'Современная зарубежная фантастика-2'. Компиляция. Книги 1-24 - Дженн Лайонс

– Так же, как и я. Но я наблюдаю и жду и притворяюсь умалишенной. – Она улыбнулась: – Признаю, это не всегда притворство. Но они недооценивают меня. О, они всегда недооценивали нас, не так ли? Но мы так долго вели себя прилично. Играли роль хороших слуг, послушных рабов. Это не приносит никакого приза взамен, но они действительно думают, что мы побеждены, и рано или поздно они ослабят свою бдительность. – Она резко схватила меня за руку: – Давай посмотрим, что мы можем сделать? Приближается время, когда все рабы будут освобождены.

– Таковы пророчества?

– О да. Давай будем готовы к этому, потому что, когда время придет, предупреждать нас будет некому! – И, прежде чем я успела увернуться или вырваться из ее хватки, она схватила меня за руку, притянула к себе и приложила большой палец к моему лбу.

Мое зрение изменилось, и я увидела Вселенную по-другому. Но Сулесс на этом не остановилась. Я почувствовала, как она, шелковистая, холодная и причиняющая боль, проскользнула в мой разум, изменяя меня. Перестраивая мои мысли[405].

Ведя меня по старым, давно забытым тропам…

Я стою в стороне от главной сцены, ожидая продолжения, мои нервы так напряжены, что, кажется, они вот-вот сами загудят.

Я смотрю через комнату и вижу Авал, и я улыбаюсь ей, пусть даже в глубине души я проклинаю ее за то, что она уговорила меня на это. У меня и в мыслях не было заниматься политикой… И все же я здесь.

– Киндрол, пора[406]. – Она делает мне знак, и затем я выхожу перед Собранием, чтобы произнести свою первую речь…

Я помню, как демоны пришли впервые, я помню свои крики, когда они убили мою сестру, а затем, преследуя мою семью, носили ее тело, подобно коже. Я помню боль и ужас. Я помню свой побег, но я никогда не прощу себе, что живу, когда они умерли…

В окна моей комнаты пролился невероятно яркий свет. Я бегу к двери, ведущей наверх, в наш сад на крыше. Я уже переступаю порог, когда меня задевает край взрывной волны. Больше я ничего не помню…

Я сижу на заднем сиденье фургона, движущегося по старой грунтовой дороге, ведущей через невероятно сухую, жаркую пустыню. Вытирая пот, я накидываю на шею вуаль, продолжая репетировать аккорды на арфе моего отца. Когда-нибудь я куплю свою собственную арфу…

Валатэя обнимает меня, и я плачу, и губы ее такие мягкие. Я знаю, что это прощание. Хуже, чем прощание, потому что я ничего не могу сделать, чтобы убедить Валатэю остаться. Чтобы остаться в живых. Чтобы сделать боль от существования хотя бы чуть-чуть терпимее. Она кладет руку на мой раздутый живот и шепчет:

– Обещай мне, что научишь его играть, – как раз перед тем, как начать ритуал, который с таким же успехом может называться самоубийством.

Я кладу арфу, когда-то называвшуюся Валатэей, там, где начинаются разрушенные улицы, чувствуя, как мне не нравится ощущение того, что эти руины мне знакомы, что я здесь не в первый раз. Хуже того, я знаю, что за мной следят. Я уже несколько дней чувствую на себе чужие взгляды. Думаю, пройдет не так уж много времени, прежде чем моргаджи объявят о себе. Но я здесь не просто так, я здесь, чтобы вести переговоры ради жизней моих людей. Я отказываюсь верить, что единственный путь к победе лежит на острие меча.

Должен быть другой путь.

Впереди я вижу большой дворец – наименее пострадавшее здание в этом проклятом мертвом городе. Конечно, если лидеры моргаджей где и есть, так только там. Я снова поднимаю арфу, бормоча, что Валатэя, прежде чем проклинать себя, могла бы, по крайней мере, подождать, пока мы уйдем, а затем иду в направлении дворца.

Затем я помню тьму, голод и великую, бесконечную пустоту. Я помню голос, кричащий. Я помню боль, не свою, но от этого не менее острую.

Я моргнула и проснулась. Я по-прежнему была на горе, в мире грез Сулесс. Богиня колдовства и предательства по-прежнему не отпускала меня.

– Что это?..

– Думала, что ты забыла свои прошлые жизни? Что эти знания утрачены? Какие же интересные жизни у тебя были, моя дорогая. Понимаю, почему Тиа выбрала тебя.

Я попятилась от нее:

– Я не… – Я вздрогнула. – Я видела всего лишь мимолетные образы. Они ничего не значили.

– И это к лучшему. – Она потерла руку об руку. – Как бы то ни было, сейчас мы здесь закончили.

– Что ты со мной сделала?!

– Оставила следы на дороге. – На ее губах плясала такая же звериная ухмылка, как и в обычном мире. – Фундамент, на котором ты сможешь строить. Это намного проще, когда ты ребенок, но в какой-то степени это может подействовать на любого, чье нервное развитие еще не закончено. Как у тебя, например. И особо помогать тебе не нужно – либо Тиа, либо Ксалторат, похоже, опередили меня, сделав самые важные изменения.

Я заставила себя выпрямиться. У меня болела голова, меня тошнило.

– Не думаю, что буду тебе благодарна.

Сулесс ухмыльнулась, и гиены, высунув языки, сделали то же самое.

– Я вообще не ожидаю, что ты меня поблагодаришь. Я делаю это не для того, чтобы помочь тебе, но ты и так это знаешь. Я просто хочу увидеть выражение лица Каэна, когда ты убьешь его дракона и завладеешь тем призом, который, по его мнению, должен принадлежать ему. Когда ты – о да! – предашь его. О, это просто радость!

– Отлично. Это я буду рада выполнить.

Она взмахнула руками, и я проснулась в своей комнате.

48: Откровения

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как охотник на ведьм с нелепым именем Пайети не вернулся в Столицу

Все уставились на Джанель.

Откинувшись на спинку стула, она принялась со смущенным видом пить кофе.

– О, жеребенок, ты… – Дорна встревоженно посмотрела на нее. – Ты ведь на самом деле не выколола себе глаз?

Звезда медленно кивнул в знак одобрения:

– Неплохо.

Джанель откашлялась и отвела взгляд.

Рассказ брата Коуна.

Ледяные Владения, Йор, Куур

В конце концов сэр Барамон выдал весь план.

Брат Коун знал, что сэр Барамон не хотел этого, но кто-то обязательно должен был оступиться. Со временем Коун выяснил, где и когда он мог бы рассчитывать на то, что люди будут нескромны, будут сплетничать и перешептываться. Невидимкой он прятался в комнатах, где люди,