Багдадский Вор - Ахмед Абдулла

духовном экстазе. Принц посмотрел в дым ладана. Сквозь вьющийся душистый дым он различал зеленый блеск своих родовых табличек; видел там свою цель и цель своего народа – кроваво-красные, волнующие каракули, покрывающие историю всего мира.

Он снова поклонился, скрестив руки на груди. Затем он заговорил. Это была молитва его расы, его племени, его клана, его династии, его самого.

Молитва. И мрачное пророчество!

– До тех пор, пока вода бежит и ветер дует, до тех пор, пока огонь горит и моря бушуют, монгольская раса будет существовать. Она прокладывает свой путь, как челнок, по просторным землям земли, сплетая вечную, неразрывную ткань. Неоднократно в прошлом власть монголов слабела при столкновении с объединившимися силами других рас, хватавших и отбиравших влекущие драгоценности и силы. Неоднократно мы переходили в нападение; мы сбивали оковы; мы порабощали поработителей. Неоднократно в будущем монгольская власть будет отступать при столкновении с объединившимися силами других рас, хватавших и отбиравших влекущие драгоценности и силы. Неоднократно мы перейдем в нападение; мы собьем оковы; мы поработим поработителей… – Его голос становился пронзительным, победоносным. – Мы – желтые, зубастые волки, опора наших матерей! Никогда мы не будем есть грязь, чтобы утолить наше страстное желание! У нас величайшие амбиции, величайшее предназначение, величайшая миссия на земле. Нас очищает свист меча, когда он краснеет. И конец еще не пришел – и не наступит многие века, никогда не наступит. Ибо мы – единственная чистая раса на земле. Наша раса бессмертна, вечна. Империи Германии и России, короли Польши и Венгрии, герцоги Литвы и племен Поволжья, вожди, ханы и принцы половины мира пали под сияющим монгольским мечем. И в будущем короли, народы и республики будут раболепствовать перед нашими кривыми ятаганами и целовать тени ног наших коней. Многократно! Многократно! Ибо мы – сила, энергия и суровая, безжалостная воля. Мы – вечно могучая, вечно возрождающаяся раса. Так мы будем разрывать на куски все сплотившиеся человечество. Все, что построили остальные люди, мы будем снова и снова низвергать. Всех слабых божеств, изобретенных и почитаемых остальным человечеством, мы будем снова и снова подвергать забвению и насмешкам. Ибо мы – Бич Божий!

Он еще раз поклонился нефритовым табличкам; затем повернулся, когда дверь открылась, чтобы впустить Вонг К’ая.

– Родовитый, – произнес этот герой, – Багдад твой.

– Завтра утром, – сказал принц, – я возведу принцессу Зобейду на трон Дракона. Она другой расы. Я знаю. Но монгольская раса сильнее. Мой прадед женился на немецкой принцессе, плененной на войне, но сын от их союза, мой дед, был чистым монголом. Мой дед женился на индийской принцессе, украденной татарскими налетчиками, но мой отец был чистым монголом. Мой отец женился на персидской принцессе, посланной ему как дань от Шаха, но я истый монгол. Я женюсь на арабской принцессе. Но мои сыновья будут чистыми монголами. – Он остановился; продолжил: – Прикажи Зобейде готовиться к свадьбе. Пусть это будет свадьба по монгольским традициям. Даруй каждому моему солдату лошадь, раба и три золотых монеты. Даруй каждому моему капитану девять раз по девять белых жеребцов, девять раз по девять драгоценных жемчужин, девять раз по девять алых халатов, девять раз по девять золотых монет, девять раз по девять рулонов шелка и девять раз по девять рабынь. Накорми астрологов, колдунов, предсказателей и знахарей за мой счет. Пусть звонят колокола, горит ладан и поют песни по всему Багдаду. Проследи, чтобы всех мусульманских священников распяли на алтарях их бессильного Аллаха. Пусть зубы всех христиан и евреев вырвут по одному, чтобы их крики звучали сладкой музыкой. Даруй принцессе Зобейде в качестве моего свадебного подарка королевство Татарию, статус повелительницы клана Внешней Монголии, наместничество Маньчжурии и острова Вак и годовые доходы девятнадцати тысяч деревень и городов России и Сибири. Скажи ей, что я присваиваю ей очаровательный и элегантный титул Образа Десяти Тысяч Поколений Женщин!

– Слушаюсь и повинуюсь, о Великий Дракон! – пробормотал Вонг К’ай и ушел, в то время как принц Монголии подошел к окну и открыл его.

Он посмотрел наружу.

Постепенно мрак ночи рассеивался, костры, разложенные тут и там мародерствующими монгольскими воинами, гасли и дымовая завеса, которая покрывала город, скручивалась в барочные спирали и растворялась в газовых арабесках.

Принц издал чувственный, гортанный возглас триумфа.

У его ног Багдад становился все более и более различимым с каждой минутой. Там растянулись сотни плоских, ослепительно-белых крыш, богато украшенных башен, сказочных башенок и арабских куполов. В лучах молодого солнца покатая крыша мечети в центре города сияла, как оперение гигантского павлина, таинственной смесью синего, зеленого, фиолетового и светло-лилового. Все утопало в щегольских садах, пестревших разноцветными деревьями и кустарниками, с кротонами и манговыми деревьями, с розами и меллингтониями, с пуансеттией и бегонией.

Багдад! Багдад принадлежал ему! Его власть над Аравией и… скоро, скоро… над всем исламским миром! Его владычество над этими высокомерными арабами, этими высокомерными семитами! Его восторг от их горестных рыданий и воплей, которые разносились над городом и дворцом могучими волнами…

* * *

И все же один человек во дворце этой ночью не рыдал и не жаловался. Это была Зобейда, хотя в ее спальне находилось несколько монгольских воинов, наблюдающих за ней из опасения, что она могла совершить самоубийство.

Но у нее не возникло такой мысли. Тесно прижавшись к Земзем, она прошептала ей причину ее безмятежного состояния души.

– Ахмед идет! – сказала она. – Да! Он идет! Я видела это в волшебном кристалле!

– Но он один, Рожденная Небесами! Что может сделать один человек против монгольской орды?

– Ты когда-нибудь любила, Земзем? – улыбнулась Зобейда.

– Ах, да. Три или четыре раза.

– Я тебе не верю.

– Почему нет, Рожденная Небесами?

– Потому что, если ты действительно была влюблена, ты бы знала, что влюбленный может сделать все что угодно – что угодно и все. Спокойной ночи, Земзем!

И она уснула, тихо, бесстрашно, без снов и кошмаров, в то время как на дороге от Терек эль-Бея Багдадский Вор пришпоривал своего огромного жеребца в ночи, в зелени и желтизне раннего утра; наконец прибыв в Багдад, Ахмед громким голосом потребовал впустить его.

Желтокожий, плосконосый воин в железном шлеме появился на стене и посмотрел вниз.

– Убирайся! – сказал он на своем грубом монгольском наречии. – Ворота Багдада закрыты до окончания свадьбы.

– Чьей свадьбы?

– Свадьбы Чам Шенга, Великого Дракона, и Зобейды, дочери халифа.

Мужчина ушел; он вернулся, когда Ахмед, склонившись к коню, колотил в ворота, бил в них рукояткой своего меча, крича громко и нахально:

– Впусти меня, впусти меня, собака, мордатая монгольская свинья! Широко