бред! Не бред! — это к Недобежкину ураганом и, не постучав, ворвался Ежонков. — Ты разве забыл, что мы выделили пароль, Васёк?

Громко топая, гипнотизёр в три прыжка пересёк кабинет, установился напротив стола Недобежкина и опёрся обеими руками о столешницу.

— Да, кстати, Игорёша, — сказал Ежонков Смирнянскому. — Ты же у нас тоже подпорчен. Давай, садись, и я тебя избавлю от «порчи»!

— Ещё чего! — отмахнулся Смирнянский и даже отодвинулся от Ежонкова вместе со стулом. — Ты мне вконец мозги отбацаешь гипнозом своим!

— Цыц! — вмешался Недобежкин. — Кстати, ты, Игорёша, блеял, я помню. Припёрся ко мне в отделение только для того, чтобы поблеять!

— Кто — я? — поддельно, или неподдельно, удивился Смирнянский. — Васёк, я тебе письмецо от Мурзика притарабанил, а ты меня к этому мозгоеду пихаешь! Он же меня зомбирует!

— Поправочка: не зомбирует, а РАЗзомбирует! — съехидничал Ежонков. — Ты, Игорёша уже зомбирован. А ещё — у тебя стресс, это я, как психиатр говорю!

Смирнянский уже собрался взвиться и поколотить наглого психиатра кулаками, а может быть, и ногами, но Недобежкин поднялся из-за стола и силой усадил его назад.

— Давай, Ежонков, работай! — милицейский начальник разрешил Ежонкову вмешаться в сознание Смирнянского и сел обратно в своё кресло. — А я пока петицию про Никанора почитаю.