Девушка, которая взрывала воздушные замки - Ларссон Стиг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Любопытно, – сказал Гульберг и, немного поразмыслив, продолжил: – Поскольку газеты уже писали о банде лесбиянок, возможно, стоило бы развить эту линию. Симпатии к Саландер это, пожалуй, не прибавит.
– Но ведь полицейские, читавшие расследование Бьёрка, могут стать у нас на пути. Не могли бы мы их как-нибудь изолировать? – спросил Сандберг.
Ваденшё закурил новую сигариллу.
– Предварительное следствие возглавляет Экстрём…
– Однако самый главный там Бублански, – сказал Нюстрём.
– Да, но даже он не может нарушать административный протокол.
Ваденшё погрузился в размышления. А потом посмотрел на Гульберга.
– У вас больше опыта, чем у меня, но у всей этой истории столько нитей и ответвлений… По-моему, было бы уместно развести Бублански и Мудиг в одну сторону, а Саландер – в другую.
– Отлично, Ваденшё, – сказал Гульберг. – Мы так и сделаем. Бублански возглавляет расследование убийства Бьюрмана и той пары из Эншеде. Саландер в этой связи больше не актуальна. Теперь речь идет о том немце, Нидермане. Значит, Бублански с его командой надо сосредоточиться на поисках Нидермана…
– О’кей.
– К Саландер они больше не имеют отношения. Кроме того, еще инициировано расследование событий в Нюкварне… Там ведь три старых убийства, которые, вроде бы, связаны с Нидерманом. Расследованием пока занимается группа из Сёдертелье, но эти два дела следует объединить. Значит, на некоторое время Бублански будет занят. Кто знает, может, ему и удастся схватить этого Нидермана…
– Не уверен.
– А этот Фасте… Можно ли вернуть его на работу? Кажется, ему можно поручить проверку подозрений в отношении Саландер.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал Ваденшё. – Следовательно, надо заставить Экстрёма развести эти два дела. Но сможем ли мы контролировать его?
– По идее, сможем, – ответил Гульберг, покосившись на Нюстрёма.
Тот кивнул:
– Об Экстрёме я позабочусь. Думаю, сейчас он просто мечтает забыть обо всем, что касается Залаченко. Он передал отчет Бьёрка по первому же требованию ГПУ/Без и уже заявил, что, разумеется, будет неукоснительно соблюдать все инструкции, связанные с государственной безопасностью.
– Что ты собираешься предпринять? – с подозрением спросил Ваденшё.
– Дайте мне разработать сценарий, – ответил Нюстрём. – Полагаю, мы просто-напросто деликатно объясним ему, как он должен действовать, если не хочет, чтобы его карьера резко оборвалась.
– Самую серьезную проблему представляет третья часть нашего пазла, – сказал Гульберг. – Ведь полиция обнаружила досье Бьёрка не собственноручно… Она получила его от какого-то журналиста. А СМИ, как вы все понимаете, в нашем случае – это проблема. Особенно «Миллениум».
Нюстрём открыл свой блокнот.
– Микаэль Блумквист, – произнес он.
Все присутствующие слышали о деле крупного афериста Ханса Эрика Веннерстрёма, и имя Микаэля Блумквиста было им знакомо.
– Даг Свенссон – журналист, которого убили, – работал в «Миллениуме». Он собирал материал о траффикинге и в результате вышел на Залаченко. Труп Свенссона обнаружил именно Микаэль Блумквист. Кроме того, он знаком с Лисбет Саландер и все время отстаивал тезис о ее невиновности.
– Но откуда, черт возьми, он может знать дочь Залаченко? Это кажется слишком подозрительным совпадением.
– А мы и не считаем, что это случайность, – сказал Ваденшё. – Скорее всего Саландер является чем-то вроде связующего звена между всеми ними. Каким именно образом, нам пока неясно, но это единственное разумное предположение.
Гульберг молча начертил у себя в блокноте несколько концентрических окружностей, потом наконец поднял взгляд.
– Мне необходимо немного над этим поразмыслить. Пойду прогуляюсь. Встретимся снова через час.
Но прогулка заняла у Гульберга не час, как он обещал, а почти четыре часа. Он погулял десять минут, а потом нашел кафе, где подавали кофе самых экзотических типов, заказал чашку самого обычного черного кофе и уселся за угловой столик возле входа. Эверт напряженно размышлял, пытаясь распутать все узлы и время от времени что-то записывал в ежедневник.
Через полтора часа у него начал вырисовываться план.
План был так себе, но, перебирая всевозможные варианты, Гульберг пришел к выводу, что проблема требует принятия безотлагательных мер.
К счастью, есть человеческие ресурсы, и план вполне выполним.
Гульберг поднялся, нашел телефонную будку и позвонил Ваденшё.
– Нам придется еще ненадолго отложить встречу, – сообщил он. – Я должен еще кое-что сделать. Мы можем собраться в четырнадцать ноль-ноль?
Затем Гульберг дошел до площади Стуреплан и остановил такси. Вообще-то скромная пенсия государственного служащего не позволяла ему так роскошествовать, но, с другой стороны, он пребывал в том возрасте, когда уже не имело смысла копить деньги на какие-нибудь излишества. Гульберг назвал водителю адрес в районе Бромма.
Доехав через некоторое время до названного адреса, он пешком прошел квартал в сторону к югу и позвонил в дверь небольшого частного дома. Ему открыла женщина лет сорока.
– Добрый день. Мне нужен Фредрик Клинтон.
– А кто его спрашивает?
– Старый коллега.
Женщина кивнула и проводила его в гостиную, где с дивана с трудом поднимался Фредрик Клинтон. Ему было только шестьдесят восемь лет, но выглядел он намного старше. Диабет и проблемы с сосудами постепенно разрушали организм.
– Гульберг, – удивленно произнес Клинтон.
Они довольно долго разглядывали друг друга, потом крепко обнялись.
– Я уже не думал, что когда-нибудь снова тебя увижу, – сказал Клинтон. – Наверняка, ты видел вот это.
И он показал на первую полосу вечерней газеты с фотографией Рональда Нидермана и заголовком «Убийцу полицейского ищут в Дании».
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Гульберг.
– Я болен.
– Вижу.
– Если мне не пересадят почку, я скоро умру. А вероятность получения новой почки крайне мала.
Гульберг кивнул.
Женщина подошла к дверям гостиной и спросила, не угостить ли Гульберга чем-нибудь.
– Кофе, пожалуйста, – ответил он, и когда она ушла, поинтересовался у Клинтона: – Кто эта женщина?
– Моя дочь.
Гульберг кивнул. Несмотря на тесное общение на протяжении долгих лет совместной работы в «Секции», в свободное время почти никто из коллег друг с другом не встречался. Гульберг в мельчайших подробностях знал черты характера своих сотрудников, их сильные и слабые стороны, но имел лишь смутное представление об их семьях. С Клинтоном он, пожалуй, общался самым тесным образом в течение двадцати лет. Гульберг знал, что Клинтон женат и что у него есть дети, однако имена дочери и бывшей жены или как Клинтон обычно проводит отпуск, ему известны не было. Словно все, что находилось за пределами «Секции», считалось закрытой темой и не обсуждалось.
– Зачем я тебе понадобился? – спросил Клинтон.
– Мне бы хотелось узнать, какого ты мнения о Ваденшё.
Бывший коллега покачал головой:
– Мне нет до него никакого дела.
– Я спрашиваю тебя потому, что ты знаешь его, он ведь проработал с тобою десять лет.
Клинтон вновь покачал головой:
– Сегодня «Секцией» руководит он. Мое мнение никому не интересно.
– Он справляется?
– Он не дурак.
– Но…
– Аналитик. Умеет составлять мозаику из отдельных элементов. Обладает интуицией. Непревзойденный администратор, у него всегда сходится бюджет, да так, как мы даже и не мечтали.
Гульберг кивнул. Но о самом существенном качестве Клинтон не упомянул.
– Ты готов вернуться на службу?
Клинтон посмотрел на Гульберга и долго колебался, прежде чем ответить.
– Эверт… Я через день провожу по десять часов при диализном аппарате в больнице. Поднимаясь по лестнице, я почти задыхаюсь. У меня нет сил. Совсем нет.
– Ты мне нужен. Последняя операция.
– Я не могу.
– Можешь. Ты сможешь через день проводить по десять часов на диализе. Ты сможешь не ходить по лестнице, а будешь ездить на лифте. А если потребуется, я устрою так, что тебя будут носить на руках – туда и обратно. Мне нужен твой интеллект.