Багдадский Вор - Ахмед Абдулла

его принц Персии. – Занятный волшебный шар и занятное волшебное яблоко! Ценные – я уверен. И еще интересные. Но, во имя бороды Пророка, именно мой летающий ковер доставил нас сюда вовремя, чтобы спасти жизнь принцессы. Вот, – он расстелил ковер у кровати, – величайшее сокровище, редчайший дар в Создании Господа Аллаха! Отдавая его, я заявляю о своем праве на руку вашей дочери, о халиф всех Правоверных!

– Клянусь честью моей бороды, – сказал последний, – перс тоже прав!

– Но, дорогой отец! Я послушная дочь. Однако… я не могу выйти замуж за всех троих, ведь так?

– Едва ли! – заметил халиф.

– Тогда… что мне делать?

– Ты моя! – закричал индиец.

– Моя! – воскликнул перс.

– Моя! Только моя! – прорычал монгол. – Я вернул тебя назад. Никакой другой дар не может сравниться с моим волшебным яблоком. Твоя жизнь принадлежит мне!

– Мне!

– Мне!

Они окружили халифа, галдя, споря, ссорясь, возражая. Они склонились в одну сторону, в то время как принцесса, повинуясь внезапному импульсу, повернулась к Земзем.

– Быстро, – прошептала она. – Пока они не заметили! Попроси волшебный кристалл показать нам, что делает Ахмед.

Земзем сидела, скрестив ноги, у кровати, спиной к остальным, поэтому они не видели, что она делает. Она тихо отдала приказ кристаллу и посмотрела в него. Затем она азартно посмотрела вверх.

– Рожденная Небесами! – донеслось ее бормотание. – Багдадский Вор на пути домой!

– Ох… – Зобейда сдержала восклицание.

– Да. Он летит. Летит по воздуху – верхом на огромном белом коне с сияющими серебряными крыльями! Над долиной он летит… и над горой… и над рекой… и над лесом… и над пустыней! Он летит на запад… домой… в Багдад… верхом на огромном, крылатом коне!

Зобейда громко рассмеялась от счастья. Она позвала халифа:

– Отец! Отец, дорогой!

– Да, доченька? – спросил он, поворачиваясь. – Что такое?

– Я словно… – она снова рассмеялась, – словно ослик между тремя охапками сена, и я не знаю, какую выбрать.

– Не очень лестное сравнение для тебя, – улыбнулся халиф Багдада.

– Боюсь, как и для трех женихов, – продолжала Зобейда, – ибо они изображают три охапки сена. Кто может сказать, какой подарок более редок? Минуту, о принцы! Без кристалла индийца вы бы не узнали о моем положении. Без ковра перса вы бы не добрались сюда так быстро. И без яблока монгола вы бы не вылечили меня. Яблоко – кристалл – ковер. Ни одно из них не является самым редким. Каждое из них оказалось бы бесполезным без двух других. Кого мне выбрать?

– Если ты выберешь одного, другие двое будут возражать, – устало ответил отец. – Они уже оглушили меня своими аргументами и контраргументами, своими обвинениями и контробвинениями. – Он вздохнул. – Ах… я так устал!

– Как и я, – сказала принцесса. – Давайте все пойдем спать. Завтра будет достаточно времени, чтобы все решить.

– В этом есть мудрость! Хорошая идея, дочка! Это лучшее, что мы можем придумать.

Все еще ворча, три принца согласились. Они вышли из комнаты. Но монгол, пожелав доброй ночи Зобейде, на секунду остановился у окна, будто бы желая взглянуть на великолепный вид Багдада, золотого и зеленого в лучах заходящего солнца. Три раза он махнул платком. Он улыбнулся, тонко, жестоко, когда почти мгновенно над башней неподалеку опустился огромный, треугольный, красно-золотой флаг – три раза – как ответ. Он узнал этот флаг. Боевой флаг его народа. Флаг затвердел от золота, и он стал еще тверже от запекшейся крови.

Независимо от завтрашнего решения Зобейда будет принадлежать ему. Скоро наступит ночь. Багдад уснет. И тогда его монгольские воины возьмутся за оружие и пойдут в атаку!

Он снова поклонился принцессе и вышел.

Вместе с Земзем принцесса посмотрела в волшебный кристалл, посмотрела в глубь своего сердца.

Ахмед приземлился недалеко от огромного ущелья. Он слез с крылатого коня.

– Ах! – воскликнула принцесса. – Посмотри, Земзем! Он разговаривает с конем! И… посмотри, посмотри! Кажется, конь отвечает!

– Невозможно! – закричала Земзем. – Я могу вообразить, что Ахмед разговаривает с конем. Но… конь отвечает Ахмеду? Что ж, звучит как сказка. Этого не может быть.

Но, вопреки сомнениям Земзем, так и было.

Ибо древняя арабская летопись говорит: «Когда случается невозможное, оно существует. Камень плавает в воде, когда глаза созерцают это. Обезьянка поет кашмирскую балладу, когда уши слышат это. Только идиоты, старые девы, кошки и ученые профессора дерзают спорить со свидетельствами своих пяти чувств».

В самом деле, достигнув западного края Долины Семи Соблазнов, конь спустился к земле, а когда Ахмед слез, заговорил с ним на чистейшем арабском:

– Я, как тебе известно, Конь Крылатого Воображения. На этой стороне ущелья воображение исчезает, и отсюда на запад, от самого Багдада, начинается иная жизнь и простирается мир реальных фактов. Ранее ты получил несколько уроков, преодолев свою гордость, зависть и ревность, и обрел веру в Аллаха и пророка Мухаммеда – приветствие ему! – как и смирение перед волей Судьбы. Также ты добыл два сокровища, серебряный сундук и плащ невидимости; последний, кстати, как ты скоро убедишься, защищает твою душу от позорной лжи, зависти и ненависти бесчестных людей. Я не могу нести тебя дальше. Ибо я хочу вернуться назад, к берегу Полуночного Моря, где еще один смертный ждет моей помощи в преодолении бездны черных желаний, которую без посторонней помощи, как и ты, он одолел и пересек. Salaam aleykum!

Не дождавшись ответа Багдадского Вора, Конь Крылатого Воображения широко распростер свои потрясающие сияющие крылья, поднялся в воздух по грациозной дуге, повернул на восток, и не осталось ничего, кроме крохотного пятнышка серебра на фоне фиолетового вечернего неба.

Багдадский Вор остался один.

Он чувствовал какую-то боль и одновременно легкость в сердце, некий страх, странное опасение, связанное с тем, что может принести ему будущее. Эти семь месяцев он прожил в нелепом, пестром, изменчивом мире волшебства, где токи первобытной, космической земной жизни тянули его сокровенное «я», меняя части этого «я», меняя саму его душу, давая взамен новую. Теперь эта новая душа Ахмеда, Багдадского Вора, столкнулась со старыми фактами жизни; эта новая душа чувствовала себя чужой среди старых вещей.

Он посмотрел на запад.

Там буковые деревья опускались вниз по склону холмов огромным водопадом зеленой и изумрудной пены, уступавшей место изобилию синих и золотых цветов. За ними тянулась пустыня; и через пустыню вел узкий караванный путь – дорога в Багдад.

Багдад! В сотнях миль от него!

Вместе с этой мыслью пришла острая и горькая боль. Что ж, сказал он сам себе, сейчас практически конец седьмой луны. Завтра последний день. Неужели он преодолел себя только для того, чтобы потерять то, что он