Мы не твои (СИ) - Блио Элен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слышу. — слышу, но не понимаю, не хочу понимать его!
Я бы дрался за Светлячка! Я бы… я бы расстроил свадьбу! Я все бы сделал…
Да уж. Я уже сделал. Уже наломал дров.
— Спасибо что выслушал, брат. Да, еще я хотел сказать… Завтра мы летим домой. Возвращаемся. Все дела тут я сделал, так что… Оставаться больше не стоит.
— Боишься все-таки увидеть Зою?
— Боюсь. И не боюсь признаться в этом. Мне не нужно видеть её сейчас. И ей не нужно видеть меня. Я пойду. Ужинать буду в номере, вы, наверное, тоже?
— Да, и мы. Там, я и Надя, мы… в общем, я думаю, это серьезно.
— Думаешь? Ох, Илик, дать бы тебе хорошенько по шее, за то, что ты только думаешь! Ты должен был быть уверен, только потом начинать отношения.
— Я… я уверен. — чёрт возьми, это правда! Я на самом деле уверен.
Был, уверен.
Только вот… снова тот же вопрос. Имею ли я право на это счастье?
И на то, чтобы сломать жизнь еще одной прекрасной девочке?
Глава 26.
Я слышу разговор братьев и мне становится страшно. И дурно. Словно разъедает кислотой изнутри.
Мне тревожно, неспокойно, неуютно.
Я сама себе боюсь признаться в том, какое предчувствие рождается в моем сердце.
Это конец. Вот о чем я думаю. Конец моему счастью.
Ильяс не простит себе того, что Тамерлан потерял Зою.
Не только Зою — ребенка! Это… это гораздо важнее, и страшнее.
У Тамерлана есть дочь от любимой женщины! Дочь, которую он вряд ли сможет назвать своей. Мне так грустно, так горько за него, что я сама не понимаю, как начинаю плакать. Плачу тихо, стараясь, чтобы меня не услышали.
Так больно осознавать, что чуда не произошло!
Зоя оказалась живой, целой и невредимой. Только теперь она еще более недосягаема для Тамерлана.
Она вышла замуж за другого. Другой мужчина будет растить его дочь, как он растит сына от чужой ему женщины и врага, который чуть не убил его.
Как же чудовищно все, что произошло с семьей Ильяса!
Я думала, что в моей семье произошла драма, но то, что случилось у них…
Дрожу. Мне так страшно!
Мне так не хочется потерять… потерять любимого!
Да, я знаю, что я люблю его. Уже очень давно люблю. Наверное, с того момента как увидела в клинике. Такого…красивого и злого. Несчастного.
Да, я сразу поняла, что он не такой гадкий и противный, каким хотел казаться. Он просто был несчастен. Понимал, что сотворил и сильно страдал.
И до сих пор страдает!
Правда, в эти дни, когда Ильяс узнал, что Зоя жива он изменился. Словно часть груза упала с его души.
И он… он позволил себе немножко быть счастливым.
Ильяс был счастлив эти два дня со мной! Я знаю! Я… я это чувствую!
Он… он по-настоящему был счастлив!
Мне даже казалось, что он… нет, не могу говорить об этом даже сама себе, но… мне кажется он действительно считал, что влюблен в меня. Правда.
Хоть он и лишен возможности меня видеть, но…
Он ведь знает, как выглядит Алиса? Она красивая, стильная, ухоженная. Такая, которая всегда и везде обращает на себя внимание мужчин.
А я…
Я сама себя не понимаю, и боюсь. Мне все время хочется спрятаться, стать как можно более незаметной. Раствориться.
Я тоже несу в своей душе тяжелый груз, который не дает мне почувствовать себя свободной и счастливой. Мама. Ее смерть. Отчим. Его жизнь, которую я разрушила.
Я сознательно делаю все, чтобы быть как можно более неказистой. Даже яркий, кричащий цвет волос нужен мне затем, чтобы подчеркнуть несуразность.
Я не хочу быть красивой.
И тем не менее Ильяс выбрал меня, а не её!
Он ведь мог… мог позвать ее? Попросить, чтобы она зашла к нему в номер и…
А он позвал меня. Он…
Господи, почему все так несправедливо? Почему Зоя появилась здесь и сейчас? Почему она решила выйти замуж?
Может… она не такая уж хорошая? Может она совсем не любила Тамерлана?
А я? Я хорошая? Думаю, только о том, чтобы Ильяс меня не оттолкнул. Только о себе думаю!
А ведь ему сейчас так тяжело. Так… так чудовищно больно должно быть!
Лежу на спине, широко открыв глаза, смотрю в потолок. Слезы текут по щекам, стекают в уши, неприятно щекочут. Мне все равно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Я заранее хороню свою любовь и свое счастье.
Господи, пожалуйста, ну сделай так, чтобы Ильяс все-таки одумался! Чтобы понял, что его счастье тоже важно!
Что он может быть счастливым!
Что он… он может сделать счастливой меня!
Или несчастной…
— Надя? Воробушек? Ты что, плачешь?
Всхлипываю. Я так отдалась своему горю, что не заметила, как в спальню въехал Ильяс.
— Малыш, что с тобой?
Я хочу сказать что-то, но не могу, начинаю рыдать сильнее, икаю, всхлипываю. Жду, когда он подъедет ближе. Так хочу, чтобы он меня пожалел!
— Надя… не надо, прошу, пожалуйста…
— Я… я… — не могу ничего сказать! Так хочется попросить его побыть со мной еще немножко! Еще немного почувствовать себя любимой, счастливой.
— Надя…
Я вижу, что он совсем рядом, протягивает руку и… опускает ее, словно боясь дотронуться до меня.
Мне хочется броситься к нему, обнять, и просить, чтобы он не бросал меня.
Но я просто протягиваю свою руку к его ладони, переплетаю наши пальцы. Смотрю на него. Вижу, как он сживает челюсть, как играют желваки на скулах…
Он резко выдергивает свою руку. На мгновение я пугаюсь, считая, что сейчас он прогонит меня. Но вместо этого он опирается руками на кровать, и перекидывает свое тело, чтобы оказаться рядом со мной.
* * *Украсть еще крохотный кусочек счастья!
Побыть в его объятиях. Близко-близко!
Узнать, что ему нравится, как лучше сделать приятно. Узнать, что нравится мне.
На самом деле, мне нравится все! Я ведь реально была слишком наивной, глупой, незамутненной, что ли. Почему-то была уверена, что ценность этого самого люди слишком преувеличивают.
Ну не может оно быть вот так хорошо — думала я!
А оказалось…
Оказалось, я даже не представляла, насколько может!
До дрожи во всем теле, до мурашек, до бабочек в животе? О, нет!
До дикой тряски, до потери сознания, до состояния желе — когда твое тело реально словно мягкая субстанция, настолько расслабленное, настолько погруженное в удовольствие.
Мне казалось после первой нашей ночи, что лучше уже быть не может. И снова я ошиблась!
Может, и еще как!
Ильяс оказывается настолько чутким, нежным трепетным! И настолько же страстным, диким, необузданным!
Потом он просит прощения, а я даже не могу ответить ему — так мне хорошо!
Шевелиться не в силах!
Лежу на спине, широко раскрыв глаза и улыбаюсь, как дурочка!
— Тебе хорошо?
Смеюсь тихонько, потому что не знаю, что ответить!
Хорошо? Если это просто хорошо, то… О, нет! Это не просто хорошо!
Это хорошо в какой-то невероятной степени! Это волшебно, прекрасно, сказочно!
Чудесно!
— Хорошо…
— Просто хорошо? — ах, ах, Илик решил меня «потроллить»? Ладно!
— А что, вы ждали чего-то другого Ильяс Александрович?
Он накидывается на меня шутливо, прижимая сверху.
— Ах так, значит? Ильяс Александрович? Ладно, посмотрим, что ты на это скажешь!
И я хохочу, потому что его губы щекочут мою шею. Верчу головой, дрыгаюсь, пытаясь вырваться, сбросить его с себя, а потом…
— Тише… тише…
Потом мы целуемся. Долго. Очень долго.
И я снова думаю — где-то на самой периферии моих мыслей — что и представить себе не могла, что вот так целуются!
Это не просто прикосновения губ, проникновение друг в друга.
Это словно диалог, в котором мы рассказываем о себе, о своих чувствах!
Мне так хочется, чтобы он меня понял! Чтобы понял, что я люблю! Что мне так важно знать, что он это чувствует, что он ценит мои чувства!
Что он готов ради них…Ох, нет, это болезненная и запретная тема!
И я боюсь об этом думать, потому что не уверена, что ради меня и моей любви Ильяс будет хоть на что-то готов.