В Августовских лесах - Павел Федоров

Спустя некоторое время она легла в постель, но уснуть не могла. Полежав с открытыми глазами, встала и при лунном свете снова подошла к кроватке сынишки, поправила всклокоченную прядку волос, приложилась губами к влажному лобику, укрыла ножки одеялом.

Чутким ухом она уловила отдаленный ритмичный звук моторов и вздрогнула. Как и в прошлые ночи, ее охватило тревожное состояние. Звуки моторов все приближались и приближались, распространяя по земле мощный нарастающий гул. Клавдия Федоровна угадала, что где-то в стороне, неподалеку, летит большая группа самолетов. Она затаила дыхание и почувствовала под сердцем легкий толчок. Это давала о себе знать новая жизнь, ожидавшая своего права вдохнуть воздух и взглянуть на свет. Вдруг недалекий, словно подземный грохот продолжительными толчками качнул землю вместе с домом. От внезапного гула, прокатившегося томительной волной, зазвенела в буфете посуда и затрепетали на окнах занавески. С тревожно забившимся сердцем Клавдия Федоровна тихонько отдернула занавеску и высунулась наружу. Восток уже озарился рассветом. Редкие утренние звезды точно расплывались по побледневшему небу. Клавдия Федоровна подошла к другому окну и, прислушиваясь к непонятному шуму, взглянула на запад. В вышине было много бледно-зеленых, веером рассыпавшихся в небе звезд, которые лопались и ослепительным фейерверком падали на землю по всей линии границы. Вдруг близко вспыхнувшее пламя ослепило ее, в уши ударил грохот, что-то затрещало. Клавдию Федоровну отбросило в сторону. Ударившись об оконный косяк и теряя сознание, она различила в этом хаосе звуков, как и тогда на далекой заставе на берегу Амура, яростную пулеметную стрельбу.

Проснувшаяся Оля вздрогнула всем телом, кинулась к матери и прижалась к ней. Пронзительным голосом она крикнула:

— Мама, стреляют!

Закрыв глаза, Оля спрятала голову на груди матери.

За углом дома разорвался тяжелый снаряд. С треском распахнулась сорванная с петель дверь. В комнату с карабином в руках вбежал Шарипов, за ним Александра Григорьевна, не успевшая убрать рассыпавшихся по плечам волос. Закрыв глаза, она прислонилась к косяку.

— Что такое, Саша? — со стоном выкрикнула очнувшаяся Клавдия Федоровна. — Что это такое?

— Нападение! — коротко ответил Шарипов. — Быстрей одевайте детей! Собирайтесь, живо! — торопил он, вынимая из кровати мальчика.

— Да куда же мы? Что творится?! — волновались женщины, не зная, за что схватиться. Голоса их заглушались выстрелами, грохотом рвущихся мин и снарядов.

— Спокойно и быстро собирайтесь! — распоряжался Шарипов, надевая Славе рубашонку. — За заставой ожидает запряженная лошадь. Поедете в комендатуру. Здесь нельзя оставаться. Звонили по телефону и приказали отправить женщин и детей. Быстро! Клава! Шура! Оленька, быстро, детка!

Шарипов завернул мальчика в одеяло и понес к двери.

— Неужели, Саша, война? — крикнула Клавдия Федоровна.

— Кажется, война! Не задерживайтесь!

— А вы как же, Саша?

— Не спрашивай, милая! Некогда. Мы отбиваться должны! Идем, идем! Только не задерживайтесь!

— Но ведь что-нибудь надо взять? Какие-нибудь вещи? — завязывая на голову вместо платка какую-то тряпку, крикнула Шура.

— Какие там вещи! Идите, говорю, за мной! — раздался из сеней голос Шарипова.

Держа на руках ребенка и подхватив под руку жену, он повел ее рядом со стеной дома к подводе.

Александра Григорьевна с Олей замешкались, что-то торопливо хватали и снова бросали. Оля завязала в платочек тетради и учебники, томик Пушкина. Раздался взрыв снаряда. Он разорвался за стеной и разворотил угол дома. Оля и Александра Григорьевна упали на пол, потом вскочили и, подхватив свои узелки, выбежали во двор.

Беглым беспорядочным огнем фашисты уже били из минометов по всей заставе. Со зловещим завыванием утренний воздух разрезали мины.

— Сюда! Сюда прыгайте! — крикнул замполитрука Стебайлов.

Он стоял на дне траншеи и держался за ручки станкового пулемета. Глубокая, в полный профиль траншея подходила почти к самому углу командирского дома.

Пограничники заняли оборону и приготовились к бою.

— Переждите здесь. Скоро утихнет… — Стебайлов, спустив ремешок от зеленой фуражки под скуластый подбородок, продолжая сжимать ручки станкового пулемета, напряженно прислушивался к доносившимся от границы крикам и гулким винтовочным выстрелам.

— Это наши наряды отбиваются, — пояснил Стебайлов. — В упор, наверное, фашистов бьют.

Башарин, стоя в круглой ячейке окопа, нетерпеливо перекладывал ручной пулемет с места на место и прилаживался широким плечом к прикладу. По его сжатым губам и собравшимся у глаз морщинкам было видно, что ему трудно сдержаться, чтобы не нажать на спусковой крючок. Юдичев и Кононенко, сидя на корточках, брали из распечатанных цинковых коробок блестевшие патроны и набивали ими запасные пулеметные ленты. Александра Григорьевна удивлялась их необъяснимому спокойствию и той деловитости, с какой они выполняли свои обязанности. При завывающем свисте мин пограничники только немного наклоняли головы, а потом поднимали их и, отодвинув со лба козырьки фуражек, смотрели вверх, ожидая, когда завоет и разорвется следующая.

Оля с узелком в руках присела на нераспечатанный патронный ящик, озиралась по сторонам и почему-то мысленно старалась запомнить лица давно знакомых ей пограничников. Она часто ходила с ними в лес за грибами и ягодами, любила смотреть, как они купают в канале лошадей и служебных собак. Вот Башарин, который всегда был к Оле особенно добр и ласков. Такой большой и неуклюжий, он залезал на деревья, чтобы сломать для нее густо облепленную спелыми ягодами ветку черемухи. А вот Юдичев, тихий и застенчивый, он приносил ей из леса грачиные яйца, вырезал из древесной коры человечков и рисовал в тетрадке животных и птиц. Мысли девочки прерывались и застилались туманом, когда близко лопались мины. Оле хотелось закричать, но она только сжималась в комочек и крепко давила ручонками на свой узелок.

Внезапно на краю траншеи показалась фигура начальника заставы Усова в глубоко надвинутой на лоб фуражке. С секунду он смотрел в бинокль на линию границы, откуда одиночные выстрелы доносились все реже и реже. Оторвав от глаз бинокль, он шумно прыгнул в траншею и негромко сказал, переводя дыхание:

— Приготовиться к бою!

— Витя, Витя! — крикнула бросившаяся к нему Шура. — Что же будет, Витя?!

Усов вздрогнул, резко повернулся:

— А ты зачем здесь? — И, тряхнув головой в такт лопнувшей мине, изменив тон, продолжал убедительным полушепотом: — Здесь тебе, родная моя, не место! Не место, Шурочка, милая! Оля, почему ты не с мамой? Почему вы не уехали?

От напряжения на лице начальника заставы, казалось, шевелятся и играют все морщинки. Он не ожидал этой встречи. Только сию минуту, перебегая по двору, он в душе упрекнул себя, что даже не простился с женой и не видел, как она уехала. Он все время разговаривал по телефону с комендантом. Потом политрук Шарипов сказал ему, что обстрел не дал Шуре и Оле выйти на улицу, поэтому они и отстали от Клавдии Федоровны, которая поджидает их в ближайшем лесу.

— Сейчас же уходите отсюда по оврагу, уходите! — сказал Усов жестко.

— Никуда я не пойду! Я останусь здесь! — в исступлении крикнула Шура.

— Нельзя! Бери Олю и уходите!

— Куда? Куда? — сжимая кулаки, не унималась Шура.

— Вас ждет Клавдия Федоровна. С тобой ребенок!

Не желая больше слушать возражений, он подтолкнул жену вперед. Олю подхватил за руку и повел вдоль траншеи к выходу в овраг. Крепко поцеловал жену и Олю, посмотрел, как они побежали через ржаное поле, помахал им вслед своей зеленой фуражкой…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Первый бой пограничники приняли непосредственно на линии границы. Еще с вечера находившиеся в нарядах пограничники слышали приглушенный шум моторов, отдаленные человеческие голоса. Бражников со своим напарником лежал на поваленных деревьях и наблюдал за опушкой леса, расположенной в ста шагах от них, за кордоном.

— Последние дни тихо было, а вот сейчас опять началось, — сказал напарник Бражникова, Румянцев.

— Шумят… — отозвался Максим Бражников. — Прислушивайся лучше и гляди зорче. Фашисты что-то затевают…

Перед пограничниками темной стеной стоял чужой лес. Неизвестно было, что скрывалось в этом отдаленном, все нарастающем шуме и в звуках голосов.

Когда к утру стали ясно выделяться очертания леса и ближайших кустов, в небе пролетела большая группа самолетов, и вскоре послышались тяжелые бомбовые удары. Бражников, побывавший в боях на Халхин-Голе, понял, что где-то поблизости самолеты сбросили бомбы. Вся местность вдруг озарилась вспышками бледно-зеленых ракет, а вдоль линии границы грохнули выстрелы. В предутреннем рассвете поднялась, словно выросла из-под земли, редкая цепь солдат в низких, как показалось Бражникову, приплюснутых касках.