Постижение смысла - Мартин Хайдеггер

лишается силы и превращается в бессильного, аморфного противника души («жизни»). Победа животности происходит именно потому, что «дух» при ней смягчается и выдается за некоторое последствие, вызванное «жизнью», поэтому принято распредмечивать кажущиеся различия между Этими, которые защищают «дух», и Теми, которые желали бы в корне отрицать его в качестве основы.

Но на самом деле они уже давно достигли единения – сами не зная, почему; отрицатели «духа» все же хотели бы сознавать, что защищают его, а защитники его все же отвергают его, прибегая к спасительному трюку и изменяя порядок рангов – с тем, чтобы «дух» теперь хорошо воспринимался посреди животного, между телом и душой; теперь говорят так: тело-дух-душа. Но все-таки все осталось по-старому; я бы сказал – уже с давних пор понятое в стремительном движении вперед забвение бытия устремляется к своему завершению; все меньше число тех, кто может знать, что, собственно, значит «дух» – после того, как он уже давно стал исходящим из души пониманием ratio.

Мнят, будто продвигаются вперед в «борьбе» за сущность человека и «жизни», но не подозревают, что эта борьба – лишь бегство от сомнительности и, тем самым, достойности вопрошания пра-бытия.

Борьба против «духа» и тем более изолганность одновременного Да и Нет по отношению к нему – это практикование забвения бытия.

Но и защита «духа» погружается-тонет в забвение бытия, поскольку «духовное» есть лишь один «сектор «культуры» и одна область вкуса, нравственности и веры. И здесь, и там «дух» получает свое определение из животности человека.

Расхожая формула сущности для животного определения человека такова: единство тела – души – духа; дух имеет наивысший ранг и потому также определяет – пусть и не вполне определенно – «единство» (или оно предшествует этой троичности? и как что, в таком случае?).

В этой сущностной формуле животность человека кажется подчиненной и обузданной, хотя по сути своей «дух» все же остается познаваемым только при оглядке на животное.

Сегодняшняя формула: тело – дух – душа становится более понятной в свете утверждения животности и, тем самым, еще решительнее при обратном впадении в доныне существовавшее. Тело и душа – животное как таковое объемлет и покоряет и ограничивает «дух».

Но в то же время эта формула, которая, выражая движение вспять, все же хотела бы быть именно «новой», с необходимостью предстает двусмысленной-неоднозначной и, то есть, еще более нерешительной, полной трусости по сравнению с мыслительским выбором-решением. Она – хотя, по-видимости, направлена против христианства и католического – является католической в самом что ни на есть подлинном смысле – постольку, поскольку с ней можно делать все – и в то же время она остается покрывающей по отношению ко всему. Отменяется-подрывается приоритет духа (вдобавок одновременно он и толкуется превратно как «интеллект») и проповедуется о «характере», и о животном, и об «инстинктах»; но ведь дух не устраняется, а помещается в середину, так что все выглядит так, будто он только сейчас защищается и отстаивается. Но все же считают нужным застраховаться от обвинения в варварстве.

Теперь все в порядке – под защищающей крышей животности (душа-тело) можно (как это кажется) свежо и радостно принимать все духовные достижения всей и всяческой истории, то есть можно податься в то измерение историзма, в сравнении с которым историзм XIX века может показаться карликовым.

В «науках» – а тем более, в науках о «духе» – теперь достигается огромное удовлетворение при виде вновь открывающихся возможностей совершать открытия и опровергать до сих пор существовавшую науку. Чувствуют, что их «духовность» подтверждена и удостоверена, что есть некоторая радость «жить» – но все же это есть только раскрывание диких и долго существующих инстинктов человека, которые лишают его выбора – внутри растущей покинутости бытием, которая свойственна суще-бытующему.

Ее наивысший триумф есть неимение ни малейшего представления о себе самом. Сущностным проклятием человека становится все более и более скрываемая «паника».

56. Вот-Тут-бытие и «Бытие и время»[53]

«Вот-Тут-бытие человека»

могло бы подразумевать наличие здесь и теперь разумного животного, так что «есть налицо» такое суще-бытующее; можно было бы также подразумевать то же самое, но в понятийном снятии; тот род и способ, каким существует человек, специфическое качество его экзистенции (existentia) в отличии от эссенции (essentia).

Всегда здесь человек есть субъект, которому приписывается некоторый способ существования и вид.

Но то, что называется Вот-Тут-бытием в «Бытии и времени» и позднее, отделено от всего этого пропастью, через которую нет никаких мостов.

Вот-Тут-бытие есть осново-полагающее определенного преобразования сущности человека – то, что, возможно, и есть «этот» человек – в некотором совершенно ином смысле этого «генитива» – смысла основу которого еще предстоит заложить.

Вот-Тут-бытие – это оставленные напоследок человеку из изначального осново-положения истины пра-бытия [заветные] места его сущности.

* * *

Вот-Тут-бытие[54]

То, что так названо, и изначально основоположено в названии, есть

1. ни вообще «набор данностей» в смысле налично обнаруженного под руками; скорее, это то, что приходит к сущению только в проекте, осуществляемом в запрыгивающем проекте и в проектируемом скачке – и только так приходит к сущению (описывается герменевтически-феноменологически; понимается не как «платоновское созерцание-сущности», а как вы-рас-спрашивающе-интерпретирующее проектирование – выброс из заброшенности – направляемый определенным «направлением взгляда» и определенным подходом; оно «философское», т. е. осуществленное с любовью к истине бытия и по существу историческое (geschichtlich).

2. ни как только проект сущности человека (при этом человек был бы – по каким-то причинам, например, следуя совершенно сообразным времени намерениям («антропологическим») – брался бы сам по себе, то есть был бы изъят из окружающего и рассмотрен «философски»). Наиболее широкий и наиболее соответствующий изначальному проект Вот-Тут-бытия есть, скорее, проект человека, ориентированный на адресованность-призванность в истину пра-бытия и исходящий из нее; однако, пра-бытие есть то, что наиболее заслуживает вопрошания, наиболее стоит под вопросом; («Можно» читать «Бытие и время», – игнорируя все решающее – как «антропологию» и использовать как определенный род «экзистенциальной этики» и тому подобное; только все это тогда не будет иметь ничего общего с единственной мыслительской волей этого опыта исследования; с вопрошающим разворачиванием вопроса о бытии как вопроса об истине бытия;

3. Вот-Тут-бытие есть основополагание истины бытия в определенном преобразовании человека, исходящем из выбора, сделанного в пользу «пра-бытия»; все и всячески сделанные оценки касаются только пра-бытия, хотя оно не есть «последнее» и не есть «первое», а есть единственное в «Между» – как-без-дно-основе. Поэтому – Вот-Тут-бытие ни с чем не сравнимо; не соотносится ни с каким предметом «учения» (исследования; исследованием называется в «Бытии и времени» существенное вопрошание, а не «объяснение» подручного окружающего). Вот-Тут-бытие – даже оно со-бытуется в со-бытии-с бытием не