Добродетельная леди - Элизабет Торнтон

– Не сомневаюсь, сэр Джон, мне тоже не терпится поговорить с вами. Однако, думаю, вы не будете возражать, если мы с лордом Эйвери подыщем место для ночлега, прежде чем займемся делами? «Йорк» на Джордж-стрит, насколько я помню, – наиболее уютное заведение, но, вероятнее всего, в нем уже нет свободных номеров.

– В конце Палтни-стрит есть отличный отель, – возразил сэр Джон. – Вы достаточно быстро найдете там комнаты, после того как выслушаете меня.

Брайони вопросительно посмотрела на дядю. Ей показалось, что с его стороны несправедливо выплескивать свое раздражение на лорда Рейвенсворта, когда этот джентльмен приложил все старания; чтобы благополучно перевезти их из Лондона.

– Но, дядя Джон... – опрометчиво начала она.

– Замолчите, мисс! – Он сердито посмотрел на нее, и Брайони осеклась.

Рейвенсворт не смог скрыть раздражения и нахмурился.

– Полагаю, вы говорите о гостинице «Сидни», сэр, – спокойно отпарировал он. – Не сомневаюсь, что там найдутся свободные комнаты. На мой вкус Сидни-Гарден слишком близок от отеля, чтобы назвать это место уютным. – Слова лорда были вполне вежливы, и его манеры до мозга костей аристократичны, когда он говорил с пожилым джентльменом. Сэр Джон не отводил пристального взгляда от его лица. Через минуту он, вероятно, пришел к какому-то решению и заговорил более спокойно:

– Прошу прощения. Я не имел в виду ничего обидного. Почту за честь, если вы отужинаете с нами сегодня вечером.

Напряжение, похоже, покинуло Рейвенсворта, и Брайони, на все это время затаившая дыхание, тихонько вздохнула.

– С удовольствием, – ответил его светлость более сердечно. – Было бы неразумно вступать в длительные объяснения, до того как все заинтересованные стороны не избавятся от грязи и усталости путешествия. Вы не согласны?

Оба джентльмена обменялись оценивающими взглядами, в которых было скрыто что-то еще. Брайони почувствовала это. Она взглянула на Харриет, чтобы утвердиться в своих подозрениях, но ее кузина была поглощена подкидыванием камушка носком туфли. Лорд Эйвери даже не потрудился спешиться и беспокойно смотрел в сторону, явно не имея желания быть втянутым в разговор. Брайони стало ясно, что она единственная из присутствующих не участвовала в маленькой драме, разыгранной Рейвенсвортом и ее дядей. Она ощутила смутную тревогу.

С течением дня тревога Брайони стала нарастать. Она примирилась с тем, что придется принять неизбежную словесную порку, которой, она была уверена, ее дядя и тетя считают себя обязанными подвергнуть ее. Но этого не произошло. Несмотря на то что их обращение с ней было в высшей степени сухим и официальным, ни одно слово осуждения не сорвалось с их плотно сжатых губ. Она вдруг осознала, что когда Харриет и леди Эстер говорят с ней, они избегают смотреть ей прямо в глаза. Только поведение Эдмунда и Фанни было естественным, но Брайони казалось, что она замечает жалость в их глазах, когда они обмениваются взглядами. Она почувствовала себя совершенно сбитой с толку. Нэнни она встретила на лестнице, и то мельком. Ее глаза были красными от долгих слез. Она прижала Брайони к себе со сдавленным «О, мой бедный ягненочек» и быстро ушла наверх, чтобы заняться своими обязанностями. Брайони угрюмо сделала вывод, что предстоящее ей наказание должно быть действительно тяжелым.

Час ужина ничуть не уменьшил ее мрачных предчувствий, поскольку, когда ее позвали в гостиную, Рейвенсворт был единственным гостем. Она остановилась на пороге, ее сердце бешено колотилось в груди.

– А где Эйвери? – спросила она без предисловий.

Улыбка Рейвенсворта, похоже, должна была быть успокаивающей.

– Он передает свои сожаления. У него оказалась заранее намеченная встреча.

– Это невозможно! – не подумав, воскликнула Брайони.

– Как скажете, – вежливо ответил Рейвенсворт, отворачиваясь, чтобы продолжить прерванный разговор с Фанни.

Для взвинченных чувств Брайони атмосфера за столом в тот вечер была слишком наэлектризованной. Она ощущала, как волосы у нее на затылке встают дыбом. Когда гром наконец грянет – она была уверена, – он убьет ее первую. Она начала фантазировать насчет наказания, которое уготовил ей дядя, но кроме отправки в какую-нибудь далекую колонию ей в голову не приходило ничего действительно страшного. Она решительно сказала себе, что занимается глупостями, и сделала героическую попытку похоронить свои беспочвенные страхи. Тем не менее она почти ничего не ела и за весь ужин не сказала ни слова. Она смутно сознавала, что из всех присутствующих только Рейвенсворт постоянно поддерживал непринужденный разговор, и его аппетит был таким же здоровым, как обычно.

Когда убрали со стола и джентльменам принесли портвейн, Фанни элегантно встала, чтобы дать сигнал дамам удалиться. Рейвенсворт шепотом обменялся несколькими словами с сэром Джоном.

– Брайони, будьте добры уделить мне несколько минут. – Голос сэра Джона не допускал возражений. Рейвенсворт подошел к ней и, осторожно взяв за локоть, усадил рядом с собой. Эдмунд ободряюще улыбнулся и вышел вслед за дамами. Они остались втроем.

Рейвенсворт налил в бокал портвейна и протянул его Брайони.

– Пейте! – приказал он ей. – Вы выглядите перепуганной до смерти.

– Так и есть, – выдохнула она и выпила залпом. Сэр Джон задумчиво посмотрел на маркиза.

– Вы начнете или я? – наконец спросил он.

– Лучше вы, сэр, – беззаботно ответил Рейвенсворт. – Я прекрасно знаю, что вы собираетесь сказать, но уверен, что Брайони даже и не подозревает об этом. Я рассчитываю, что вы сможете немного образумить ее.

Брайони взяла бокал и сделала глоток. Все хуже и хуже, угрюмо подумала она.

– Ну, хорошо, – сухо ответил сэр Джон, глядя на всех как набожный проповедник. Брайони вдруг вспомнила разоблачения тети Софи, что в юности сэр Джон был признанным повесой, и невольно усмехнулась. Она снова потянулась за бокалом с портвейном, но сильная рука Рейвенсворта остановила ее.

– Помедленнее, девочка! – предостерег он.

Брайони покорно повиновалась.

– С чего же мне начать? – задумчиво проговорил сэр Джон. – Ах, да. Во вторник я узнал от этой во все сующей нос сплетницы, леди Харрингтон, что мои дочь и воспитанница дали повод почесать языки лондонским злословам своей буйной выходкой, чем-то связанным с нюханьем табака, как я припоминаю.

– Я могу это объяснить, – поспешила вставить Брайони.

– Не трудитесь, – ядовито ответил сэр Джон. – На это безрассудство я почти готов закрыть глаза. Так о чем я? Ах, да. В четверг на приеме леди Харрингтон сообщила кое-что новенькое. Мои дочь и воспитанница, как мне дали понять, были представлены в Опере печально известной Харриет Уилсон не кем иным, как почтенным маркизом Рейвенсвортом.