Каспий, 1920 год - Иван Исаков

И это бесспорный исторический факт, что «Дерзкий» и «Гневный» вдвоем загнали «Бреслау» обратно в Босфор, будучи даже вместе слабее противника; они попеременно атаковали с разных сторон, заставляя крейсер подставлять один из своих бортов, а между направлениями с него на эсминцы было около четверти картушки. А сколько раз при несении дозора, когда скисало радио у головного, донесение в базу давал концевой, приняв его по семафору. И, наконец, сколько раз в случае подрыва на мине одного эсминца («Орфей», «Забияка» и пр.) другой приводил его на буксире или, в худшем случае, подбирал людей. Подобных случаев очень много, так же как случаев расплаты за то, что в море высылался один миноносец.

И все же после совместного плавания исключительно приятно иногда побегать одному.

Почему?

Во- первых, потому, что нет начальства на мостике. Просторнее. Никто не подтягивает по мелочам; можно делать все что угодно.

Во- вторых, не надо поддерживать заданное число оборотов (эскадренный ход), не надо следить за строем, чтобы не налететь на корму головного, не надо никого предупреждать о поворотах и т.д. и т.п., то есть не испытывать большого напряжения.

И вот «Деятельный» один идет на север. Война не кончена. Чечень еще не взят. Где-то бродят белогвардейские корабли. Поэтому вся служба несется по-боевому: усиленное наблюдение, полное затемнение.

Последовательно увеличиваем ход с тем, чтобы выиграть побольше времени на док. Однако старые винты протестуют, а новые (как бы распластанные на корме), несмотря на найтовы и маты, принимают серьезное участие в общем концерте дребезжащих и стучащих от вибрации металлических частей корпуса и вооружения.

Больше четырнадцати с половиной узлов не получается. И без того на корме можно объясняться только жестами, а при повышении числа оборотов более ста двадцати, помимо «дрожемента» в ногах, начинают щелкать челюсти и можно прикусить язык {63}. Но страшно не за целость языка, а за целость кронштейнов.

Наконец, есть веский довод, чтобы не очень торопиться. Осматривать Кизлярский залив можно только после рассвета, то есть не раньше 5 часов 40 минут (не считая периода сумерек). Поэтому нам нет смысла прийти к району поиска в темноте.

* * *

Независимо от того, что сейчас ночь, видно, как идем навстречу шторму. Небо впереди заволокло плотной облачностью, в кромешной тьме нельзя различить линию горизонта. Ни зги!

Сперва встретила нас зыбь, а через час - быстро нарастающий ветер, который все крепчал и принялся разводить такую волну с белыми гребешками, что скоро мы были мокрыми от брызг.

Миноносец начинает раскачиваться.

Я эти места плохо знаю. Снежинский, посмотрев на барограф в моей каюте, уверяет, что, очевидно, это местный циклон, который проходит стороной и нас задевает только краем.

* * *

Обходим, от греха подальше, отмели и банку на ост от оконечности острова Чечень. Тем более что вряд ли будет гореть маяк: ведь белые еще не ликвидированы на острове.

* * *

В ожидании рассвета на мостике состоялась дискуссия по вопросу о том, как винты миноносцев очутились в Петровске, поскольку вариант с участием Николы-чудотворца никого не устраивал.

Старпом В.А. Снежинский, который командовал «Деятельным» на Волге, не один раз видел баржу в Нижнем Новгороде и в других затонах.

- Мы всегда имели ее в виду. Особой надобности сменять гребные не было. Да и времени не хватало, а если случались передышки, то не было дока или баржа с винтами оказывалась застрявшей в другом порту. Так и подвигались к Астрахани, но именно там баржа исчезла из виду.

После обсуждения ряда умозрительных вариантов я лично пришел к убеждению, что баржа с винтами, приписанная к Петроградскому военному порту (что видно по бортовым литерам), скучала в недрах Астраханского филиала до осени 1919 года, когда срочно понадобились высадочные средства для выброски десанта моряков в помощь армейским частям, защищавшим район под Лаганью.

Относительно небольшая, но ладная железная баржа весьма подходила для этой цели из-за малых глубин. Ее разгрузили, оставив на пайоле бронзовые винты в качестве балласта.

Десант высадился успешно и слился с флангом армии, а вот уводить в Астрахань плавсредства, обмелевшие после спада воды, желающих не нашлось, и так как высадка производилась в районе театра, в котором хозяйничал бело-английский флот, то еще до ледостава они сняли баржу с отмели и в качестве трофея увели сперва на Чечень, а затем в Петровок.

Снежинский разрабатывал свой вариант «чуда с винтами», но наступление рассвета помешало ему. Поворот на запад - обходя далеко остров Чечень и не приближаясь к острову Тюлений - целиком отвлек внимание командира, старпома (он же старший штурман) и штурмана Буша.

Ветер крепчал; миноносец валяло с борта на борт. Пасмурно. Временами с неба брызгает, но заметно, как весь мрак смещается на OSO.

К нашему огорчению, именно здесь штатной навигационной обстановки не оказалось. Помимо маячной башни на острове Чечень, единственным ориентиром служил остров Тюлений. Из-за малого хода и свежего порывистого ветра увеличился угол и величина дрейфа, а еще через полчаса мы убедились, что влезаем в район критических для миноносцев глубин, хотя по карте здесь мог бы маневрировать настоящий крейсер. Отличительная, 18-футовая глубина, красиво нанесенная на карту, оказалась ловушкой.

Что это? Понижение уровня из-за сгонного эффекта в результате шторма или результат увеличения отложений наносов из Терека, не отмеченный гидрографией?

Но для научно-экспедиционной работы времени не хватало. С лотовыми на крыльях банкета носовой пушки и с грязевым шлейфом в кильватерной струе, пробираясь почти на брюхе, «Деятельный» обошел южную часть Кизлярского залива, заглянув (издали) в Аграханский с таким расчетом, чтобы осмотреть в бинокли и дальномер {64} все берега и заметить наши корабли или место высадки десанта.

Попутно очень хотелось увидеть английскую авиабазу. При такой волне поплавковых самолетов бояться было нечего. Значит, они должны быть вытащены на берег. И если бы позволила видимость, мы смогли бы нанести на карту места построенных спусков (что нет ангаров, было известно от разведки еще с 1919 года).

Ни кораблей, ни самолетов, ни людей.

Не будь новых винтов, лежавших на палубе, я никогда не рискнул бы залезть в район таких малых глубин. Кроме того, неотступно преследовала мысль, что из-за поломанной шпилевой машинки нельзя становиться на якорь.