Верховный Издеватель - Андрей Владимирович Рощектаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но дальше принесённых в дом глобусов-арбузов – на настоящий шарик земной, – путешествия его пока не распространялись.
Правда, кое-что по дому он делает. Помню, когда ему было лет семь, я приучала его мыть полы.
– Ну, мам, ну, мыть же скучно, сама согласись, – резонно говорил Рома. В любом возрасте он умел теоретически обосновывать свои убеждения.
– Не так уж и скучно. Когда моешь, представляй, что играешь в стратегию, – посоветовала я. – Вот перед тобой на полу – гигантская вражеская армия: миллионы юнитов, страшные монстры. Если пылинки рассматривать в микроскоп – это, вообще, жуткие и очень многообразные монстры (мы с тобой обязательно посмотрим: завтра попрошу микроскоп у подруги). Ты такого бестиария, Ром, не встречал ещё ни в одной игре! Там всякие микробы со щупальцами, с ресничками, микроклещи, мельчайшие рачки… И вот всю эту армию надо уничтожить в кратчайший срок. Причём, подчистую – не оставлять за собой "хвосты", иначе, по условиям квеста, проиграешь! Давай уж, приступай – не провали миссию!
И… Ромка ни разу её не провалил.
Я как-то этот приём вспомнила и подумала: "Надо же нам его разбудить? чтоб увидел мир? А то… спящая красавица, тоже мне!"
Паша подсказал свозить его в какое-нибудь путешествие. Правда, здоровье для палаточного житья у него слабоватое, но… можно прокатиться на теплоходе – самый необременительный вид похода. Как в детской песенке: "С одной стороны, мы дома сидим – с другой стороны, мы едем!" Мир-то человеку показать надо… не только на экране.
И только мы это задумали, как звонит вдруг моя мама – зовёт любимого внука на лето в * на Волге. Ещё говорит: нам тут через совет пенсионеров предложили со скидкой путёвки на теплоход – вот хотим Ромушку взять, если вы его к нам привезёте.
Прямо чудо какое-то! телепатия? Круиз состоялся – только без нашего с Пашей участия: Ромка поехал с бабушкой и дедушкой по Верхней Волге: от их города до Москвы и обратно.
Впечатления от поездки превзошли все ожидания.
– Ну и как? – спрашиваю я, приехав за Ромкой.
– Супер, мам! Вообще всё обалденно!
– А что больше всего запомнилось?
– Ярославль! – не задумываясь ответил Рома. – Там церковь Ильи Пророка… там как бы музей… и там такие фрески… вот они бо-ольше всего понравились! Ва-бще-е! Это как книга фэнтези такая – вся иллюстрированная. Ты ведь знаешь, мам: я комиксы не уважаю – но это в тыщу раз лучше комиксов! Это даже не книга, а слайды… только не на мониторе, а на стенах, на потолке… вообще везде! Это рассказать невозможно – это только показать! Я те щас фотки покажу.
Я представила сына в поездке: 10-летний мальчонок с большим профессиональным фотоаппаратом смотрелся, наверно, забавно. Ну, такой уж он у нас – серьёзная, творческая личность. Ко всему, что его интересует, привык подходить основательно.
И он мне показал свои фотки: чуть ли не сто штук из одного храма! Знаменитые фрески Гурия Никитина и Силы Савина – 1680 года. Мне-то по репродукциям они известны… ещё с его лет, со времён художественной школы.
Вообще, когда я вижу древние фрески, кажется, всё встаёт на свои места: мир становится настоящим и светлым. Как будто ты вышел посреди ночи на балкон – и вдруг бабах! фейерверк: так всё сразу ярко и ясно. Уж если небо, то бездонно-синее, уж если крылья – огненные или золотые… если белые одежды – сияют, как вспышка. Всё полное, завершённое: полнее некуда! Вот тебе и "увидел мир"!
Этот-то мирок, в котором мы живём, кажется потом до того тусклым по сравнению с фресками… что кажется – он и есть ненастоящий. Как будто мир только притворяется, что живёт… а на фресках притворства нет.
– Я тебя понимаю! – сказала я, по нескольку раз просмотрев всё.
– Мам! Это ведь всё не просто так: я буду делать по ним настольную ролевую игру! – огорошил меня Рома.
И ведь – сделал. Несколько недель сочинял: аккуратно перерисовывал с собственных фотографий сначала общую карту, потом отдельные игровые карточки, и – сочинил.
Редко какая книга фэнтези обходится без карт: так уж повелось со времён Профессора. Ролевая игра – тем более. В игре Ромы картой служили эти фрески. Точнее, те их фрагменты, которые больше всего полюбились: он их перенёс на бумагу (не зря же по моим стопам пошёл в "художку"). Получилась полная, интерактивная карта мироздания. Разбитая на квадратики, как и сам настенный первообраз XVII века. Попадаешь в очередной – оказываешься в эпицентре соответствующих событий, а решение, что тебе в них делать, принимаешь сам.
Я подумала, что этой игрой Ромка интуитивно подметил самое важное. Пожалуй, нигде не найдёшь таких подробных и грандиозных "карт" мира невидимого, как в ярославских храмах! Столько пунктов неземной географии, столько всевозможных событий (давно минувших или ещё не наступивших), что… это же целая энциклопедия представлений людей о том, чего они никогда не видели. Но "не видели" – не значит, что этого нет. Не видели, зато хотели увидеть! Вот и Ромка – захотел. И увидел.
Есть, кстати, особенность размещения фресковых сюжетов. Например, сотворение мира (Книга Бытия) и его конец (Апокалипсис) обычно изображались в галерее. В самом храме мир устойчивый, постоянный, а в галерее всё меняется, рушится, преображается… более бурно, чем в самой захватывающей книжке! Звёзды творятся – и звёзды сыплются. Мир обветшал по краям: начало и конец его изогнулись на сводах галереи. Как в жизни осень иногда напоминает весну, а вечер – утро. Как там в песне Шевчука:
Вечер расписался на рассвете.
Всё, что мной когда-то было,
пожелтело и уплыло.
В небесах дымит кадило…
Я за всё давно в ответе.
Стремительность стихий всегда интересней для сюжета, чем стабильность. Вот и Ромка интуитивно отразил на своей "интерактивной карте" всё-таки гораздо больше сюжетов из галереи.
В галерее ведь не живут – через неё проходят (так же, как проходят игру).
* * *
Прошёл год, и Ромку вновь со страшной силой потянуло в путешествие – причём, непременно в Ярославль (он у нас человек очень консервативный: что уж понравилось – только то для него и существует на свете!). Потянуло в дорогу, как Бильбо или Фродо… или, скорее, как эльфов на заморскую родину.
Корабль, серокрылый корабль!
Слышишь ли дальние зовы,
Уплывших прежде меня
призывные голоса?
Прощайте, прощайте, густые мои леса,
Иссякли дни на земле, и века
начинаются снова…
Правда, ромкины дни на земле не иссякли, и дай ему Бог