Возвращение Мориарти - Джон Гарднер

Инспектор Лестрейд и сам написал немало рапортов, главным образом, похоже, после разговоров с Шерлоком Холмсом. В частных разговорах он выражал твердую уверенность в том, что Мориарти имеет непосредственное отношение к самым важным преступлениям последнего времени. Однако никаких веских доказательств в этих рапортах не содержалось; складывалось впечатление, что их просто не существует.

Да, покойный полковник Моран был негодяем и карточным шулером. Да, он, как и ряд других весьма сомнительных личностей, проводил с Мориарти немало времени. Но с подозрениями и косвенными уликами в суд не пойдешь.

Как и в наше время, в 1890-е полиция во многом полагалась на сведения, полученные из мира воров и злодеев, и потому в пухлом досье содержались ссылки на свидетельства десятков информаторов — беспринципных преступников, людей без чести и совести, доносивших на своих коллег ради денег. Были свои информаторы и у Кроу, и вот теперь, хотя время и поджимало, он решил разыскать некоторых из них и выяснить, могут ли они добавить что-то к тем десяткам написанных от руки страницам, что горками лежали на его письменном столе. И все же на многое инспектор не рассчитывал, ведь преступники — люди, как ни странно это может прозвучать, люди весьма доверчивые. Кроу лично знал немало таких, которые, вопреки всякой логике, верили в невероятное: например, в то, что старшие офицеры полиции действуют в сговоре с судьями. Натыкаясь на нечто похожее в рапортах отдельных детективов или простых полицейских, инспектор лишь качал с сожалением головой.

Все, с кем они разговаривали, постоянно упоминали Мориарти или Профессора, как называли его представители криминального мира. (В голосах их при этом отчетливо звучали почтительные нотки.) Согласно показаниям этих мужчин и женщин, мелких мошенников, грабителей, карманников и взломщиков, Мориарти был отъявленным злодеем, совершившим едва ли не все возможные преступления, от убийства до жульничества, однако же ни один из них не выразил желания дать официальные показания. Стоило только любому полицейскому заикнуться о письменном заявлении или выступлении в суде, как информатор отскакивал или пятился, словно нервная лошадь. Чем больше читал Энгус Маккреди Кроу, тем больше сомнений возникало у него в отношении Мориарти — не из-за уклончивости информаторов, но скорее вопреки этому. Многие приписывали Профессору сверхъестественные силы и способности, утверждая, что он умеет, используя искусство маскировки, изменять не только лицо, но и тело, и даже собственную личность.

Кроу уже казалось, что для значительной части криминального мира Лондона идея Мориарти полезнее реальности: мифическая фигура, обладающая магическими силами. Может быть, такая фигура удобна и как некий козел отпущения. В любом случае, решил инспектор, абсурдно думать, что один человек способен сосредоточить в своих руках такую огромную власть и оказывать такое влияние на непостоянные, готовые колыхнуться в любую сторону уголовные массы.

В дверь постучали, и инспектор с облегчением отодвинул бумаги — в комнату вплыла пышненькая миссис Сильвия Коулз.

— У меня там холодная телятина осталась. — Она мило улыбнулась; ее темные глаза влекли и манили. — Спуститесь со мной сейчас, получите вдобавок доброй горячей горчицы.

Это была их шутка.

— Да, Сильвия, конечно. Хватит с меня на сегодня бумажной работы. Завтра — нелегкий денек, к восьми надо быть на Хорсмангер-лейн.

— Тогда… может быть… — Она едва заметно покраснела. — Может быть, проведем…

— Наверстаем упущенное, да? Что ж, почему бы и нет? — Кроу поманил женщину указательным камнем. — Это будет зависеть от того, какая у вас там телятина.

Миссис Коулз подошла ближе и уткнулась лицом в его плечо.

— Ох, Энгус, дорогой, вы не представляете, какое это счастье — иметь рядом мужчину вроде вас, на которого можно положиться. И я… я не стыжусь своих аппетитов. Мистер Коулз был хорошим человеком, но, боюсь, слишком хорошим. — Она приподнялась на цыпочках и поцеловала инспектора в губы. — Намекни я просто, что желаю его, он молился бы за меня днем и ночью. Вы совсем другой.

— Не такой уж и другой. Разве что более отзывчивый.

Кроу улыбнулся — немного натянуто, испытав легкое беспокойство, которое приходило в последнее время все чаще. Беспокойство, знакомое едва ли не каждому холостяку, чувствующему, что его втягивают в паутину брака. Инспектор долгое время оставался удачливым холостяком, зная по собственному опыту, что молодые вдовы гораздо более склонны пускаться во все тяжкие, чем большинство достойных представительниц прекрасного пола. Поведение миссис Коулз в их первую ночь стало для него приятным сюрпризом: она ерзала, пыхтела и даже попискивала, выражая свое удовольствие, очевидно, делая все то, о чем давно мечтала и в чем себе отказывала. Энгус Кроу стал ее первой отдушиной, и они оба знали, что она настроена серьезно и по-деловому, и что ее цель — привести его к алтарю.

— Сколько у нас до ужина? — спросил он, слегка отстраняясь.

— Энгус, дорогой, дайте мне пятнадцать минут, и все будет готово. — Каждое ее слово было пропитано такой двусмысленностью, таким сластолюбием, описать которые просто невозможно.

Миссис Коулз направилась к двери, и Кроу, разбуженный поцелуем и мягким прикосновением тяжелых грудей, проводил ее жадным взглядом, словно зачарованный взирая на волнительные движения бедер, скрытых длинной клетчатой юбкой. Он знал, что под юбкой у нее короткие шелковые панталоны, совершенно неподходящие, согласно общественному мнению, для настоящей леди, поскольку их носят «дамы ночи». Если женщина из приличной семьи и решалась надевать такие, они могли быть исключительно белого цвета и пошиты из хлопчатобумажной ткани. Те, что в последнее время взялась носить миссис Коулз — шелковые, цветные — были, несомненно, придумкой дьявола, созданной на погибель мужчинам.

Чувствуя, как закипает кровь, Кроу кивнул. Пусть и порождение дьявола, но снимать их было дьявольски приятно. Он вздохнул, признавая для себя тот факт, что столкнулся в лице Сильвии Коулз с достойным противником.

Он рассеянно взял со стола очередной документ, пробежал глазами по разделенной ровными строчками странице. То был рапорт, составленный полицейским инспектором, призванным одним поздним вечером в дом умирающего возле набережной. Умирающий — звали его Драсковичем — лишь недавно освободился из тюрьмы и теперь, на смертном одре, отчаянно желал дать полиции новые показания в связи с совершенным им преступлением.

Но к тому времени, когда отозванный с улицы констебль пришел наконец в дом несчастного, Драскович уже отдавал концы, и в рапорте сохранилось лишь несколько его последних слов: «Скажите им, за всем стоит профессор Мориарти. Скажите… Мориарти».

Судя по всему, документ этот появился в посвященном Мориарти досье лишь недавно. Инспектор посмотрел на дату составления рапорта — июль 1879-го.

Драскович? Кроу знал это имя, как знали его, наверное, многие другие полицейские, но тогда, в 1879-м, молодой констебль (А 363 Джексон, Д. X.) и его начальство, похоже, не обратили на него внимания. Нечто подобное происходило и сейчас — Энгус Кроу смотрел на бумагу с неясным ощущением, что упускает что-то важное. И это ощущение нарастало, причиняя не просто досаду, но и усиливающееся беспокойство.

Спир упал духом. Каким же надо быть глупцом, чтобы попасть в такую западню! К злости на самого себя добавлялась тревога — застать Грина и Батлера врасплох уже не получится.

— Что вам от меня надо? — проворчал он хмуро.

За спиной у Грина, прислонившись к тяжелому деревянному столу, маячил Батлер с кружкой в правой руке. Спир прошелся взглядом по другим лицам. Некоторые он узнал, потому что видел достаточно часто, но имен вспомнить не смог. Всего в комнате собралось от десяти до пятнадцати человек.

— Что нам от него надо, а, Культяшка?

Голос Питера Батлера прозвучал почти аффектированно; так говорят люди, пытающиеся имитировать речь представителей того класса, к которому и сами хотели бы принадлежать.

— Что надо? Что же нам надо? А вот что — хотим знать, что за игру вы затеяли.

Спир поморщился. Голова раскалывалась, как будто кто-то засунул в нее и теперь раздувал бычий пузырь.

— Какую еще игру? — прохрипел он.

Майкл Грин сделал шаг вперед.

— Ходят слухи, что Мориарти восстал из могилы.

— Так ты тоже слышал, а?

Спира порадовала прозвучавшая в голосе Грина нотка страха. Хорошо и то, что Культяшка говорит о слухах — значит, наверняка они ничего не знают.

— Мы много чего слышим. По-моему, у вас, придурков, кто-то больно умный завелся.

— Да?

Спир охнул — боль прострелила голову, и перед глазами вспыхнул на мгновение ослепительно яркий свет.