Звериной тропой - Николай Инодин

Шаман возник в яранге, как по мановению волшебной палочки, стащил горячий блин, и засунул его в рот.

— Опять соль сыпал! — гневно упрекнул он Рому, не прекращая, впрочем, жевать.

— Эта еда без соли совсем невкусная — отмахнулся пекарь.

Весь остальной процесс старик наблюдал с любопытством молодого песца, устроив повару самый настоящий допрос — не хуже, чем в кузнице.

Когда заваренный лишайник закончился, хозяин стал готовить для нового блюда начинку разных сортов. Для себя — подсоленную размороженную икру, копчёного лосося, бруснику, мелко резанное и обжаренное мясо. Деду припас ягоды с оленьим жиром, отварные вяленые оленьи кишки (на вид немного на самодельную лапшу похоже), сырую рыбу, щавель и всё тоже мясо, только несоленое. Махе дед кусок моржатины притащил. Заворачивали заедки в блины, которых брали по два-три зараз, запивали горячим чаем. Ели не спеша, оказывается, сегодня и у аборигенов большой праздник- День Первого Солнца, как раз работать нельзя, положено много есть, петь, танцевать танец радости, смеяться и радоваться жизни. Так что Шишагов правильно придумал.

— Настоящим человеком стал — подтвердил Каменный Медведь.

Танец радости на площадке собраний они, между прочим, сплясали. Шаман скакал, ударяя колотушкой в огромный бубен, Роман размахивал копьём, оба кружились и прыгали долго и старательно, чтобы у Солнца тоже был праздник. К своему удивлению Роман, танцуя, верил в это не меньше старого шамана.

— Маленькая птичка продолбила ледяную стену, выпустила Солнце — пробормотал лёжа в снегу запыхавшийся шаман.

— Теперь легче будет, со светом веселее как-то — поддержал валяющийся рядом Шишагов.

— Однако самое трудное время будет — не согласился старик — Зима злиться будет, самые бури всегда в это время начинаются. Хорошо, что запасов много у нас. Скоро за тюленем ходить станет опасно, лед сильно ломается в это время, может в море унести. И холода станут злее. Всегда так было.

Шаман знал, что говорил. Погода испортилась быстро и надолго. В среднем три дня из четырёх за стенами яранги завывает пурга. С моря даже сквозь рёв ветра доносится треск ломающегося льда. На поверхность моря смотреть страшно, кажется, стоящих вертикально льдин теперь больше, чем сохранивших первоначальное положение. Вдоль берега целый вал из выдавленного льда вырос. Низкие тучи, цепляя верхушки скал стремительно проносятся над головой. Маха вынуждена большую часть времени проводить в яранге, скучно ей. Не находит себе места, даже спать меньше стала. Вот и теперь уши наставила, и гонит Роме тревожную волну. Или опять давление резко падает, или чует кого. Роман сегодня, воспользовавшись перерывом в плохой погоде, нарубил дров себе и шаману. Намахался, устал, зато теперь их надолго хватит.

— Машка, ты что творишь? — вырвалось у Романа, когда любимица, схватив в пасть его руку, прихватила клыками кожу на предплечье. В ответ та развернулась в сторону яранги шамана и тихо, но зло зарычала. На Рому пахнуло ощущением опасности. Набросив кухлянку, Шишагов схватил копьё, сунул в пришитую петлю рукоять топора и выскочил из яранги. Маха серой тенью метнулась наружу, как только человек отвязал закрывающую вход покрышку.

В темноте Роман сразу не сообразил, что происходит, показалось, что у яранги шамана шевелятся сугробы. Когда Машка взревела в полную силу, пытающийся разрыть мясную яму зверь резко развернулся, и Роман разглядел у сугроба чёрный нос и махонькие глазки. В стойбище пожаловал голодный хозяин льдов.

«С этим красавцем посидеть рядышком не получится. Голодный, скотина, привык жрать всё, что шевелится».

Белый медведь, увидев рядом живых, принюхался, и пошёл к Роману. Верхняя губа зверя задралась, открывая желтоватые клыки.

«Туша какая! Куда его бить? Если на дыбы встанет, понятно, а если на четырёх попрёт? И ноги в снегу проваливаются». Шишагов отбежал чуть в сторону, туда, где снега намело меньше. Зверь ускорился, решив, что добыча убегает. Человек присел, уперев конец копья в землю, собираясь встречать остриём набегающего хищника. Шансов устоять было немного.

«Маша, держись от него сбоку! Что там с дедом?» Не успел Роман вспомнить о старом шамане, покрышка его яранги откинулась, и выпрыгнувший на улицу старик вскинул лук. Подбегающий к Шишагову зверь получил стрелу в ляжку, и резко развернулся. Для Шишагова время привычно растянулось, исчезли стойбище и недалёкое море, остались только он, Маха, шаман и медведь. В два шага пролетев оставшееся до мишки расстояние, он в длинном выпаде всадил копьё в открывшуюся шею, привычно послав по древку плещущуюся в теле силу. Наконечник, пробив толстую шкуру, скользнул по позвоночнику и ушёл вверх, оставив длинную, но неопасную рану… Хозяин льда взревел, отмахнувшись, повалил наглого человечка и поднялся на задние лапы, собираясь добить его ударом передних. Так он ломает лёд над укрытиями тюленей. Но на медвежьем загривке повисла Маха. И хотя противник впятеро тяжелее её, клыки, вцепившиеся в холку, были не меньше его собственных. Маша, и сбитый её прыжком с ног медведь покатились по снегу. За следующие несколько ударов сердца шаман успел вбить в противника ещё две стрелы, и теперь бежал к месту схватки, Роман вскочил и подобрал своё копьё, а Маха отпрыгнула от противника, заливая снег кровью — медведь зацепил её когтями.

Не обращая внимания на торчащие в боку стрелы, зверь попытался достать её ещё раз, но брошенное Шишаговым копьё глубоко вошло ему в плечо, конечность подвернулась, и зверь споткнулся, потеряв лишнюю долю секунды. Маха ударила врага по морде когтистой лапой, зацепив глаз. Медведь отпрянул, и Роман с размаху обрушил ему на крестец удар обухом топора — боялся, что лезвие соскользнёт с толстой шкуры. Раздался громкий хруст и задние лапы зверя отказали. Медведь попытался развернуться, но подбежавший к нему слева шаман всадил своё копьё ему под лопатку с такой силой, что длинный наконечник полностью скрылся в ране. Хищник дёрнулся, и медленно завалился на залитый кровью снег. А Роман кинулся к Машке.

Схватка с хозяином льдов дорого им обошлась. Маху сильно помял прокатившийся по ней медведь, и сорвал кусок шкуры на плече ударом лапы. Пришлось швы накладывать. Пока Роман, морщась от боли в отбитых рёбрах, зашивал ей порванную шубу, умная девочка громко жаловалась, но терпела. У самого Шишагова опух левый бок, больно дышать, кожа от подмышки и ниже — сплошной кровоподтёк. К тому же подташнивает и голова кружится.

«Одно из двух, контузия или беременность. Только беременности мне и не хватало».

Машка опять не смогла забраться на своё ложе, пришлось Роману поднимать на руках. От боли потемнело в глазах, но он справился. Не оставлять же боевого товарища на холодном полу.

В ярангу в клубах морозного воздуха ввалился Каменный Медведь, который разделывал медвежью тушу, пока та не замёрзла. Срисовал лежащую пластом Машку с охапкой ягеля, примотанного к лапе, кровь на земле, клубок жильных ниток, котёл с кипятком. Подошел к Роману, полюбовался боком, аккуратно прощупал.

— Не сломал тебе рёбра хозяин, добрый был. Когда последний раз такой в стойбище заходил, убил пять собак, бабу и помял трёх охотников. Легко нынче отделались — втроём взяли матёрого хозяина, и все живы.

Продолжая говорить, шаман своими железными пальцами разминал в плошке принесённые с собой травки.

— Теперь ты, Роман, взрослый охотник нашего племени. Когда парни подрастают, их ведут искать хозяина льдов. Кто не испугается, тот взрослый, можно женубрать. Ты хорошо стоял, я видел. И дрался хорошо, я только добил.

Шаман помолчал, потом улыбнулся:

— А бабы для тебя всё равно нет, так и будешь бабскую работу сам делать!

Потом выскочил из яранги, и через несколько минут вернулся с большим куском белой массы в руке.

— Нутряной жир хозяина, лучшее лекарство, если кого помяли.

Он старательно размешал с жиром травяную труху:

— Подставляй бок. Лечить тебя буду.

Старательно измазал бурой вонючей мазью Ромину шкуру, залепил её куском оленьей ровдуги, и туго стянул поверх ремнями.

— Не надо морщиться, ты всё равно нормально дышать не мог, больно было. Теперь спать ложись, как проснёшься, я как раз свежего мяса наварю.

Роман охнул, неловко повернувшись, и спросил:

— Ты сказал, кто не струсит, женится. А кто испугается?

Шаман подбросил в очаг полено, пошевелил угли, посмотрел, как пламя принимает новую добычу, и тихо сказал:

— У людей нет столько еды, чтобы кормить трусов.

Бьют — беги, советует русская народная мудрость. Роман стоит, и даже не дёргается. Увесистая гладкая палка, зажатая в крепком кулаке Каменного Медведя, охаживает его по рукам и ногам, старательно колотит по спине, не забывая своим вниманием грудь и живот. Немного жалеет учитель только правый бок — бьёт не в полную силу. Главное требование — вовремя напрягать и расслаблять только ту мышцу, на которую придётся удар. Уклоняться нельзя, шаман «одевает» на Рому то, что он зовёт «каменная кухлянка». И Шишагов старательно подставляет обнажённое тело заботливой палке шамана. Пытается при этом думать об отвлечённом. Сейчас — рассматривает восход солнца над жарким песчаным пляжем, слушает шелест ласковых волн и пальмовых листьев. Ветер, дующий с суши, пропитан ароматами тропических цветов, но слишком горяч, поэтому Роман сильно потеет. То, что на самом деле он стоит в нетопленой яранге шамана, в данный момент не имеет значения.