Назло богам, на радость маме - Виктор Гвор

— С какой радости их сторожить надо? — Витька склоняет голову на бок.

— Может, и не надо, — соглашается Симаргл. — Но с собой брать не стоит. Они из другой традиции. Сожрет ОН их!

— Детей?! — ахает командирша. — Они же маленькие!

— Это ты, Хозяйка, маленьколюбием страдаешь, — сообщает пес. — Ты, вообще, добрая. А из маленьких чертят, между прочим, большие черти вырастают. Иногда, даже ликвидаторы. Если Федьку сожрать с развоплощением, — Симаргл еще раз облизывается, — из него точно Люцифер не вырастет. А из Таньки — Мекрина. Или кто похуже.

— Куда уж хуже! — бурчу я, а Любомудрово тело отзывается вполне положительно.

— Кто ж знает! — пес совершенно по-человечески пожимает плечами. — Лучше чертят здесь оставьте, а я пригляжу за ними, — снова облизывается, ловит Витькин взгляд и уточняет. — Не стану я их есть! Честное собачье! То есть, Слово Бога! Зубом не трону! И когтем тоже! Век Ирия не видать и пирожков не пробовать! А там и без нас цирк еще тот будет. ОН иначе не умеет. Да и ты, Хозяйка, тоже.

Приходится идти втроем. И чего боится?! ОН, ЕГО, ЕМУ!.. Можно подумать, впереди ужас какой. Нет тут никакого ужаса. Хороший лес, чистый, сразу видно, местные лешие не зря грибочки едят. Никаких болот и в помине нет. Травка мяконькая, березки развесистые, сосны словно по линейке посажены… Идти одно удовольствие. Нам в самую серединку, к водоему. Озеро — не озеро, пруд — не пруд, но красиво. Вода прозрачная, каждую песчинку на дне видно, поверхность ровная, как зеркало, берега пологие, травкой поросли до самого песочка, никакой грязи по кромке, чистота и порядок.

Одним словом, идиллия, прямо Лукоморье. Как у Пушкина. Даже дуб на берегу имеется. Зеленый, как и положено. И здоровый, ствол метров пять в диаметре, макушка торчит выше корабельных сосен, крона словно зонтиком берег накрывает. Мировое древо, блин!

Опять же по Пушкину на ветвях русалка устроилась. Очень ничего себе блондинка: хорошенькая и фигурка, что надо. Никакого хвоста, длинные стройные ножки. Грудь — загляденье. Одета исключительно в собственные волосы, коих так много, что все приличия соблюдены, но офигенно сексуально! Вот только поделиться восхищением не с кем: Витька не оценит, а Потапычу женские прелести до фонаря, ему медведицу подавай!

А вот золотой цепи не наблюдается. Прав Владимир Семенович, наверняка сперли! Вот этот самый котяра и увел. И чего Симаргл в нем страшного обнаружил? Ну да, крупная киска, в половину Пса будет, а то и в две трети. Но не чувствуется в нем агрессии. Пожилой животный, шерсть с легкой сединой, морщинки на морде. Жилеточка с карманами, пенсне, широкополая шляпа а-ля дикий запад. Только штанов не хватает. Или хотя бы шорт. Сидит под деревом, газету читает. Свежую, запах типографской краски от опушки угадывается.

При нашем появлении котик отрывается от чтения, поправляет пенсне и вопрошает:

— Явились, не запылились?! У вас, в будущем, все такие идиоты?

Говорит зверюка чисто, но в каждой фразе звучат подмяукивающие интонации. Не «вмяукивание» в концах, а какое-то смягчение звуков. Прямо как у Матроскина в «Простоквашино»..

— Какие? — интересуюсь я.

Кот опускает взгляд на периодическое издание и читает:

— Я вас умоляю! «В декабре две тысячи тринадцатого года в Москве неожиданно выпал снег. Коммунальные службы оказались не готовы…». У вас там все такие идиоты?

— Нет, — отвечает Витька. — Только те, кому по долгу службы положено. Остальные просто дураки.

— Заметно… — бурчит котяра. — А здесь чего надо?

— Вы будете кот Боян? — спрашивает девушка. — Или Буян… — впервые вижу командиршу сомневающейся.

— Я вас умоляю! — кошак аккуратно сворачивает газету и убирает в карман жилетки. — И ты говоришь, просто дура! Четыре буквы запомнить не можешь. Баюн я. Поняла? По буквам: Борис, Анна, Юлия, Николай. Боян — это ваши вечные засланцы-попаданцы. А буянить-то я в молодые годы буянил, что скрывать, было дело. Но то давно и неправда! А сейчас я не то, чтобы стар, но солиден. Так что давно остепенился. Всё ясно?

— Конечно, дедушка! — заявляет Витька. — У нас дело к Вам.

— Я вас умоляю! — фыркает котяра, вынимая из глаза стеклышко. — Шибко ты, внученька, быстрая! Сперва старика ублажи, историями необыкновенными побалуй, его побасенки послушай, а уж потом… Может быть… Если настроение будет… Вот хочешь, песенку спою?

И, не дожидаясь ответа, мурлычет:

Прилетел на землю вечер.Спи, детеныш человечий.Спи-усни, чужой малыш,Пусть тебе приснится мышь…

Допев до конца, вставляет пенсне обратно и удивленно осматривает нас.

— А Вы, собственно, почему не спите?

— А что, должны? — ехидно интересуется Витька.

— Я вас умоляю! — уверенно отвечает кот. — Самая хорошая колыбельная!.. Может, из вашего времени спеть? «Спят усталые игрушки…»

Меня начинает пробивать на «ха-ха». Витька уже просто ржет.

— Слышь, Борис-Анна-Юлия, — сквозь смех выдавливает командирша. — Кончай фигней страдать, а?! Меня этой песенкой в три года усыпить не могли!

— Николай! — поправляет кот. — Последнюю букву пропустила! — он подхватывает выпавшее пенсне, зло дует на него и водружает на нос полноценные очки. — И какой же песней тебя можно усыпить?

— Тебе песенку спеть? — интересуется Витька. — Могу, для общего развития. Только ни со мной, ни с Игорьком ты ни одной песней не сладишь!

— Я вас умоляю! — вкрадчиво мяукает кот.

— Я внушению не поддаюсь, — Витька заговорщицки подается вперед и подмигивает мохнатому. — Специальные тренировки. А Игорек не сможет спать, пока не овладеет, — она делает паузу, потом кивает на русалку, — вот той кралей. Ты всерьез думаешь усыпить мужика, выставив перед ним такой раздражитель? Он же от нее глаз не отводит! Даже дар речи пропал!

— Я не раздражитель! Я берегиня! Василисой зовут, если кто не в курсе, — вмешивается блондинка. — И я не виновата, что ты своему мужчине не нравишься!

Здоровенная шишка бьет Василису в лоб. Hавстречу летят желуди. Ну всё, начались бабские разборки. Берегиня кидает больше, моя спецназовка метче. Волосы русалки в процессе перестрелки летают по воздуху, открывая такие виды… При этом девушки успевают обмениваться любезностями… Узнаю много нового об особенностях женской анатомии, физиологии и многом другом… И ни одного неприличного слова!

Между прочим, они обе неправы. Во-первых, на русалку я не смотрю. Ну, по крайней мере, стараюсь. Во-вторых, ни в ее присутствии не усну, ни в отсутствии. И Витькин рецепт не подействует, Любомудрово тело к таким забавам устойчиво, с Мекриной волхв по три ночи подряд не спал! В-третьих, дар речи у меня не пропал, просто некуда слово вставить. В-четвертых, берегиня, конечно, раздражитель, да еще какой! Особенно, когда кидает желудь или пытается увернуться от шишки. А в-пятых, Витька мне нравится. Больше Василисы и Мекрины вместе взятых. Хотя она и чудовище, а те обе куда сексапильнее.

Только сейчас надо не о бабах думать, а остановить эскалацию конфликта. А то Витька, кажется, собирается перейти с подручных средств на домашние заготовки. У нее там и ножи, и звездочки, и пластинки… Не считая гранат и лопатки. От берегини мокрого места не останется, да и дуб с котом сильно пострадают. Баюн, может и сбежит, а вот дереву деваться некуда!

— Витенька, золотце, — добавляю в голос максимум ласки. — Я тебя очень люблю! И посторонними берегинями не интересуюсь. Просто костюм рассматриваю, чтобы потом тебе такой же заказать! Оставь ее, давай к делу вернемся.

— Ты собрался ее спасать?! — накидывается на меня Витька.

— Что ты, любимая! Ты же гораздо лучше! — всё, с блондинкой мне ничего не светит. Наплевать, все равно, небось, дерево деревом. — Дуб жалко! Ему тысяча лет, если не больше, а ты его за три минуты на дрова переведешь! Всей отдачи будет — жареная русалка, но я их не ем. Я и рыбу-то не слишком люблю!

— Я не русалка! — получаю с дерева презрительный взгляд. — Я берегиня! Ой!

Отвлеклась девочка и получила прямое попадание. Это наше маленькое счастье успевает и на меня кричать, и за котом приглядывать, и шишки кидать, и от желудей уворачиваться. Славянским нимфам такого не дано.

Но вот как их остановить?.. Как-то же надо…

Видимо котяра, с интересом наблюдавший за перестрелкой и, особенно, перебранкой, приходит к тому же выводу. Взмах лапы и Василиса исчезает с ветвей. Только всплеск у дальнего края озера. А говорила, не русалка! Обман, сплошной обман! Впрочем, может, это рыба плеснула…

— Ты мне обещала песню, — мяукает Баюн. — И где?! Я тебя умоляю!

— Легко! — Витька, словно и не было маленького скандальчика, запевает:

Желтою лампой сияет лунаВ мягких ночных небесах.В Африке дремлют три белых слона,Птички сидят на ушах…

А ничего так у нее выходит, душевно. И котяра под обаяние попал, ВОН какая морда меланхоличная.