Австралоиды живут в Индии - Людмила Шапошникова

Все это я объяснила Молару и сказала, что мне хотелось бы посмотреть на дольмены, которые я видела только на фотографиях.

— Подумать только! — удивился еще раз Молар. ― Такие интересные вещи существуют в округе, а я о них не знаю. Мне тоже надо на них посмотреть. Так вы говорите, что это где-то около Гудалура?

Я подтвердила.

— У меня есть дела в тех местах, — подумав, сказал Молар, — мы с вами туда поедем и найдем дольмены.

Был солнечный и приятно прохладный январский день. Наш «джип» весело бежал по глинистой дороге предгорий мимо поселков и деревень, мимо кофейных плантаций, рисовых полей и лесных зарослей. В этот день мы решили много важных вопросов. Молчаливый и с виду нерасторопный Молар обладал одной удивительной способностью — втягивать малознакомых людей в свои дела.

Мы проинспектировали деревенскую начальную школу. Молар сидел с важным и неприступным видом над школьными реестрами, а я проверяла, как выполняются учебные программы. Никаких отступлений я не нашла, а Молар заметил какой-то непорядок в реестрах и долго выговаривал директору — молодому деревенскому пареньку, напуганному этой неожиданной проверкой. В попутной деревне племени курумба мы уладили земельный вопрос. Дело в том, что деревня оказалась на территории заповедного леса и лесной департамент хотел выселить жителей. Мне показалось, что это несправедливо, и Молар со мной согласился. Мы пришли к единому мнению: курумба по ряду веских причин с их земель выселять нельзя, и необходимо для них сделать исключение. Данное решение мы довели до сведения чиновника лесного департамента, чья контора располагалась в трех милях от деревни племени курумба. Чиновник после долгих уговоров согласился с нами, а потом поинтересовался, сколько времени я работаю в коллекторате Нилгири.

Молар улыбнулся впервые за весь день и сказал:

― Мадам не работает у нас. Она ищет дольмены.

― Что? — не понял чиновник.

― Дольмены, — важно ответил Молар, как будто сам всю жизнь только этим и занимался.

И тут я отметила про себя второе удивительное качество Молара. Он обладал способностью втягиваться в дела малознакомых людей, как в свои собственные.

― Дольмены? Это что же? — удивился чиновник. — Насекомые, что ли?

— Почему насекомые? — возмутился Молар. — Древние погребения.

― А! — понимающе закивал чиновник. — Могилы, значит. Так у нас в соседнем лесу есть такие могилы. Курумба их наделали. Эй, Канакан! — крикнул чиновник.

В дверь осторожно просунулась лохматая голова с плутоватыми глазками. Голова явно принадлежала представителю древнего австралоидного племени курумба.

― Да, сэр? — почтительно сказал Канакан.

— Поедешь вот с ними, — распорядился чиновник, — и покажешь могилы курумба. И сделаешь все как следует, слышишь? Они отстояли твою деревню от выселения. Имей это в виду. И чтобы никаких фокусов по дороге. Ясно?

— Ясно, ясно, сэр, — Канакан поспешно закивал лохматой головой. — Все сделаю, как вы сказали.

Канакан все сделал так, как ему сказали. Но не его вина, что на лесной поляне, куда он нас доставил «без всяких фокусов», не оказалось дольменов. На поляне, среди зарослей кустарника, было три погребения курумба. Три невысоких холмика, обложенных по краю кругом из камней. Круг камней тоже был одной из форм древней мегалитической культуры. Но я искала дольмены. Канакан объяснил, что курумба зарывают своих покойников в землю и отмечают место кругом камней. Здесь, в этом круге живут духи умерших. Днем Канакан сюда ходить не боится, а ночью здесь опасно. Ночью духи, поведал Канакан, выкидывают всякие фокусы.

Молара теперь трудно было остановить. Он явно заболел «дольменной лихорадкой». Мы мотались на «джипе» по всем окрестностям, расспрашивали местных жителей и даже школьников. Но они о дольменах ничего не знали.

Молар остановил «джип» на главной площади Гудалура. Сначала он исподволь опросил лавочников. Лавочники никак не могли понять, что же ищет этот солидный чиновник: могилы или храмы. Они ничего не слыхали о дольменах. Опрос лавочников привлек к Молару достаточно большую толпу горожан. И, воспользовавшись этим обстоятельством, Молар устроил летучий митинг. На митинге он вдохновенно и убедительно прочел лекцию о дольменах, перепутав, правда, кое-какие частности. Лекция о дольменах повергла гудалурских обывателей в недоумение и не свойственную им задумчивость. Лавочники на площади закрыли свои лавки и присоединились к митингующим. В городе запахло всеобщим харталом. Проблема древних дольменов явно приобретала политическую окраску. И когда появилась группа представителей местных профсоюзов и трижды прокричала «Джай хинд», я поняла, что дела наши плохи.

Откуда-то взявшийся верткий молодой человек, расталкивая толпу, пробился ко мне и скороговоркой сказал:

— Мадам, интервью.

— Только за дольмен, — ответила я.

― Но у меня такой валюты нет… — смутился репортер.

Бросив на меня неодобрительный взгляд, молодой человек стал пробиваться к Молару. Но тот важно пронес свое грузное тело через толпу и, сопровождаемый возмущенными взглядами обывателей и криками «Джай хинд!», втиснулся в «джип».

— Город называется, — недовольно пробурчал он, — не знают даже, что такое дольмены. И чему их учат в школах…

На этом кончилась моя дольменная эпопея в Тамилнаде.

И когда господин Кришнан уже на керальской территории Вайнада сказал: «Ой! Их там видимо-невидимо», — я просто ему не поверила.

— Послушайте, — осторожно начала я. — Я имею в виду дольмены.

― Ну да, дольмены, — легкомысленно заявил господин Кришнан. — А что же еще? Там, где живут панья, их сколько угодно.

«Чем черт не шутит», — подумала я, глядя на Кришнана.

И вот мы идем по лесу, который примыкает все к той же горе Спящая богиня. Сам лес какой-то особенный. Он светлый и прозрачный. В нем нет мрачных сырых мест, нет пугающих своей неизвестностью густых непроходимых зарослей. Тиковые деревья высоко подняли на своих стройных стволах прозрачные кроны. Внизу под ними редкие колонии сухого кустарника. Тропа прихотливо вьется по лесу. То подходит к горе, то снова отступает от нее. Но вот что-то в лесу неуловимо меняется. Появляется несоответствующая всему правильность. И правильность эта на земле. Я делаю шаг в сторону от тропы и вижу прямоугольник, образованный четырьмя каменными плитами, выступающими над землей.

― Есть! — торжествующе кричит господин Кришнан. — Ну что это? — спрашивает он меня, хитро прищурив глаза.

― Дольмен, — несколько растерянно отвечаю я. — Или, вернее, дольменоидный кист, как говорят ученые. Дольмен, утопленный в землю.

Размер дольмена 1×2 метра. Он забит землей и густой травой. Рядом лежит плоская плита, покрывавшая его. Кто сдвинул плиту, я не знаю. Через несколько шагов мы обнаруживаем еще одно погребение. Его пытались, видимо, раскопать. Верхняя плита сдвинута в сторону. Внутренняя камера наполовину засыпана землей. Плиты камеры аккуратно пригнаны одна к другой. Я внимательно осматриваю камеру. На ее стенках отсутствует круглое отверстие, которое часто встречается в надземных дольменах. Я делаю еще несколько шагов и обнаруживаю непотревоженное погребение. Верхняя плита лежит на месте. Рядом другая, потом третья. Теперь мне весь лес кажется огромной мостовой, вымощенной плоскими плитами древних погребений. «Мостовая» уходит вдаль, к горе, откуда, наверно, и спускали эти гранитные плиты. Я иду по этим плитам и еще не совсем верю в свою удачу. Но «верю или не верю» — это область эмоций. А от меня сейчас требуется иное. Я должна определить типы погребений, густо усеивающие этот удивительный лес.

Первое, что я встретила, — это дольменоидный кист, не отмеченный камнями. Потом я вижу такой же кист, но отмеченный кругом камней. Я встречаю однокамерные дольмены и двухкамерные. Натыкаюсь просто на круг камней, в центре которого нет дольменоидного киста. Я знаю, там, в земле, в таком круге камней могут оказаться погребальные урны или просто останки без урн. И, наконец, время от времени попадаются менгиры ― вертикальные камни, врытые в землю. Кажется, все типы мегалитических погребений присутствуют в этом лесу. А сам лес — огромный музей, чудом уцелевший с древних пор. Все, что здесь находится, — это доистория. Такие погребения сооружались в давние века до нашей эры. Позже я узнала, что в XIX веке здесь копал Фаусетт и нашел керамику и железные изделия. Что ж, возможно. Но что таят в себе остальные сотни погребений, мы не знаем.

Здесь, в этом лесу и в его сухой земле, лежит немало неожиданностей и открытий. Местные жители называют этот лес Айремколи — «тысяча убитых». Но есть и другое значение этого слова — «тысяча источников». Действительно, тысяча ценнейших источников истории древнего Вайнада. И вопрос, кто покоится здесь в каменных ящиках и в каменных кругах, предки ли австралоидов или предки средиземноморцев, или праотцы тех или других, остается открытым. А от решения этого вопроса зависит многое. Кто лежит в земле панья или урали-курумба, люди уже не помнят.