Звериной тропой - Николай Инодин

— У тебя хорошо стало получаться, парень. Почти перестал торопиться, а вот силы в ударе ещё мало, таким ударом щит не пробьёшь!

— Ты хочешь, чтобы я тебя ударил так, чтобы можно было проломить щит? Я не сошёл с ума, ты слишком многому меня ещё не научил! — потирая избитые рёбра заявил Шишагов.

Работать копьём старик учил его уже третью луну. Сначала Роман пользовался своим посохом, потом в дело пошло изготовленное из «уговорённой» берёзы копьё. Изначально посох Роману нравился больше. При тех же габаритах он был гораздо тяжелее, при работе с гудением рассекал воздух, удары им получались весьма могучие. Да и просто привык к нему Рома, как-никак, больше года из рук не выпускает. А шаман научил правильным ухваткам, всем этим хватам, перехватам и вращениям, и теперь посох летает вокруг Романа, вычерчивая концами шар, внутрь которого лучше не совать ни руки, ни лапы — оторвёт напрочь. Именно с посохом начал ученик шамана постигать азы медитации в движении. Копьё же сначала оказалось непривычно лёгким, со смещённым к наконечнику центром тяжести, мало того, при смене направлений удара оно сильно изгибалось. Плюсы Шишагов оценил, когда начались учебные схватки. В первом же схождении копьё шамана обошло подставленный Романом блок, изогнувшись после удара о посох. А когда ученик бил посохом по копью учителя, тот отлетал, отброшенный спружинившим древком.

Конечно, меньше ценить заслуженную дубинку после этого Шишагов не стал, но и к копью стал привыкать, с каждой тренировкой древко всё послушнее лежало в его руках.

Добрый северный дедушка заполнил всяческими тренировками почти всё Ромино время.

— Ты взрослый, но хочешь научиться тому, что наши мальчики изучают всю жизнь. Поэтому делай, что тебе говорят, не то никогда не станешь и вполовину настоящим человеком!

Роман даже любимые стариком разговоры о других мирах теперь ведёт, пытаясь разорвать несколько слоёв сыромятного ремня или оттягивая до уха и ослабляя тетиву своего лука. Для отдыха иногда просто стоит, удерживая лук в вытянутой вперёд руке. Дед при этом требует, чтобы речь Шишагова не сбивалась, и не прерывалась. Надо признать, отдача от тренировок заметна, по крайней мере, Роману уже не нужно следить за тем, чтобы каждое действие, требующее усилий, совпадало с выдохом, это происходит само. Многочасовые тренировки с воображаемой силой тоже не прошли даром. Роман уже не может сказать, воображает он её, или в самом деле ощущает что-то реально существующее, но ударом копья с кремнёвым наконечником Шишагов теперь может расколоть бревно в человеческое бедро толщиной.

Постоянно ноют даже те мышцы, о существовании которых Рома недавно и не подозревал. Если бы не умелые руки шамана, каждый вечер подолгу разминающие Ромину тушку, как кусок теста, он бы и пошевелиться уже не мог. Дни следуют непрерывным потоком, в котором одно занятие сменяется другим. Тем более что солнышко перестало даже краешком показываться над горизонтом. Кажется, и времени свободного нет, а вспомнить особо и нечего. Вот разве только это:

— Скажи, старик (Каменный Медведь очень любит такое обращение), отчего у тебя наконечники на копье и стрелах каменные, ведь нож у тебя бронзовый, котлы в ярангах тоже из бронзы и меди?

— Ножом режут, от этого каменный нож быстро портится, и его надо выбрасывать, и делать новый. Бронзовое лезвие тупится ещё быстрее, зато его можно наточить, и снова пользоваться. Копьё колет, от этого каменный наконечник не портится, если не бить им в кость или в камень, долго служит, не нужно каждый день новый делать. Стрелу после выстрела можно и не найти, утонет или раненый зверь унесёт — пропадёт металл, жалко, а камня у нас хватает. Твои ножи из железа быстро портятся, воды боятся. Ты их жиром мажешь всё время. У меня есть военная кухлянка из такого материала, сын из набега привёз, так плохая она, грязнит руки и одежду, бросил её давно.

— Я понимаю, вещи из металла вы из набегов привозите, а среди настоящих людей есть мастера, которые умеют с металлом работать? Постой, у тебя есть ЧТО?

— Хо! Ты молодой, Роман, а уши твои плохо слышат наверно, совсем как старик Кривой Зуб стал, всё по два раза спрашиваешь. Так Кривой Зуб семьдесят зим видел, пока в голодный год не ушёл к верхним людям!

Дед ехидно ухмыльнулся, и толкнул Шишагова в бок далеко не сухоньким кулаком.

— Если мои слова плохо попадают тебе в голову, возьми свои уши руками, и так слушай. Есть, говорю, у меня кухлянка из такого материала, как твои ножи. Мягкотелые такие иногда надевают, надеются, что это защитит их от наших стрел и копий. Дрянная одежда, только пачкать может!

— Покажешь?

— Сильно торопишься, или пургу переждём?

Дед ждёт ответа, надеется, что Роман ответит смешное. Нравится ему над Шишаговым смеяться. Как он оторвался, когда Рома под отхожее место из снежных кирпичей иглу выстроил! И юморок у него какой-то сильно казарменный получился, хоть и является шаман самым что ни есть представителем передовой интеллигенции, за духовное развитие народа отвечал. А сам, между прочим, перестал в чистом поле присаживаться!

— Нет, не станем спешить. Мне только посмотреть хочется, вдруг из неё что-то полезное сделать можно?

Дед свои шуточки мигом забыл:

— А ты умеешь? Правда?

Роман врать не стал:

— Не сильно хорошо, видел только, как мастера делают.

И понял, что снова попал. Очень шаману хотелось увидеть, как с металлом работать нужно.

«Плохая кухлянка» оказалась кольчугой из довольно крупных колец. Вернее, была когда-то, ржавчина с неё уже просто кусками сыпалась, потому что шаман со злости забросил её в дальний угол, и вспоминать не хотел. Ржавая то она ржавая, но килограмма четыре железа в ней ещё осталось. Нашлись у шамана и другие вещи из металла — несколько ломаных бронзовых ножей и копейных наконечников, медное блюдо и, самое главное, довольно большой бронзовый молот. Раскатавший губу Роман несколько раз рисовал на снегу клещи, но тут облом случился, такой хитрой вещи шаман никогда не видел.

И всё равно дедушке пришлось дать команду «Обломись». Горн можно изладить, и меха сделать труда не составит, да вот уголёк выжигать категорически неохота, мороз заворачивает под сорок градусов, печь не прогреешь, а кучу дров землёй не засыпать — всё проморожено. Да и не умеет Шишагов древесный уголь в кучах высиживать.

ГЛАВА 11

Хорошо-то как! Мороз отпустил, не больше двадцати градусов на улице. Сквозь сплошную пелену облаков мутным пятном просвечивает луна. Сегодня день перерыва в занятиях, и Роман решил сначала на охоту сходить, а потом в баньке попариться, а то оставшиеся веники уже две недели зря сохнут. Свежий снег под лыжами поскрипывает — вчера выпал, ещё не слежался, пушистый такой. О, Маша дает знать, что место заняла. Небось, пристроилась где-то на скале, как всегда, лапы под себя подобрала — вылитый камень с глазами. Сейчас Роман стадо снежных баранов пугнёт, они всегда вверх убегают. Рефлекс, однако. А там Маха в засаде. В результате и мясо на стол, и девушке развлечение.

Брошенный сильной рукой камень упал среди дремлющих на крутом склоне баранов. Рогатые, мгновенно проснувшись, громадными прыжками ринулись вверх. Кажется, что на них не действует закон всемирного тяготения, так легко уносятся вверх далеко не невесомые звери. Вот уже далеко внизу остался неуклюжий враг, медленный и больше не страшный. Птицами перелетая через расселину, бараны окончательно оторвалось от преследования, и в этот момент со скалистого выступа вылетела серая тень, сбив с ног бегущую с края самку. Хищник и добыча покатились по скале, снег под тяжестью двух животных поехал, и сполз в открывшийся провал, увлекая за собой Маху, так и не выпустившую из клыков горло жертвы.

То, что всё пошло наперекосяк, Роман понял, когда азарт и радость настигнутой добычи, транслируемые Машкой, сменились испугом и ощущением боли. Лыжи сами слетели с ног, и он ящерицей метнулся вверх по склону. Через десяток минут он уже заглядывал в провал, открывшийся после того, как обвалилась прикрывавшая его снежная пробка. Маха снизу жалобно мяукнула. «Жива, слава всему на свете! Как ты там, девочка моя?» Ответ немного успокоил — падение, удар, болит лапа. Пока голова думает, руки делают — разматывают верёвку, обматывают, вяжут узлы, сбрасывают вниз. Хорошо, лезть неглубоко, несколько метров всего. Хреново, что подошвы в торбазах скользкие. «Фигня, прорвёмся» — и заснеженный край скалы стал уходить вверх. Вот и дно. Ноги уперлись в тушу овцы. Как её ещё называть, если самец у неё баран? Маха смотрит виновато, стоит, поджав заднюю левую лапу. «А дно, между прочим, не настоящее, на снегу стоим, только плотном, слежавшемся. Поэтому осторожненько нужно, без лишних движений. Как бы дальше не ухнуть». Роман аккуратно пропальпировал больную лапу — ничего особенного, похоже, только ушиб, кости целы. Начал Маху ремнём обматывать, изображая обвязку, с узлом перед грудью, чтобы могла лапами помогать. Закончив, успокоил подругу и полез наверх, цепляясь за узлы верёвки. Хорошо, что невысоко карабкаться, и руки стынут, и нога пару раз срывалась. Вытащил страдалицу, спустил её со склона, приказал ждать, лёжа на лыжах. Смотал ремень и полез наверх, доставать добычу, не зря же охотились. Второй раз спускаться не хотелось, нижняя часть спины активно возражала, но Роман всё-таки полез, только ремнём обвязался на всякий случай.