Пророк - Итан Кросс

агент Васкес: она знает, что делает, и должна помогать нам, а только нянчится с вами.

– Вы не совсем правы, – вмешалась Васкес. – Агент Уильямс…

– Использовал старый трюк, чтобы выудить из свидетельницы бесполезные сведения. Чего он добился? Зря потратили время и силы.

Белакур подошел вплотную к Маркусу и ткнул пальцем ему в грудь. Вонь сигарет и лука изо рта полицейского перебила даже запах мертвого тела.

– Вот что я скажу. Сегодня ты упустил этого парня, палил из своей пушки, бегая по всему району. Даже если ты считаешь, что преследовал Фрэнсиса Акермана, я больше не допущу, чтобы по моему городу летали шальные пули. Не знаю, кто ты на самом деле такой и чем здесь занимаешься, но я это выясню. Считаешь себя гением расследований? Никакой ты не гений! Ты заурядный глупец, которому выдал жетон какой‐то чинуша с востока. Чей‐нибудь племянничек? Захотелось поиграть в полицейских и воров, вот тебе и подыскали подходящее местечко!

Васкес бросилась было Маркусу на выручку, однако тот остановил ее, подняв руку. Свои битвы он предпочитал выигрывать собственными силами. Маркус перевел взгляд на палец, упершийся ему в грудь, затем посмотрел в глаза Белакуру.

– Я копов уважаю, очень уважаю. Сам полицейский в третьем поколении. Только из уважения к бляшке на вашем поясе позволю себе дать вам небольшой совет. Если вы когда‐нибудь еще ткнете этой жирной сарделькой мне в грудь, я ее просто оторву и применю свои гениальные способности следователя, чтобы воткнуть ее сами знаете куда.

Губы Белакура скривились в презрительной ухмылке. Маркусу показалось, что полицейский вот‐вот ударит его, и даже надеялся на это, однако Ступак положил руку на плечо своего шефа и произнес:

– Достаточно, босс. Оставьте вы его, давайте лучше займемся операцией по задержанию.

Белакур, продолжая сверлить взглядом Маркуса, прошипел сквозь стиснутые зубы:

– Преступление произошло на моей территории. Убирайся отсюда, мальчик, пока я не снял ремень и не выпорол тебя как следует!

– Не знаю, как принято у вас, – улыбнулся Маркус, – но там, откуда я родом, мальчика сперва угощают обедом, а уж потом начинают склонять к сексуальным извращениям.

– Ты уже отнял у меня достаточно времени, – медленно покачал головой Белакур, – и не стоишь того, чтобы тратить на тебя еще хоть секунду.

Он резко повернулся и вышел из комнаты.

– Похоже, заводить друзей вы не умеете, – заметила Васкес.

Эндрю хмыкнул и поддержал ее:

– Спасибо. Именно это я ему каждый раз и пытаюсь объяснить.

40

Шоуфилд внимательно смотрел на толпу, собравшуюся в спортивном зале средней школы Тинли-Парка. Счастливые улыбающиеся лица лучились весельем, дети смеялись. Нормальные люди… Темноволосая бабушка кого‐то из школьников покачивала на коленях ребенка. Родители одного из игроков аж запрыгали, когда их сын забил второй штрафной из двух. Казалось бы, такие простые удовольствия, но для Шоуфилда и они были недоступны. Никто из собравшихся в зале не понимал, как им повезло. Счастье – великий дар.

Его сын Бен присел на краешек скамейки, постукивая носком кроссовка по красному полу. Мальчик уставился в одну точку, и Шоуфилда охватила тревога. Что‐то в Бене изменилось: два года назад он считался звездой школьной команды, теперь же его словно ничто не интересовало. Хороший отец обязательно докопался бы до причины. Шоуфилд подумал, что ничем не может помочь любимым людям, и его охватила грусть, как будто черная рука сжала сердце, давя на него до упора…

– Харрисон? Ты хорошо себя чувствуешь?

Он глянул на жену и натянул на лицо самую что ни на есть бодрую улыбку. Как ему повезло, что у него есть Элеонор! Во время учебы в колледже он всегда сидел на галерке, избегая других студентов словно чумы. Однажды математик попросил его подтянуть Элеонор, и, к удивлению Харрисона, та проявила к нему неподдельный интерес. Не сказать, чтобы она закрывала глаза на его многочисленные недостатки; нет, она их видела и принимала.

– Все отлично. Элеонор, ты ведь знаешь, как я тебя люблю?

Жена бросила на него странный взгляд, выгнула брови и склонила голову к его плечу.

– Ты точно в порядке? Ты, часом, не умираешь? Ничего не болит?

Шоуфилд неискренне рассмеялся.

– Разве нельзя мужу сказать жене, как много она для него значит? Обязательно должен быть скрытый мотив?

– Конечно, можно, – ответила Элеонор, хотя уверенности в ее словах было маловато. – Я тоже тебя люблю. Если тебя что‐то беспокоит – я всегда готова выслушать.

– У меня все хорошо. Правда, Элеонор. Ты же помнишь, как я себя чувствую, когда вокруг толпа… Но раз мы заговорили о беспокойстве… Что происходит с Беном? Неприятности в школе?

– Ничего такого не слышала, – пожала плечами жена. – Надеюсь, у него просто период взросления, только он не желает со мной делиться. Настоящий сын своего отца, – добавила она, покосившись на Шоуфилда.

Он не обратил внимания на намек, продолжая рассеянно наблюдать за игрой. Ребята из команды Бена мельтешили перед глазами и носились по площадке, перекидывая мяч. Взгляд Шоуфилда упал на противоположную трибуну… Мелисса Лайтхаус! Женщина, которую он выбрал в качестве следующей жертвы, болела за команду соперников. Почему она здесь? Шоуфилд знал о ней все: от марки любимого шампуня до того, чем она занималась вчера перед сном. Детей у нее не было, сестра с двумя ребятишками жила в Арканзасе. Что Мелиссе тут делать?

Грудную клетку сдавило, перед глазами замелькали желтые пятна, нахлынула волна тошноты.

Ее просто не должно быть в этом зале!.. Переменные величины множились и не давали корректной суммы. Шоуфилд задыхался, будто кто‐то удерживал его голову под водой. Ноги похолодели; он тонул в багровой жидкости, слабо размахивая руками.

Воспоминания из детства всплыли на поверхность.

Тот необычно холодный августовский день остался с ним навсегда. Несмотря на холод, он зачем‐то надел шорты и легкую футболку. Они остановились в отеле. Шоуфилд вспомнил номер, кровать с оранжевым покрывалом, а вот сколько ему тогда было лет, позабыл. Память – странная штука.

Мама позвала его в ванную. Она лежала в пене, обнаженная, и ее волосы плавали по поверхности воды. Мама тихо напевала колыбельную – то ли для него, то ли для себя. А потом взяла и перерезала себе вены на запястьях. Съежившись от страха, Харрисон отскочил от ванны. По его щекам бежали слезы, но он был еще слишком мал для того, чтобы понять, что задумала мама. Она полежала, наблюдая, как кровь вытекает из ее тела, и попросила мальчика подойти ближе. Харрисон перегнулся к ней через край ванны, а мама схватила его, потянула голову сына под воду и прижала к