Каспий, 1920 год - Иван Исаков

4 марта, мы еще только набирались сил в Астрахани и ждали ледохода, чтобы начать кровавую войну.

А мины? А взрыв «Пожарского»? Бой «Либкнехта» с «Милютиным»? Захват форта Александровского? Наконец, как же дальше с Баку и белогвардейским флотом?

Но потом подумал и… смутился.

Конечно, после того, как ликвидированы Колчак, Юденич, Деникин, Дутов, выкатились домой англичане и американцы с севера, французы - из Одессы, с Эстонией заключен мирный договор… Когда в итоге побед Туркестанского и Кавказского фронтов вся северная и средняя часть Каспийского моря и большая часть Кавказа очищены от белых и интервентов и остался один бросок на Баку - разве нельзя считать это концом войны? Особенно если вспомнить, что было еще полгода назад!

Вот что значит смотреть на мир только со своей колокольни. А ему из Москвы далеко видно, и, по-видимому, так оно и есть, что война против разрухи и нищеты - сейчас главная война.

Но это еще означает, что для успешной борьбы с разрухой и разорением мы должны в кратчайший срок покончить с белым флотом, выгнать англичан с Каспия, а танкеры передать освобожденному Баку для питания РСФСР нефтью. Вот что будет нашим вкладом в бескровную войну!

17- 25 апреля. Петровск-порт.

Прошла неделя, но такая напряженная, что не записывал. Механик бьется с ремонтом. Сделано много по мелочам, но главное - шпилевую машину здесь починить нельзя.

Полная приемка угля.

Если не успеваю записывать, то теперь стараюсь просматривать «Известия» или «Правду», хотя они доходят до нас невпопад, а главное, с большим запозданием, и на каждый номер - очередь.

Отпали какие бы то ни было сомнения - в речи на съезде водников в Москве товарищ Ленин так уточнил формулировку того вопроса, который меня захватил больше других:

«…на фронте кровавом у нас борьба кончается, а на фронте бескровном начинается, и что тут не меньше нужно напряжения, сил и жертв…»

В этой формулировке помещается и XI армия с флотилией, и борьба с Врангелем. Но, конечно, война кончается. От нас зависит ускорить этот конец.

* * *

На очередном совещании клуба капитанов, после «самых свежих» анекдотов Беткача (часть которых была дослушана только из вежливости) и после доклада командира «Деятельного» об астраханских новостях и настроениях, возник интересный вопрос: в чем своеобразие нашего положения в войне с бело-английским флотом? Эта особенность могла бы всплыть в начале кампании или даже года два назад, но почему-то не фиксировалась ни в официальных документах, ни в частных обсуждениях. Сейчас вопрос возник не самопроизвольно, а в связи с попыткой анализировать случаи безнаказанного ухода «Австралии» от Петровска и «Милютина» и «Опыта» - от «Карла Либкнехта».

Кто выиграл, а кто проиграл?

Если на момент забыть о влиянии отсутствия топлива на результат первой встречи, что относится к области оперативной готовности, и оставить в стороне тактическую оценку боя 4 апреля, получается не так уж плохо, что нам не удалось их утопить, поскольку есть шанс рано или поздно все суда белых захватить в наши руки. И если не найдется фанатиков, готовых сражаться до последней капли крови, все корабли могут быть получены в целом виде, исправными.

Своеобразие обстановки заключается в том, что все боевые или транспортные единицы бело-английского флота, все до единой являются имуществом России, причем крайне необходимым для молодой Республики. Весь этот флот строился и служил для перевозки нефтепродуктов из Баку, Петровска и Челекена в Астрахань и далее вверх по Волге для питания транспорта, электростанций и заводов, для освещения квартир и питания моторов огромного государства.

Ни англичанам, ни белым, собственно, не принадлежит ни одно судно (здесь они назывались «нефтеналивные шхуны»), буксир или баржа. Поэтому когда мы топим их (например, «Князя Пожарского»), то топим свои суда, как бы они ни назывались и под каким флагом ни ходили - андреевским или святого Георга. И, зная английские политические традиции, можно быть уверенным, что в Лондоне будут злорадствовать в любом случае, когда пойдут ко дну наши или вражеские корабли.

Черт возьми! Как-то это раньше не приходило в голову. Ведь в таком парадоксальном положении не находился ни один флот в мире. Из-за замкнутости театра и зависимости всей страны от подвоза каспийской нефти даже нет аналогии с положением в Соединенных Штатах во время войны Севера с Югом.

Дальше пошла разноголосица. Кое-кто из капитанов был склонен «проявлять осторожность» и не топить белые корабли без крайней необходимости. Что касается Калачева и меня, то мы стояли на крайней точке зрения: топить возможно больше и возможно скорее и тем самым постараться спасти остальные суда.

Как- то военное сознание не мирилось с возможностью воевать так, чтобы не повредить противника. А с другой стороны? Что, если часть утопим, а остальные будут взорваны в Энзели удирающими в глубь Персии белыми? Что даст такой финал государству, если останутся на воде только победоносные, но ставшие абсолютно бесполезными миноносцы?

Разошлись без единого мнения, с сомнением и колебаниями в сознании и в душе.

Поздно ночью, мучаясь на койке, вспоминая слова Ленина, наконец нашел решение, которое мне казалось единственно правильным.

1. При всякой встрече - беспощадный бой. Чем скорее, тем лучше. Топить на ходу, не задумываясь. Искать таких встреч с расчетом поколебать дух остальных врагов.

2. Одновременно стратегически стремиться всеми средствами заставить капитулировать врага: частными победами, отнимая базы, темпом операций, не давая передышки, все время ведя агитацию, доказывая бесполезность сопротивления.

На душе стало легче. Хотел вскочить и бежать в штаб. Но, взглянув на часы на переборке, смутился. Боязнь быть осмеянным (не дело командира эсминца лезть с советами к старшим, определяя линию поведения во время кампании) уложила опять на койку. К тому же вспомнил, что сегодня в клубе был А.А. Синицын, - значит, комфлот знает, о чем шла речь: флаг-капитан обязан докладывать начальству, чем дышат командиры кораблей.

* * *

Пока у миноносцев суточная готовность.

Но канлодки и транспорта периодически выходят в море - к Дербенту и южнее. Это перевозки и их прикрытие.

В приморской полосе огня как будто нигде нет.

Наступила оперативная пауза.

Фронт фиксируется на границе Азербайджана, по реке Самур. Но сосредоточение и какая-то перегруппировка частей XI армии продолжаются.