Верховный Издеватель - Андрей Владимирович Рощектаев

– пишем. И пишем вместе с Богом, и читаем. Да, мы все – библейские персонажи. И мы все должны это знать и к этому привыкнуть. Положительные или отрицательные, счастливые или несчастные – это уже другое дело… но то, что библейские, Божьи – это несомненно! Самое главное – научиться читать свою жизнь. И писать её… не бездарно! А фрески, кстати, как раз помогают нам осознать себя библейскими персонажами. Вот, например, два умерших мальчика, которых воскресили в разное время Илия и его ученик Елисей…

Но тут их прервал приход лечащего врача.

– Вы тогда не успели закончить про каких-то двух мальчиков на фресках?

– А, это?.. Это, кстати, как раз про страдания детей! Понимаешь, я же тоже всегда много об этом думала, как и ты, – с самой ранней юности… наверное, даже со старших классов. Я всегда очень любила Достоевского. И когда я была в Ярославле, меня совершенно поразили фрески в церкви Ильи Пророка. Художественно-то – само собой, это не удивительно. Они хрестоматийные, и кто только о них не писал, где только ни шлёпали репродукции со знаменитой "Жатвы", даже в школьных учебниках. Пожалуй, даже переборщили. Можно подумать, будто за весь XVII век во всей России только одна "Жатва" и была написана! Ну, ещё несколько парсун, а из фресок – одна "Жатва"… Но ведь вообще-то это совсем не "картина народного труда", а картина… смерти ребёнка.

– Напомните, что за сюжет! – попросил Кирилл. Марина достала Библию, нашла место.

И женщина стала беременною и родила сына на другой год, в то самое время, как сказал ей Елисей. И подрос ребенок и в один день пошел к отцу своему, к жнецам. И сказал отцу своему: голова моя! голова моя болит! И сказал тот слуге своему: отнеси его к матери его. И понес его и принес его к матери его. И он сидел на коленях у нее до полудня, и умер. И пошла она, и положила его на постели человека Божия, и заперла его, и вышла, и позвала мужа своего и сказала: пришли мне одного из слуг и одну из ослиц, я поеду к человеку Божию и возвращусь. {…} И отправилась и прибыла к человеку Божию, к горе Кармил. И когда увидел человек Божий ее издали, то сказал слуге своему Гиезию: это та Сонамитянка. Побеги к ней навстречу и скажи ей: `здорова ли ты? здоров ли муж твой? здоров ли ребенок?' – Она сказала: здоровы. Когда же пришла к человеку Божию на гору, ухватилась за ноги его. И подошел Гиезий, чтобы отвести ее; но человек Божий сказал: оставь ее, душа у нее огорчена, а Господь скрыл от меня и не объявил мне. И сказала она: просила ли я сына у господина моего? не говорила ли я: `не обманывай меня'? И сказал он Гиезию: опояшь чресла твои и возьми жезл мой в руку твою, и пойди; если встретишь кого, не приветствуй его, и если кто будет тебя приветствовать, не отвечай ему; и положи посох мой на лице ребенка. И сказала мать ребенка: жив Господь и жива душа твоя! не отстану от тебя. И он встал и пошел за нею. Гиезий пошел впереди их и положил жезл на лице ребенка. Но не было ни голоса, ни ответа. И вышел навстречу ему, и донес ему, и сказал: не пробуждается ребенок. И вошел Елисей в дом, и вот, ребенок умерший лежит на постели его. И вошел, и запер дверь за собою, и помолился Господу. И поднялся и лег над ребенком, и приложил свои уста к его устам, и свои глаза к его глазам, и свои ладони к его ладоням, и простерся на нем, и согрелось тело ребенка. И встал и прошел по горнице взад и вперед; потом опять поднялся и простерся на нем. И чихнул ребенок раз семь, и открыл ребенок глаза свои. И позвал он Гиезия и сказал: позови эту Сонамитянку. И тот позвал ее. Она пришла к нему, и он сказал: возьми сына твоего. И подошла, и упала ему в ноги, и поклонилась до земли; и взяла сына своего и пошла.

– Вот история материнской любви и Веры! "Разве смеет смерть жать, что мы сеяли?"(1) "Жатва" – только один из "кадров" этой длинной истории, а вообще-то в первом ярусе фресок она представлена вся, подробнейшим образом. Мало того, точно параллельно ей во втором ярусе – удивительно схожая история пророка Илии и вдовы из Сарепты Сидонской:

После этого заболел сын этой женщины, хозяйки дома, и болезнь его была так сильна, что не осталось в нем дыхания. И сказала она Илии: что мне и тебе, человек Божий? ты пришел ко мне напомнить грехи мои и умертвить сына моего. И сказал он ей: дай мне сына твоего. И взял его с рук ее, и понес его в горницу, где он жил, и положил его на свою постель, и воззвал к Господу и сказал: Господи Боже мой! неужели Ты и вдове, у которой я пребываю, сделаешь зло, умертвив сына ее? И простершись над отроком трижды, он воззвал к Господу и сказал: Господи Боже мой! да возвратится душа отрока сего в него! И услышал Господь голос Илии, и возвратилась душа отрока сего в него, и он ожил. И взял Илия отрока, и свел его из горницы в дом, и отдал его матери его, и сказал Илия: смотри, сын твой жив. И сказала та женщина Илии: теперь-то я узнала, что ты человек Божий, и что слово Господне в устах твоих истинно.

– Отчего всё-таки первый ребёнок умер так неожиданно после жатвы? – сам не зная почему, спросил Кирилл: словно сейчас это было важно ему, как врачу или следователю.

– Да отчего только не умирают люди? Каких только способов нечаянной казни не представляет природа! Скорее всего, это был солнечный удар – настоящий бич Иудейской пустыни. Это тот самый "бес полуденный", что помянут в 90-м псалме. Вот так идёт-идёт человек по солнечной дороге и вдруг падает, как сражённый. Есть в этом что-то почти такое же пугающее, как в чуме. Особенно страшно, до чего всё происходит неожиданно – средь бела дня. Удар из воздуха. Смерть от того же самого, что даёт жизнь – от солнца. А жатва… да это ведь ещё и вечное символическое предзнаменование конца мира: ангелов, жнущих души. Получается, двух отроков воскресили два пророка, которые приходились как