Кто-то,с кем можно бежать - Давид Гроссман

И он набрал номер на мобильнике:

- Хеми, слушай, Хеми. До которого часа ты со своей девчонкой в Герцлии в "Гражданском доме"? Сколько? Почему, сколько ей нужно времени, чтобы вытащить платки из носа? Понял. Слушай, меня это не устраивает. Волшебство, не волшебство, вы уходите оттуда ровно в двенадцать, ни секундой позже, почему? Потому что в половине я направляю туда кого-то другого, и мне нужно хотя бы полчаса между тем и этим. Почему? Ты ещё не знаешь почему? Ну, допёр? Браво. Так не спорь! Поехал!

И так он ходил и организовывал, и отправлял парней и девушек, и водителей, которые с ними, и напоминал каждому, что ему нужно взять, и бежал за шпагоглотателем, который как обычно забыл рюкзак с ножами, и указывал девушке, надувающей воздушные шарики разных форм, чтобы поставила рядом магнитофон, пусть играет, потому что публику нужно тем временем развлекать, и хлопал по плечу бледного парня со скрипкой, и говорил ему, чтобы старался улыбаться один раз в час, клиенты не любят траурных физиономий. Коридор постепенно пустел, так что в конце Тамар осталась почти одна и уже боялась, что ей придётся провести ещё один день в этом мрачном месте.

- Теперь ты, тебя пошлём в Хайфу. Ну, Мико, сегодня у тебя особенная пассажирка. Сначала отвезёшь её в центр Ха-Кармель, найди ей хорошее место, это её первый раз за пределами города. И она высший класс, - Песах подмигнул ему, - так что поделикатней с ней, ясно? Потом отвезёшь её в Неве-Шеан в этот, как его, Центр Зив, - он говорил, но Тамар уже не слушала, у неё был такой внутренний способ, перестать слушать, когда окружающее начинало раздражать. Её маму это выводило из себя, куда ты пропадаешь, когда ты так, как так, когда ты делаешь мраморное лицо, когда твои глаза становятся, как не знаю что, как под плёнкой, как у попугаев.

- И если время позволяет, добавьте ещё раз по дороге назад в Зихроне, тоже на бульваре, - услышала она Песаха издалека, - сколько времени примерно твоё выступление, милашка? Эй, проснись! Куда ты ушла!

Тамар сказала, что примерно полчаса.

- Четверть тебе недостаточно? Хорошо. Сегодня дашь полчаса, я хочу, чтоб ты себя нормально чувствовала. Завтра посмотрим. Всё. Четыре выступления. Для начала этого достаточно.

Мико был тот парень, который привёз её вчера сюда, с мамой и папой Песаха. Он пошёл к "субару", не сказав ей ни слова, и она пошла за ним. Не знала, куда она должна сесть, рядом с ним или позади. Уселась сзади, зная, что таким образом даёт ему почувствовать себя таксистом, но ей было всё равно. Динка высунула голову в окно и с наслаждением вдыхала прохладный воздух.

Тамар была рада выехать из Иерусалима, быть в дороге, в движении. Было у неё даже некоторое ощущение значительности. Как будто она известная артистка, которую везут в особой машине на выступление. Она мысленно махала толпам поклонников, собиравшимся вдоль её пути, и бросала тепличные орхидеи из своего букета.

Ехали молча. Тамар ждала, когда же он начнёт объяснять ей то, что она должна знать. Он не издавал ни звука. Непрерывно стучал по кнопочкам своего мобильного телефона. Режущие слух обрывки мелодий сменяли одна другую. Почти час он так перебирал десятки типов звонков, предлагаемых телефонным аппаратом, и голова Тамар готова была лопнуть. Пару раз она пыталась его о чём-то спросить, но он не обращал на неё внимания. Когда Тамар было шесть лет, она жила возле железной дороги, тогда она делила мир пополам – на тех, кто машет в ответ маленькой девочке, стоящей у рельсов, и на тех, кто не машет. Иногда он смотрел на неё в зеркало. Глаза его были черны и прямо пылали. Она вызывала у него отвращение и не понимала, почему, но с какого-то момента это стало ей безразлично.

- Теперь слушай, - резко сказал он, - это делается так. Я ставлю "субару" на соседней с центром улице. Ты прохаживаешься минут десять и начинаешь выступать. Если увидишь меня среди публики, то не подаёшь виду, что мы знакомы. Важней всего, если кто-то тебя спросит, ты обо мне ничего не знаешь. Ты приехала в Хайфу вчера вечером на автобусе. Спала на автобусной станции. Ни с кем не разговаривала. Ясно?

Тамар кивнула, не глядя на него.

- Кончаешь петь – ты ведь поёшь?

- Да.

- Кончаешь, берёшь деньги, гуляешь ещё минут пять-десять, не больше, и только по маленьким улицам, никогда не по центральной, поняла?

- Да.

- Десять минут прошли, идёшь к машине и вперёд. Есть?

- Есть.

- Ещё раз: если будет полицейский или кто-то подозрительный – ты к машине не приближаешься. Если увидишь меня – проходишь, как будто меня нет. Воздух. Только если всё чисто на тысячу процентов, садишься в машину. Всё.

Они приехали на маленькую тихую улицу, спускающуюся к морю. Тамар видела низкие дома и аллею кипарисов и сосен, затеняющих улицу. Мико припарковал машину и даже выставил парковочный талон, она поняла, что и это он делает для того, чтобы предотвратить любые трения с полицией.

- Теперь: здесь Кипарисовая улица, запомни название. На углу супермаркет и тренажёрный зал. Не забудь. Вперёд. Пошла.

Вот так, без напутственного пожелания, без ничего, она вышла на улицу.

Начав петь, захрипела и вынуждена была прерваться на несколько минут. Испугалась, ну вот, она снова всё испортит. Когда её горло очистилось, подумала, что нехорошо, что она привыкает петь, не разогрев предварительно голос. В дальнейшем это может повредить. Но слова "в дальнейшем" показались ей пустыми и к ней не относящимися, потому что она – только в ближайшем она теперь существует. Она начала с начала, спела "Твой венец" и "Храни себя" и осталась недовольна своим пением там. Она не чувствовала связи со словами и, как ни старалась, в её выступлении не было подъёма. Это её слегка беспокоило. Боялась, что Мико расскажет Песаху, и тот сразу же её уволит. Её взбесила мысль, что она может зависеть от профессиональной оценки Мико! Она точно знала, в чём причина неудачного выступления: когда пела в Иерусалиме, улица почти всегда вдохновляла её, и, даже не забывая ни на минуту о своей цели, она пела там свободно и радостно; а сейчас, имея за собой систему Песаха, она чувствовала себя, как канарейка в клетке.

В заключение спела на ладино "Лос билбиликус", известную публике как "Цветущая лилия", и простое тепло, заключённое в мелодии, её немного оживило, и люди вокруг начали ей улыбаться, что-то знакомое снова заструилось в ней, и она спела им сверх программы "Марионетки" Леи Гольдберг, которую выучила с кассеты своей любимой Ахиноам Нини, и её голос прыгал и плясал: "В одеянии банальном/ На балконе карнавальном/ Где фонарь забыл оставить/ Света жёлтое перо/ Встретились совсем случайно/ Он говорил, она молчала/ Она Пьеретта, Он Пьеро..."

Она улыбнулась глазами молодому босоногому парню, который стоял там, вбирая в себя её голос, и он, словно потрясённый её улыбкой, потянулся к ней. "Может это не Пьеретта", - пела она ему, округлив глаза, - "Вдруг какой-то кукловод/ Куколку, марионетку/ За верёвочки ведёт..." Ей восторженно аплодировали, просили петь ещё, но ей не хотелось бисировать. Она хотела продолжить поездку и понять, что происходит вокруг неё на самом деле, в каком спектакле она участвует, и какая у неё роль.

Когда она закончила, парень подошёл к ней, почти мальчик, тонкий и нежный, в галабие, с мелкими бусинками в волосах и огромными глазами. Сказал, что он обязан немедленно взять её с собой в Галилею: там есть одна пещера с божественным резонансом, которая будто предназначена для её голоса, и ему просто необходимо услышать её там. Когда он произнёс "пещера", она на миг увидела свою, с матрацем, складным стулом и гитарой, прислонённой к стене, кто знает, удастся ли ей когда-нибудь добраться туда. Кто знает, удастся ли ей привести туда с собой Шая. Она улыбнулась ему своей вежливой улыбкой и отрицательно покачала головой. Он не отставал, приезжай только посмотреть – его рука неожиданно оказалась на её предплечье, лаская его – Бог создал тебя только ради твоего голоса, ну, что скажешь, цветок, ты только споёшь мне там одну песню... Тамар с силой стряхнула его руку со своей. Её серо-голубые глаза сделались стальными: оставь меня, сказала! Он взглянул на неё, что-то там увидел, отступил и ушёл.

Ещё несколько минут она гуляла по боковым улицам, чувствуя себя, как арестант при переходе из одной тюрьмы в другую. Люди вокруг неё шли и разговаривали, ехали машины, повседневность была так близка, только руку протянуть; она видела всё, как сквозь стеклянную перегородку. Потом в машине Мико не смотрел на неё. Она протянула ему пакет с деньгами. Он взвесил его в руке:

- Это всё?

- Это то, что дали, - сказала она, сердясь на себя. Что я перед ним извиняюсь.

- Если ты берёшь себе, тебе конец, ты знаешь. У нас есть способы проверить.

- Я ничего не взяла, - тихо сказала она, и смотрела ему прямо в глаза, пока он не отвёл взгляд.

Он завёл машину. Снова ехали молча. Тамар пыталась понять, что здесь происходит. Во время выступления она пару раз видела, как он проходил между людьми, которые её слушали. Она не понимала, от кого он должен её охранять, и откуда такой страх перед полицией. И почему утром Песах объяснял кому-то по телефону, что ему нужен промежуток в полчаса между выступлениями? Она сосредоточилась: когда парень из пещеры цеплялся к ней, Мико не пришёл на помощь. Так в чём заключается его роль на её выступлениях? Тут не было никакой логики. Привезли её в Хайфу, предупредили, припугнули, она пела, ничего особенного не произошло, а теперь её везут на другое представление. Для чего всё это.