Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс! - Пелам Вудхаус

— Ну что ж, ладно, — сказал я.

Она улыбнулась мне материнской улыбкой.

— Какое мужество. Узнаю моего маленького храбреца.

Не будь я столь озабочен, я, естественно, возмутился бы, как она посмела назвать меня своим маленьким храбрецом, но в тот ужасный миг махнул рукой на наглую выходку.

— Где этот монстр, ваш дядюшка?

— Должно быть, в библиотеке.

— Отлично. Иду к нему.

Не знаю, читали ли вам в детстве рассказ о писателе, чья собака слопала бесценную рукопись книги, которую он писал. И писатель, вместо того чтобы впасть в бешенство, если вы помните, печально посмотрел на пса и сказал: «Ах, Алмаз, Алмаз, если бы ты только знал, что сейчас сделал». Я слышал рассказ в своей детской, и он навсегда остался у меня в памяти. А сейчас всплыл, потому что, выходя из комнаты, я посмотрел на Дживса в точности как тот писатель на своего пса. Я ничего ему не сказал, но, уверен, он догадался, о чем я подумал.

Было очень неприятно, что Стиффи напутствует меня, издавая воинственные кличи. В сложившихся обстоятельствах это было гривуазно и свидетельствовало о сомнительном вкусе.

Глава IX

Те, кто хорошо знает Бертрама Вустера, говорят, имея на то все основания, что моя душа наделена большим запасом жизненных сил, и потому даже в самых неблагоприятных обстоятельствах я обычно поднимаюсь в высшие пределы, как бы ни были тяжелы удары судьбы. Меня не упрекнешь, что я склоняю голову и предаюсь унынию. Однако когда я двигался к библиотеке, где должен был выполнить навязанную мне отвратительную миссию, по моему виду можно было догадаться, что жизнь обошлась со мной довольно круто, у меня нет ни малейшего желания это скрывать. Я еле передвигал ноги, казалось, они налиты свинцом, — так вроде бы принято говорить.

Стиффи сравнила предстоящую мне операцию с визитом к дантисту, но, приближаясь к упомянутой двери, я чувствовал себя как в школьные времена, когда шел к директору получать взбучку. Вы, конечно, помните, как я однажды вечером спустился тайком в кабинет преподобного Обри Апджона за печеньем и вдруг оказался нос к носу со старым чертом: на мне немнущаяся полосатая пижама, он в костюме и смотрит на меня точно удав на кролика. В тот вечер, прежде чем отпустить меня, он назначил мне свидание на завтра, в половине пятого, на том же месте, и сейчас я почти так же холодел от страха, как в тот далекий день моего детства. Вот я постучал в дверь, и голос, который трудно было принять за голос человека, пригласил меня войти.

Единственная разница заключалась в том, что преподобный Обри сидел в кабинете один, а сэр Уоткин Бассет был окружен компанией друзей. Когда я поднес руку к дверной панели, мне послышался гул голосов, а войдя, я убедился, что слух не обманул меня. За столом сидел папаша Бассет, рядом стоял полицейский Юстас Оутс.

Если раньше сердце у меня замирало, то при виде этой парочки заколотилось как сумасшедшее. Не знаю, доводилось ли вам когда-нибудь представать перед мировым судьей, но если доводилось, вы подтвердите, что это не забывается, и если спустя какое-то время вы вдруг видите сидящего за столом мирового судью, а рядом с ним стоит полицейский, вы вследствие неизбежно возникающих ассоциаций испытываете легкий шок и теряете присутствие духа.

Старикашка Бассет бросил на меня острый взгляд, от которого сердце совсем зашлось.

— Да, мистер Вустер?

— Э… а… могу я поговорить с вами?

— Поговорить со мной? — Я видел, что в душе сэра Уоткина Бассета борются непреодолимая неприязнь к Бустерам, которые грозят заполонить его святая святых, и чувство долга по отношению к гостю. Наконец последнее взяло верх. — Ну что же… То есть… Если вы действительно… Да, конечно… Садитесь, пожалуйста.

Я сел и почувствовал себя гораздо увереннее. В суде вы обязаны стоять. Старый хрыч метнул в мою сторону взгляд — не краду ли я ковер? — и снова обратился к полицейскому:

— Ну что же, Оутс, думаю, мы все обговорили.

— Очень хорошо, сэр Уоткин.

— Вы уяснили, что я прошу вас сделать?

— Да, сэр.

— Что касается другого дела, я вникну в него со всем вниманием, помня о высказанных вами подозрениях. Будет проведено самое тщательное расследование.

Ревностный служака удалился, громко топая. Старикашка Бассет принялся перекладывать бумаги на столе. Потом скосил на меня глаз.

— Мистер Вустер, это был полицейский Оутс.

— Да.

— Вы его знаете.

— Я его видел.

— Когда?

— Сегодня днем.

— А позже?

— Нет.

— Вы совершенно уверены?

— Да, совершенно.

— Хм.

И снова взялся за бумаги, потом завел другую пластинку.

— Мы были очень огорчены, мистер Вустер, что вы не остались с нами в гостиной после ужина.

Конечно, такое признание слегка обескураживало. Не может же человек хоть сколько-нибудь деликатный признаться хозяину дома, что бегает от него, как от прокаженного.

— Вас очень не хватало.

— В самом деле? Я тоже очень огорчен. У меня немного разболелась голова, и я пошел к себе отдохнуть.

— Понятно. И все время оставались у себя?

— Да.

— Вы, случайно, не вышли прогуляться и подышать свежим воздухом? Очень помогает при головной боли.

— Нет, я все время лежал.

— Понимаю. Однако странно: моя дочь Мадлен говорит, что дважды заходила к вам после ужина, но комната была пуста.

— В самом деле? Она не застала меня?

— Нет.

— Наверно, я был в другом месте.

— Та же самая мысль пришла в голову и мне.

— А, вспомнил. Я действительно выходил два раза.

— Ясно.

Он взял ручку и нагнулся над столом, постукивая ручкой по указательному пальцу левой руки.

— Сегодня вечером кто-то похитил каску у полицейского Оутса, — сообщил он, меняя тему.

— Да что вы!

— Представьте себе. К сожалению, он не разглядел злоумышленника.

— Не разглядел?

— Нет. В тот миг, когда совершалось преступление, он сидел к негодяю спиной.

— Конечно, трудно разглядеть злоумышленника, если сидишь к нему спиной.

— Что верно, то верно.

— Да уж.

В разговоре наступила пауза. И хотя мы вроде бы соглашались друг с другом по всем пунктам, я по-прежнему чувствовал, что обстановка напряженная, и попытался разрядить ее байкой, которую помнил еще со времен in statu pupillari.[21]

— Так и хочется спросить: «Quis custodiet ipsos custodes?» Что скажете?

— Прошу прощения?

— Это так древние римляне шутили, — объяснил я. — Quis — кто, custodiet — охранит, ipsos custodes — самих стражников. Довольно смешно, я считаю, — продолжал я, разжевывая шутку, чтобы его скудный умишко мог наконец уразуметь смысл, — человек охраняет людей, чтобы у них никто ничего не украл, а кто-то приходит и грабит самого охраняющего.

— А-а, теперь понял. Что ж, могу допустить, что человек с определенным складом ума способен усмотреть в произошедшем нечто забавное. Но уверяю вас, мистер Вустер, что я как мировой судья не разделяю подобную точку зрения. Я подхожу к делу со всей возможной серьезностью, и, когда преступник будет пойман и взят под стражу, я использую все доступные мне средства, чтобы добиться от него признания моих взглядов единственно правильными.

Мне все это очень не понравилось. Охватила неожиданная тревога за судьбу старого друга Линкера.

— Скажите, а какое наказание его, по-вашему, ждет?

— Ценю вашу любознательность, мистер Вустер, но в данный момент я не готов поделиться с вами моими соображениями. Могу только сказать, повторив слова покойного лорда Асквита: поживем — увидим. Возможно, вы очень скоро сможете удовлетворить свое любопытство.

Мне не хотелось бередить старые раны, я всегда был склонен считать, что пусть мертвое прошлое хоронит своих мертвецов, однако подумал, что подсказка не повредит.

— Меня вы оштрафовали на пять фунтов, — напомнил я.

— Вы уже изволили сообщить мне об этом нынче, — ответил он и облил меня холодом сквозь стекла пенсне. — Но, если я правильно понял, нарушение закона, которое привело вас ко мне, на скамью подсудимых в полицейском суде на Бошер-стрит, было совершено вечером в день ежегодных Гребных гонок между восьмерками Оксфордского и Кембриджского университетов, когда власти по традиции смотрят сквозь пальцы на некоторые вольности. В нынешнем деле не существует смягчающих вину обстоятельств. И когда я буду судить преступника, нагло похитившего у полицейского Оутса государственную собственность, он, без сомнения, не отделается всего лишь штрафом.

— Неужели в тюрьму посадите?

— Я сказал, что не готов делиться с вами моими соображениями по этому поводу, но уж коль скоро мы зашли с вами достаточно далеко в обсуждении дела, что ж, поделюсь. На ваш вопрос, мистер Вустер, я могу дать лишь утвердительный ответ.