Экипаж. Предельный угол атаки - Андрей Орлов

Глотов успел среагировать, метнулся наперерез и завопил:

– Не трогай Витьку!

Озверевший Карпатов отшвырнул его и резко выбросил руку. Витька не защищался, зачарованно смотрел, как летел ему в переносицу бронированный кулак. Удар отбросил его словно картонную коробку, перекинул через койку.

– Оставь пацана! – Серега подпрыгнул, но Карпатов так на него посмотрел…

Он шел дальше, обогнул койку, ударил Витьку в живот, потом в лицо. Налетели Глотов, Вакуленко, стали оттаскивать, но Владимир Иванович разбросал их. Они опять наскочили, повалили его на пол. Сверху на дерущихся рухнул Серега и завершил операцию умиротворения.

Витька ковылял к кровати, держась за живот, размазывая кровь по лицу.

– Сволочь! – причитал он. – Душман проклятый! Что же ты с дружками своими не подрался, сука бородатая?

Дерущиеся распались. Карпатов лежал на полу, приходил в себя. Силы оставили его, начинались рези в животе, а остальные только заводились. Серега пнул командира, а тот никак не отреагировал.

– Так его! – возопил Витька. – Дай еще этой суке бородатой!

Выражение «бородатая сука» чем-то зацепило Серегу. Глаза его заблестели, нашло озарение.

Он сорвался с места с криком:

– Мужики, держите эту падлу, я сейчас! Витька, на окно!

Серега выбежал в комнату, схватился за сумку. Карпатов начал подниматься, но Глотов и Вакуленко накинулись на него сзади. Карпатов рычал, отплевывался, но уже вбежал Серега, алчно воя и щелкая ножницами. Он рухнул на колени, вывернул голову капитану, захохотал как подорванный.

– Брадобрея заказывали, Владимир Иванович?

Копошились тела, щелкали ножницы. Серега утробно урчал:

– Спокойствие, Владимир Иванович, только спокойствие.

Внезапно наступила тишина, которую нарушил глупый смешок. Витька, сидящий на окне, надрывно расхохотался. За ним заржали остальные.

– Ну вот! – слезая с Карпатова, объявил Серега. – На человека стал похож. А то ходишь как образина какая-то. Спасибо скажи, Владимир Иванович, за бесплатную услугу. Петр Первый вообще бороды топором рубил.

– Иногда вместе с репой, – добавил Глотов.

– Его теперь Аллах на небо не возьмет без бороды, – прокомментировал Вакуленко.

– Так что можешь не стараться, Карпатов, – заключил Серега.

Летчики злобно смеялись, особенно Витька, которому это было противопоказано, трудно, больно, но он старался. Они отпустили жертву. Карпатов медленно перевернулся на спину, сел, уставился в стену пустыми глазами. Он был весь выжат, не способен что-то сделать в свою защиту. Так и сидел раздавленный, с бородой, выстриженной клочками. Непрошеные слезы скапливались в уголках глаз.

Серега удивленно посмотрел на тупые ножницы, провел ладонью по щеке. Охранники, привлеченные шумом, с любопытством подглядывали в окно, но не вмешивались в естественный ход событий.

Серега поморщился и заявил:

– Ладно, мужики, хорош ржать, подурковали и будет. Ты не думай, Карпатов, мы не против тебя ополчились, нет. Мы просто ратуем за гигиену. Да здравствует мыло душистое, все такое. Мы сейчас все побреемся, так ведь, мужики? А то заросли как партизаны, а мы же с вами культурные люди.

– Правильно! – прозрел Глотов. – Настоящий мужчина должен быть до синевы выбрит и слегка пьян! – Он побежал выколупывать из сумки подзабытые бритвенные принадлежности.

– Точно! – ахнул Вакуленко, стыдливо хватаясь за щеки. – Як же так можно, месяц уже не бреемся, як бабы…

Новая мания овладела людьми. Они не такие, как те – за забором! Летчики выхватывали из багажа станки, крема, помазки, бросали на плечи полотенца, бежали во двор, к колодцу.

Они выстроились в шеренгу и брились картинно, как колчаковцы перед расстрелом, на публику, яростно выскребая щеки. Охранники поначалу не вникли. Уж больно необычной для их глаз оказалась эта процедура. Потом они стали злобно кричать, но их вопли еще больше заводили пленников.

– Даже не надейтесь! – орал Глотов. – Сомнений горьких нет, поняли, обезьяны?

– Подходите! – Серега махнул рукой. – И вас побреем! Нет желающих? Напрасно, мужики. Очень бодрит!

– А я теперь каждый день буду бриться! – с энтузиазмом вещал Вакуленко.

Серега стоял центральным персонажем, без майки, крепкий, накачанный, мускулистый лидер. Каждым движением бритвы он словно плевал охранникам в душу. Глотов и Вакуленко брились рядом. Витька с подсохшей под носом кровью тушевался, не знал, как себя вести, но тоже хотел быть причастным к демаршу.

– Рома, дай мне бритву! – Он прыгал вокруг Вакуленко. – Дай, будь другом, я тоже побреюсь!

– Та шо тебе там брить, чудо? – отмахивался Вакуленко. – Вырасти сначала.

– Ну, Рома, – гундел Витька – Дай побриться!

– Полотенцем побрейся! – посоветовал Глотов.

А Карпатов сидел в казарме на полу. Голова была пустая, как гнилой грецкий орех. Со двора доносились хохот команды, рык охраны. Все это сливалось с болтовней диктора в приемнике. В ушах звучала сплошная какофония.

Он закрыл глаза, зажал уши – все затихло, оторвал ладони и услышал ровный голос диктора:

– «Самолет был сбит над территорией, контролируемой сербами. Семь дней назад президент Ельцин публично заявил, что примет личное участие в переговорах по освобождению французского экипажа, захваченного сербскими военными. И вот сегодня все три пилота были освобождены и доставлены на военную базу миротворческих сил».

Карпатов встал, выключил радио, вышел из казармы в комнату, посмотрел в окно. Там Серега провоцировал охрану, выделывался по полной программе.

Он медленно отправился в свой угол, вытянул из груды хлама моток телефонного провода, обросшего грязью, распутал его холодеющими пальцами. Потом Карпатов придвинул тумбочку к стене, забрался на нее, медленно распрямился, чтобы не завалилась раньше времени, и стал обматывать провод вокруг трубы, идущей под потолком.

Охрана вышла из себя. Они кричали, грозили автоматами, подходили ближе, но летчики упорно занимались своим делом. Серега царапал лезвием под носом, удаляя последние волосинки. Вакуленко закончил первым, сполоснул бритву, но не успел бросить в миску, как ее вырвал Витька и начал яростно царапать сухие щеки.

– Ба, Витька! – изумился Вакуленко. – Та кто же так делает?

– Нормально, Рома, – пропыхтел Витька. – Так хорошо, оказывается, бриться.

– Та шо же там хорошего? – возразил Вакуленко. – Лучше один раз родить, чем всю жизнь бриться.

Карпатов уже закончил вязать узел. Дернул, проверяя на прочность. Выдержит. Не такой уж он и толстый, похудел килограммов на десять, не меньше. Афганская пустыня не хуже «Гербалайфа».

Командир экипажа закрыл глаза, сунул голову в петлю, постоял, собираясь с духом. В этом мире у него не осталось ни родных, ни друзей, ни надежды. Лицо Карпатова обмякло, разгладилось. Он успокоился. Таким и надо уходить – спокойным, равнодушным. Владимир Иванович набрал воздуха в легкие, выдохнул, приготовился выбить из-под себя колченогую тумбу.

Тут его что-то отвлекло. Он услышал тонкий писк, открыл глаза, увидел на полу прикормленного мышонка. Тот сидел, сжавшись в комочек, смотрел на Карпатова глазами-бусинками и тихо верещал.

В душе человека что-то шевельнулось. Он пытался успокоиться, сосредоточиться на важном деле, но момент был упущен. Карпатов мысленно чертыхнулся. Мышонок продолжал пищать, и первому пилоту вдруг показалось невероятно глупым вешаться при посторонних.

– Уйди, приятель, – прошептал он. – Ну, пожалуйста. Сгинь куда-нибудь.

Но тот сидел и пищал. Грустно так.

– Ну, будь человеком! – взмолился Карпатов. – Не могу я при свидетелях, понимаешь?

Животное не двигалось, словно сообразило, что только оно способно спасти этого несуразного, странного и противоречивого человека. Момент был упущен. Карпатов приподнял ногу, стянул растоптанный ботинок без шнурка, в сердцах бросил на пол. Но не в мышонка – рядом.

Зверушка вздрогнула, посидела еще немного и шмыгнула в свою щелку. Карпатов вздохнул, выбрался из петли и начал откручивать от трубы телефонный провод.

А обстановка во дворе накалялась. Летчики орали на охранников, подходящих к ним. Серега бил себя копытом в грудь. Все объединились вокруг него в радостном безумии бунта.

Не понимая, что ведет себя как поп Гапон, Серега схватил увесистый камень, бросил в охрану. Остальные поддержали этот почин, а потом гурьбой побежали на талибов. Загорелые, бритые, агрессивные летчики орали, хохотали.

Охрана дрогнула и подалась назад, забыв про автоматы. Охнул толстый тип, сжимая подбитый живот, схватился за ухо рыжий. Глотов вырвался вперед, прыгнул на талиба, тот покатился по земле, рассыпая проклятья. Тут же брызнула кровь из разбитого носа его соседа.

Охранники бросились к воротам, забыв про численный перевес. Уж больно яростным был напор русских. Только первый талиб добежал до цели, как калитка с треском распахнулась, и во двор влетела чуть не дюжина орущих, вооруженных до зубов громил! Но герои-летчики дури впитали выше меры.