Путешествие по долине реки Усури. Том I. - Ричард Маак

Зимний покров земли дает путешественнику возможность и полное удобство сделать много интересных наблюдений над образом жизни и нравами млекопитающих: рассматривая следы зверей, отпечатавшиеся на снегу, опытный наблюдатель может без большого труда основательно изучить многие черты звериной жизни, с которыми в другое время, когда снегу нет, весьма трудно и частью даже невозможно вполне ознакомиться.

Около средины зимы наступает время, весьма важное для собирателя мастологической коллекции: охотники возвращаются тогда из гор и немедленно затем отдают китайским торговцам почти все добытые шкурки, как ходячую монету, частью в уплату старых долгов, частью за вновь приобретаемые съестные припасы и другие товары. В это время можно достать у китайских торговцев много интересного; нужно только торопиться, потому что, скупив шкурки, они скоро отправляют почти весь этот товар в города, стоящие на Сунгари, и когда это сделано, путешественник уже не найдет у них почти ничего замечательного до окончания охоты следующего года.

Таковы главные условия, действуя при которых, путешественник может сделать для мастологии усурийской страны гораздо более, чем сделал я, путешествовавший при совершенно других обстоятельствах. Но успешности моих работ по этой части мешали еще многие причины другого рода, вредного действия которых едва ли удастся избежать и другим путешественникам, при каких бы условиях не пришлось им путешествовать. Вовсе не говоря здесь о тех из этих причин, которые имели большое влияние не на одно собирание и изучение зверей и потому рассмотрены уже в общем введении к моей книге, я укажу только одно обстоятельство, которое значительно затрудняет добывание звериных шкур в усурийской стране. Китайцы охотно покупают и очень высоко ценят меха некоторых зверей. Оттого и путешественник, если ему приходится покупать шкурки этих зверей у туземцев или китайских торговцев, должен платить весьма дорого. И эта дороговизна тем тягостнее, что платежи он должен производить непременно звонкою монетой; по крайней мере, когда я находился в усурийском крае, как-либо иначе вознаграждать тамошних туземцев и китайских торговцев за продаваемые шкурки было чрезвычайно невыгодно.

I. CARNIVORA.

1) Ursus arctos L. Медведь бурый.

У ходзенов: на́-мафа (т. е. земной медведь; медведь, живущий на земле) или на́нинги;

самец: са́гдзирма;

самка: дза́инг.

У манджуров: нажинь и лэфу.

У китайцев: ма-то́за.

У орочей: сонгго(?).

Я находил этих медведей по всему течению Усури, которое мне удалось проехать, также на Сунгачи и около озера Кенгка; везде они попадались очень часто. Что они также обыкновенны и на реках Даубихе и Сандуху, дающих начало Усури, это я узнал от туземцев, которые нередко убивают их там. Хотя бурый медведь живет, по крайней мере в амурском крае, преимущественно в гористых местностях, заросших лесом, однако на Усури он довольно часто попадается и на луговых степях, усеянных лиственными рощами. Причина этого весьма проста: около Усури луговые степи не растягиваются, как по берегам Амура, на большие расстояния, а, напротив того, часто перемежаются с отрогами горных хребтов, которые проходят невдалеке от реки. Особенно это справедливо относительно правого берега Усури, где медведи везде очень обыкновенны и где туземцы, несмотря на страх, который внушают им эти звери, довольно часто убивают их. Доказательством последнего служат медвежьи шкуры и черепа, которые нередко случается видеть у туземцев; черепа имеют здесь значение трофеев, напоминающих прежние охоты, и иногда сохраняются в зимних жилищах, а иногда торчат, надетые на сучья деревьев, в лесах, поблизости этих жилищ. Я часто видал также в лесах, в высокой траве, перекрещивающиеся во всех возможных направлениях свежеутоптанные медвежьи тропинки, которые, как известно, легко узнать. Хотя бурый медведь по природе своей приурочен отыскивать пищу в лесах, однако же позднею осенью он, по-видимому, приближается к реке, куда, вероятно, привлекает его поспевающий к этому времени виноград; по крайней мере тогда нередко случается находить на берегах Усури места, где зверь пировал, безжалостно ломая виноградные лозы. Тогда же он нередко переправляется вплавь с одного берега на другой. В это время идет и кэта (Salmo lagocephalus); но не она причиною, что медведь приближается к реке и плавает по ней: рыба эта, конечно, довольно обыкновенна в Усури, но все-таки она идет здесь далеко не такими огромными стадами, как в Камчатке, и потому эти передвижения медведей должны происходить от каких-либо других обстоятельств, которые нам в настоящее время еще неизвестны. Как бы то ни было, переправы этих зверей весьма выгодны для туземных охотников: напав на животное, когда оно плывет через реку, охотник уже уверен, что оно от него не уйдет. Тут между ними начинается борьба: вооруженный небольшим копьем, туземец подъезжает к медведю на берестянке и начинает колоть его своим оружием; после каждого удара зверь бросается на своего противника, утлый челнок которого ему ничего не стоить опрокинуть, но тот всякий раз быстро и ловко увертывается от этой опасности, несколькими ударами весел отгоняя свою легкую лодочку от разъяренного животного, и затем снова подъезжает к зверю, чтобы нанести новый удар. Раны, наносимые верною рукою охотника, скоро начинают оказывать свое действие: медведь более и более ослабевает от потери крови, движения его делаются более и более неверными. Наконец, животное издыхает, и торжествующий охотник вытаскивает его на берег. Эта охота весьма нравится туземцам, которые извлекают из убитых медведей много пользы; мясо и жир, очень вкусные, употребляются в пищу, шкуры идут на удовлетворение многих нужд в домашнем хозяйстве и, наконец, желчь составляет предмет выгодного торга с китайцами, которые платят за нее довольно дорого. Эта желчь весьма употребительна в китайской медицине: как внутреннее средство, она дается, распущенная в воде, небольшими приемами, в лихорадочных припадках и в болезнях груди, в которых, по мнению китайцев, весьма полезна; как наружное лекарство она употребляется против нарывов и вередов. Самый большой пузырь, весящий около 4 янгов, ценится китайцами, на месте, в 2–3 собольи шкурки, а в городах на Сунгари за каждый янг желчи платят 1,000—1,500 джеха[49]. У туземцев ходзенской расы шаманы, занимающиеся и врачеванием телесных недугов своих соплеменников, по-видимому, также употребляют желчь и жир медведя как лекарство, и в медицине их эти два вещества играют, кажется, весьма важную роль.