Я не могу с тобой проститься - Элина Градова

Красавин сам себе чего-то надумал, размечтался, а тебе выдал свои мечты и планы за чистую монету! Если я и оказалась бы беременной, то только от тебя! Если ты, конечно, хоть что-то помнишь!

- Помню, всё помню! – ловит мою ладонь, принимается целовать, оправдывается, а глаза больные, чуть ли не плачущие, - я ему верить не хотел, но он был так убедителен. А потом я вспомнил, как вы тискались до сумасшествия в прихожей, так что даже что-то уронили. Думал, в бреду крыша поехала, а когда Никитос сказал, что у вас уже всё сладилось, понял, что не бред…

- То, что сейчас говоришь – полный бред! Мы там тихо дрались, чтобы тебя не тревожить! Этот придурок никак не мог поверить, что он не Мистер Совершенство! Пришлось отбиваться, так что вешалка упала!

- Я – идиот!

- Видимо, да! Очень недоверчивый идиот! Избирательно недоверчивый: Красавину поверил, а мне – нет!..

- Я больше так не буду…

- Садись, двойка!.. – инцидент исчерпан…

Я засыпаю в объятьях любимого мужчины, единственного моего, самого-самого. В эту ночь нет женщины на Земле счастливее меня. И никто не знает, ни он, ни я, ни Вселенная, что совсем скоро главным моим желанием станет… его убить…

Глава 18

Я был приговорён к тебе ещё тогда,

Когда не знал законов мирозданья,

Что ты открыта мной, ты - лишь моя звезда,

Не верил я, гася души желанья…

Упорно, слепо брёл в кромешной темноте,

Не веря в звёздный свет, дарованный тобою,

Что он зовёт меня, что светит только мне,

Что это, то и есть, что названо любовью.

Я верил всем другим, но только не тебе,

Я целовал других, но только не тебя.

Но ты была одна, одна в моей судьбе,

Я злился и сгорал, одну тебя любя…

Утро… Ранний весенний рассвет только брезжит, а мне не спится. Голова любимой женщины покоится на моей груди, она тихо спит, а я не могу. За открытым окном заходится какая-то птаха, выводя такие чистые, высокие ноты, что вышибает слезу. Первый раз слушаю птичье пение. Слышал много раз, а слушаю впервые. И трогает эта нехитрая песня меня тоже впервые, словно раньше я был глухим и только сейчас, услышал и умилился, восхитился чуду природы.

Как она так цепляет струны моей души? И оказывается у моей души есть струны? Я не знал. А теперь она стала настолько чувствительной, будто решилась наконец и выбралась из панциря. Теперь она стала чуткой, потому что защита сброшена, моя душа открыта нараспашку.

Да, она уязвима, но зато, какие тайны ей доступны теперь, какие чувства, какие краски! А я и не знал, что так бывает, хотел прожить тихо и безболезненно, как черепаха. И прожил бы лет сто серо и уныло. Теперь моей души коснуться легко. Порадовать легко и так же легко ранить. Меня тревожно холодит эта открытость и радует одновременно, как если бы я родился вновь и только начинаю жить…

Инна спит, обнимая меня рукой и ногой, будто боится, что кто-то отнимет, или сбегу. Не бойся, любимая, никуда не сбегу, я наоборот, прибежал. Марафон сроком в пятнадцать лет завершился победой! Твоей победой, моя королева! Куда мне с тобой тягаться! Не нашлось во мне столько силы и столько храбрости, чтобы подойти первому, открыться первому, чтобы смело поглядеть в глаза любви, чтобы оказаться таким сильным духом, что перестать прятаться, сбегать и первому встать на колени перед собственным чувством.

Всё ты – любимая, всё – ты! Злилась, бесила, дразнила, но упорно разбивала мою скорлупу и тащила, тянула на волю.

И вот я тут, весь твой, прибежавший, нет – приползший к победе последним, но, слава Богу, не опоздавший!

Я тихо целую её в висок, и аккуратно высвобождаюсь, осторожно подсовывая взамен себя подушку. Отрываться тяжело, но безумно хочется её порадовать. Устроить праздник, увидеть радостно-изумлённый взгляд, она заслужила!

Я вчера её взгляд видел… когда пела, мне пела. Горестный, обречённый! Пробило с головы до пят! Вот тогда, именно в тот момент, когда услышал «я не могу с тобой проститься» и заглянул в глаза, Инна разбила вдребезги мой ледяной панцирь! «Такие близкие, чужие люди!» - это про нас! А потом сбежала, ещё музыка не затихла, ещё все гости стояли поражённо столбами, а Инна исчезла…

Я больше не мог быть чужим, умер бы, если бы не сорвался следом!

Не успел догнать, села в такси с тем прилипчивым парнем. Другого такси поблизости не оказалось, пришлось вернуться и стрясти её адрес с Макса.

Карина ещё навязалась на мою голову. Никто, коллега, взял на банкет только потому, что боялся увидеть Инну не одну, какой же я всё-таки, трус! Она-то не побоялась!

Макс соображал туго, но обрадовался. Наконец, вспомнил номер квартиры, но это уже не важно, главное, улицу и дом назвал. Потом долго не ехало такси! Целых семь минут! Как будто семь часов. Потом оно ехало очень медленно, я торопил, но таксист сказал, что хочет ещё пожить, и так гоним по максимуму…

В дороге меня трясло от мысли, что они не к ней, вдруг к тому треклятому Денису поехали? Рассудок подсказывал, что не может этого быть! Что не нужен ей этот парнишка, весь спектакль для меня разыгран! Что когда она меня принародно обозвала вонючим козлом – обида в ней рвалась, за то, что сбежал, бросил!

Я не хотел участвовать в этом балагане и в то же время не участвовать не мог. Думал, Инна явится с Красавиным и с животом, как бы я выдержал?

Да, как и всегда: смотрел бы издалека и изображал холодное равнодушие. Не привыкать. Я даже настроился и Карину для этого захватил: мол ты не одна, и я упаковался. Но Инна все карты спутала: ни Никитоса, ни живота, да ещё и отжигает так, что какая уж тут беременность!