Повседневная жизнь московских государей в XVII веке - Людмила Черная

Большой размах приняли «корм» и раздача денег, устраиваемые в поминальные дни и церковные праздники царскими вдовами, сестрами и дочерьми прямо у себя в хоромах. Кормление нищих вносило определенное разнообразие в их жизнь. Так, вторая жена Федора Алексеевича Марфа Матвеевна Апраксина на поминовение супруга «кормила в 5 дней 300 нищих», царевна Татьяна Михайловна в течение девяти дней выставляла угощение двумстам убогим. Петр I, придя к власти, провел ревизию казенных средств, затраченных на эту милостыню. Оказалось, что всего в дни поминовений кормили 1371 нищего, на что было израсходовано из казны 143 рубля 26 алтын и три деньги. Петр запретил принимать нищих во дворце, указав раздавать деньги за пределами Кремля.

В XVII столетии появился новый вид социальной помощи — призрение раненых. Еще в Смуту монахи Троице-Сергиева монастыря устроили первый приемный покой для раненых. По грамоте Михаила Федоровича им на лечение из казны выдавалось, «смотря по ранам», от двух до четырех рублей. В 1657 году, во время русско-польской войны, начали создаваться временные полевые госпитали. В 1678 году после борьбы против турецко-татарского войска под Чигирином по всей Москве были размещены сотни раненых, лечение которых проходило за государственный счет.

Третий государь из дома Романовых занялся проблемой призрения нищих еще и в связи с благоустройством и наведением порядка в столице. Толпы одетых в лохмотья людей, просящих подаяние, не только вызывали у Федора Алексеевича сострадание, но и заставляли его задуматься о причинах нищенства как общественного явления. В 1678 году царским указом Моисеевская, Покровская, Петровская и Кулишская богадельни были переданы в ведение Патриаршего приказа. В них размещались «жалованные» нищие, остальные нищие должны были христарадничать около церквей и контролироваться их причтом. В 1681 году государь указал определить больных нищих в богадельни и содержать за счет казны, а «ленивых и имеющих здравие телесное приставить к работе».

Вскоре последовал еще один указ Федора Алексеевича, по которому предполагалось устроить две «шпитальни» (госпиталя) для больных нищих — в Знаменском монастыре Китай-города и на Гранатном дворе за Никитскими воротами. В указе содержалось также требование удалить из города здоровых попрошаек, чтобы «впредь по улицам бродящих и лежащих нищих, меж которыми многие притворные воры, всем здоровы и работать могут, не было». Действительно, современники свидетельствовали, что на улицах Москвы промышляли шайки воров, переодетых нищими — «по дворам ходя», планировали и совершали кражи; мошенники намеренно калечили детей и выставляли их напоказ, «чтоб на них люди смотря, умилились и больше им милостины давали». Царский указ был выполнен, насколько это было возможно. Были созданы две новые богадельни, одна из которых, «за Никитскими воротами», рассчитанная на сотню человек, продолжала функционировать еще в 1699 году. Но вряд ли просящие подаяние исчезли с улиц… Возможно, Федор Алексеевич сделал бы больше на ниве борьбы с «бродящими притворными» побирушками и ворами, не умри он так рано.

Попытки ввести в стране меры общественного призрения и организовать нечто похожее на современную социальную защиту населения, а также наладить контроль за ворами и мошенниками, использовавшими милостыню как легкий способ добывания денег, продолжились позднее, в эпоху Петра Великого. В 1691 году было введено суровое наказание (вплоть до ссылки в Сибирь) за притворное нищенство. В 1700 году в богадельнях оставили лишь стариков, инвалидов и сирот, в 1706-м появился первый приют для незаконнорожденных детей, ав 1712-м вышел указ о создании во всех губерниях госпиталей…

Глава третья СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ

«Государева радость»

Царские свадьбы представляли собой самые сложные (не по церемониалу, а по существу дела) явления придворной жизни. Женитьба являлась важнейшим рубежом не только в жизни государя (как, впрочем, и любого другого человека того времени), но и всего двора. В устоявшийся расклад придворных сил вмешивалась новая — пришедшие во дворец родственники царицы. Выбор царской невесты мог представлять для круга царских советников и друзей большую опасность — им грозили потеря места возле царя, утрата влияния на него, а потому с выбором невесты было связано множество интриг и заговоров.

Особенно не повезло первой невесте Михаила Федоровича Марии Ивановне Хлоповой. В 1616 году, когда государю уже исполнилось 19 лет, его решили женить. Какого возраста была его избранница, неизвестно, однако можно не сомневаться, что она была очень молода и хороша собой. В то время замуж выходили в 16–17 лет, а то и ранее. Неизвестно также, каким образом царь выбрал Марию в невесты; скорее всего, были устроены смотрины, на которых Михаил приглядел красавицу. Царскую невесту, как полагалось, поселили вместе с матерью и бабкой в Кремлевском дворце, дали ей новое имя Анастасия (в честь двоюродной бабки государя, первой жены Ивана Грозного Анастасии Романовны), а ее родственников включили в состав придворных. Марию начали даже упоминать на церковных службах, вместе с женихом они посетили Троице-Сергиев монастырь. Но их свадьба не состоялась. Скорее всего, дело было не в невесте, а в ее дяде Гавриле Васильевиче Хлопове, который, сам того не желая, вступил в спор с всесильным царедворцем, двоюродным братом царя по матери, Михаилом Михайловичем Салтыковым. При посещении Оружейной палаты царь спросил у ее руководителя Салтыкова, смогут ли русские мастера сделать столь же великолепное оружие, как продемонстрированная им турецкая сабля, и получил утвердительный ответ. Хлопов на тот же вопрос ответил отрицательно. А вскоре у Марии начались постоянные тошнота и рвота. Михаил и Борис Салтыковы, контролировавшие лечение царской невесты, поспешили заверить царя, что она нездорова, а ее недуг опасен: «Дохтуры болезни ее смотрели и говорили, что в ней болезнь великая, излечить ее невозможно». Царь закручинился, но сам решить вопрос, что делать в этой сложной ситуации, не смог. Был созван Земский собор, который порешил вычеркнуть Хлопову из списка царских невест и отправить с глаз долой подальше, что и было сделано. Правда, отставленная невеста вскоре выздоровела, но назад ее не вернули по настоянию матери царя и Салтыковых.

Прошло несколько лет, а Михаил всё не мог забыть первую любовь и не хотел жениться на другой. После возвращения из плена патриарха Филарета вопрос о женитьбе поднимался неоднократно. Патриарх предложил поискать невесту в правящих домах Европы: сначала в 1621 году просили руки племянницы датского короля Кристиана IV, но ответа не получили — тяжелобольному королю было не до матримониальных планов; потом в 162 3-м пытались сосватать сестру бранденбургского курфюрста Георга Вильгельма Екатерину — с условием ее перехода в православное вероисповедание, однако согласия достигнуто не было, и свадьба в очередной раз сорвалась.

По стране ходили слухи и сплетни, что Михаилу Федоровичу на роду написано либо взять в жены несчастную Марию Хлопову, либо не жениться вовсе. О них доносили во дворец как о «слове и деле государеве». Было даже проведено новое расследование по поводу отравления Марии. В 1623 году царские доктора Бильц и Балцер подтвердили, что причиной ее недомогания могло быть простое желудочное расстройство. Мария Хлопова продолжала жить в Нижнем Новгороде в совершенном здравии. Дядя бывшей царской невесты Гаврила Хлопов предположил, что ее болезнь в 1616 году была вызвана неумеренным поеданием сладостей, к которым девушка не привыкла. Но всплыло на свет божий усердие Салтыковых, старавшихся сорвать женитьбу. Патриарх Филарет добился, чтобы их за «помешку государской радости и женитьбы» сослали в дальние города с формулировкой: «…государская милость к вам и к матери вашей не по вашей мере; пожалованы вы были честью и приближеньем больше всех братьи своей, и вы то поставили ни во что, ходили не за государевым здоровьем, только и делали, что себя богатили, домы свои и племя свои полнили, земли крали и во всяких делах делали неправду, промышляли тем, чтоб вам при государской милости, кроме себя, никого не видеть, а доброхотства и службы к государю не показали».

Тогда же к Марии Хлоповой в Нижний Новгород была послана комиссия для освидетельствования состояния ее здоровья, но хотя девушка была признана совершенно здоровой и пригодной к деторождению, в ноябре 1623 года ей было официально отказано в звании царской невесты. Виновницей этого решения была, несомненно, мать царя, жаждавшая видеть царицей девицу из знатного рода. Почему же Михаил, уже зрелый человек, десять лет правивший страной, не настоял на своем выборе и отказался от Хлоповой в угоду матери? Этот вопрос остается открытым.

Наконец, в 1624 году новой невестой 28-летнего царя была объявлена княжна Мария Владимировна Долгорукова, из рода черниговских Рюриковичей. Выбор был сделан матерью Михаила Федоровича. Когда все треволнения были позади, а избранница уже какое-то время прожила во дворце в новом качестве нареченной невесты и опять-таки переименованной в Анастасию, наступил черед свадебного чина. Он был составлен еще в середине XVI столетия, а корнями уходил в глубокую древность, в которой христианские и языческие черты переплетались теснейшим образом. Основными фигурантами свадебного действа были сваты, посаженые отец и мать, тысяцкий, дружки, поезжане и др. Церемония растягивалась на несколько дней, начинаясь накануне венчания в церкви и завершаясь посещением новобрачными родителей жены. Оговаривались одежда всех участников, их действия и слова, детали обстановки: что должно стоять на столе, как оборудован неотапливаемый сенник, где пройдет первая брачная ночь, как будет выглядеть мыльня и т. п. Русские свадьбы совершались в соответствии с данным чином с теми или иными нюансами; впоследствии Алексей Михайлович позволил себе его нарушить и предложить свой — «тишайший» — вариант…