Птичий город за облаками - Энтони Дорр

пока Зено тычками гонят вверх по склону, он не чувствует паники, только отрешенность. Кусок металла, формой как осиновый лист, пробил куртку и торчит из его руки, однако боли нет. Пока нет. Сердце стучит, в ушах — гулкая пустота, как будто у него на голове подушка, как будто он вновь на маленькой латунной кровати в доме миссис Бойдстен, а все это — лишь неприятный сон.

Его ведут по дороге, потом через обледенелый террасированный склон (возможно, огород) и заталкивают в хлев. Там Зено видит Блюитта, у которого из ушей и носа идет кровь. Блюитт усиленно показывает жестами, что ему нужно закурить.

Они лежат, прижавшись друг к дружке на обледенелой земле, и всю ночь ждут, что их расстреляют. В какой-то момент Зено выдергивает из руки металлический лист, затягивает над раной рукав и снова надевает куртку.

На рассвете их ведут по каменистой местности. Ручейки военнопленных сливаются в общий поток. Всех их гонят на север: французов, турок, двух британцев. С каждым днем самолетов над головой все меньше. Один из пленных беспрерывно кашляет, у другого сломаны обе руки, третий придерживает выпавший из глазницы глаз. Через какое-то время Зено вновь начинает слышать левым ухом. Блюитт так мучается без табака, что подбирает со снега брошенные конвоирами окурки, но они всякий раз оказываются уже погасшими.

Вода, которую им дают, пахнет сортиром. Раз в день китаец ставит на снег котел вареного зерна. Некоторые брезгают горелой коркой со дна, но Зено помнит консервные банки «Армер энд компани», которые отец грел на печке в домике у озера, поэтому ест и ее.

На каждой остановке он расшнуровывает ботинки, снимает одну пару шерстяных носков «Юта вуллен миллз», сует их под мышки, надевает другую пару, суше и теплее. Главным образом это его и спасает.

В апреле они доходят до постоянного лагеря на южном берегу реки цвета кофе с молоком. Военнопленных делят на два отряда, Зено и Блюитт попадают к более здоровым. За несколькими крестьянскими лачугами располагаются походная кухня и склад, дальше ущелье, река, Маньчжурия. Там и сям торчат тощие кривые сосны, все их ветки развернуты ветром в одну сторону. Ни сторожевых собак, ни сигнализации, ни колючей проволоки, ни вышек.

— Вся эта страна — чертова ледяная тюряга, — шепчет Блюитт. — Куда тут сбежишь?

Их размещают в крытых соломой лачугах — по двадцать заеденных вшами людей в каждой. Спят на полу на соломе. Офицеров среди них нет, все рядовые, все старше Зено. По ночам они шепчутся о женах, подружках, бейсбольных командах, поездках в Новый Орлеан, рождественских обедах. Старожилы рассказывают, что зимой каждый день умирало по нескольку человек, но с тех пор, как от северных корейцев лагерь перешел к китайцам, стало гораздо лучше. Зено узнает, что тот, кто зацикливается — беспрерывно говорит про сэндвичи с ветчиной, про свою девушку, про что-то конкретное дома, — скорее всего, умрет следующим.

Поскольку Зено не хромает, ему поручают добывать топливо; дни напролет он собирает хворост — греть огромные черные котлы на кухне. Первые недели пленных кормят соевыми бобами или разваренным в кашу зерном. Иногда на обед бывает червивая рыба и картошка размером не больше желудя. В некоторые дни из-за раненой руки Зено только и может, что собрать одну вязанку хвороста и притащить на кухню, после чего без сил валится в углу.

По ночам у него бывают панические атаки — приступы удушья, когда он боится, что умрет прямо сейчас. По утрам сотрудники разведорганов на ломаном английском произносят речи о том, как опасно сражаться на стороне буржуазных разжигателей войны. Вы пешки империализма, говорят они, ваша политическая система прогнила, вы разве не знаете, что половина населения Нью-Йорка голодает?

Военнопленным показывают карикатуры — Дядя Сэм с вампирскими зубами и долларами вместо глаз. Кто-нибудь хочет горячий душ и отбивную? Всего-то и надо, что попозировать для пары снимков, подписать заявление-другое, сесть перед микрофоном и прочесть несколько фраз с осуждением Америки. Когда Зено спрашивают, сколько на Окинаве бомбардировщиков Б-29, он отвечает: девяносто тысяч. Столько самолетов, наверное, не было за всю историю авиации. Когда он объясняет следователю, что живет около воды, тот требует нарисовать лейкпортскую гавань, а через два дня говорит, что потерял карту, и требует повторить — проверяет, нарисует ли Зено дважды одно и то же.

Как-то охранник вызывает Зено и Блюитта из барака и ведет на край ущелья, указывает прикладом карабина на один из четырех карцеров и уходит. Карцеры — что-то вроде гробов из глины, камней и соломы. Сверху на них дощатые крышки. Длина карцера — футов семь, высота — около четырех, то есть внутри можно лежать или стоять на коленях, но нельзя выпрямиться.

Гнусная, отвратительная, нестерпимая — вонь от карцера, к которому они приближаются, не поддается определению. Отодвигая щеколды, Зено задерживает дыхание. В воздух тучей взлетают мухи.

— Мама родная, — шепчет Блюитт.

Внутри, у дальней стены, труп: маленький, анемичный, белокурый. На нем британская гимнастерка с двумя большими нагрудными карманами, вернее, то, что от нее осталось. Одно стеклышко очков расколото. Труп пальцем поправляет очки. Зено и Блюитт подпрыгивают от неожиданности.

— Спокойно! — говорит Блюитт.

Британец таращится на них, будто увидел существ из другой галактики.

Ногти у него черные, обломанные, лицо и шея — в грязных разводах, над ним роятся мухи. Только перевернув крышку, чтобы поставить ее на землю, Зено видит, что с внутренней стороны она сплошь покрыта выцарапанными словами. Часть из них написана привычным алфавитом, часть — другим.

ἔνθα δὲ δένδρεα μακρὰ πεφύκασι τηλεθόωντα,

гласит одна строчка, странные буквы заваливаются набок.

Много дерев плодоносных, ветвистых, широковершинных.

ὄγχναι καὶ ῥοιαὶ καὶ μηλέαι ἀγλαόκαρποι.

Яблонь, и груш, и гранат, золотыми плодами обильных.

У Зено перехватывает дух. Он знает эти стихи.

ἐν δὲ δύω κρῆναι ἡ μέν τ᾽ ἀνὰ κῆπον ἅπαντα.

Два там источника были; один обтекал, извиваясь, сад.

— Малыш? Опять, что ли, оглох?

Блюитт забрался в гроб и, отворачиваясь от вони, силится поднять британца под мышки, а тот лишь моргает через разбитые очки.

— Зет? Так и будешь весь день сопли жевать?

Зено собирает все сведения, какие может. Британец — ефрейтор Рекс Браунинг, гимназический учитель из западной части Лондона. На войну пошел добровольцем, в карцере провел две недели. Туда его отправили на «исправление» за попытку побега и выпускали только на двадцать минут в день.

«Ненормальный», — говорит о