Мы не твои (СИ) - Блио Элен

— Я знаю про Зою… Илик, что теперь будет с Тамерланом?

Если бы я знал!

Что теперь будет с нами — этот вопрос Надя не задает, но я его чувствую, слышу в ее тихих слезах.

Я хотел бы ей сказать, что все будет хорошо. Но… пока я сам ничего не знаю.

Знаю только, что хочу любить ее. До изнеможения, до боли, до слез…

Как в последний раз. Надеясь, что последним он не будет.

Она спит у меня на груди, когда я слышу, что мой телефон ожил.

Тамерлан…

Глава 25.

Мне страшно говорить с братом, потому что я не знаю, знает ли он. Знает ли о Зое…

И я не хочу быть тем гонцом, который несет дурные вести. Совсем не хочу.

— Алло, да, брат?

— Ильяс… — по голосу я понимаю — Тамерлан в курсе. Понимаю по интонации, по тембру, по боли, которая тянет изнутри…

Он в курсе. Ему все известно про Зою, и это…

Эта информация настолько разрушительна для меня, что я даже не знаю, что говорить. Что я могу ему сказать?

— Ильяс, я… я могу зайти к тебе?

Обнимаю спящего Воробушка. Мне не хочется будить ее, тревожить, я чувствую, что она даже во сне напряжена и переживает.

Но и отказать брату я тоже не могу.

— Зайдешь?

— Да. Я буду у тебя через пять минут. Выйди в гостиную, чтобы… Я знаю, что Надя у тебя. Не хочу ее беспокоить.

— Да, Там… я выйду. — в горле пересыхает.

Не то, чтобы я не хотел афишировать наши отношения с Надей. Но точно не так! И… не в этой ситуации, когда Тамерлан…

— Ильяс, что случилось?

— Спи, маленькая. Все хорошо. Мне просто нужно встать.

— Зачем?

— Надо, Воробушек, спи.

— Сейчас ведь еще день, зачем мне спать?

— Ну… может затем, что я намерен не давать тебе спать ночью?

Слышу, как она хмыкает, наверное, покраснела. Представляю как ее фарфоровую кожу, которую никогда не видел, заливает нежно розовый румянец.

— У кого тут красные щечки? Кто стесняется?

— Я. Стесняюсь, когда ты так говоришь. Сама не знаю почему. Вроде бы уже не должна…

— Не должна. Особенно меня ты не должна стесняться, хорошо?

— Я стараюсь. Но… ты сам понимаешь, мне… мне не просто.

— Конечно понимаю, малышка. Лежи, я… — понимаю, что мне нужно сказать ей, — сейчас Тамерлан зайдет.

— Ох… Он… Он знает?

— Кажется да.

Она обнимает меня за шею, прижимаясь. Я чувствую дрожь ее тела.

— Милая, все будет хорошо.

Говорю, чтобы успокоить ее, но понимаю, что хорошо не будет.

Не сейчас.

Чёрт.

Не в этой жизни.

Но как бы мне хотелось, чтобы все-таки… Чтобы все-таки хорошо было!

В дверь стучат. Я знаю, что это Тамерлан.

Накидываю футболку, натягиваю спортивные шорты — хорошо, что Надя все-таки взяла одни. Одеваться я давно привык сам.

Залезаю на коляску. Ноги мои как дерево, хотя… Хотя я узнал у Самада, что можно хотя бы пытаться делать, чтобы они не превратились в совсем уж бесполезный хлам. Сам не знаю, зачем это мне. Я же не собираюсь вставать на ноги?

Или… собираюсь?

Ради Воробушка я мог бы попробовать.

Ради моей маленькой, некрасивой, бедной девочки…

— Ильяс, откроешь?

— Да, брат, минуту.

Подъезжаю к двери. Если бы я знал, что должен сказать брату! Как… как помочь ему!

Я знаю, как сильно он любил Зою. Нет, не любил. Любит. Любит до сих пор. И сейчас, наверное, еще сильнее чем тогда.

Как-то он попытался объяснить мне свои чувства. Но в тот момент я не был готов слушать и понимать.

Он сказал тогда, что, наверное, не любил ее достаточно сильно, чтобы не отпустить. Чтобы не допустить того, что произошло. Он посчитал, что чувства к женщине не настолько важная вещь в его жизни. Важнее долг, семья, клан.

— Оказалось, это все не важно. Я мог бы сохранить все, если бы не был таким идиотом, тщеславным идиотом. Мне казалось, я делаю что-то очень серьезное, важное… возомнил себя, бог весть кем. А на поверку оказалось, что я просто дурак, который… Который виновен в смерти любимой женщины. Если бы не я…

— Если бы не я, Тамерлан! Это я во всем виноват.

Тогда я не захотел больше говорить с братом, распсиховался, вел себя как… как малолетний кретин.

Сейчас я стал умнее. Надеюсь. Хотя я все еще считаю, что в той трагедии, которая разрушила нашу семью виноват только я.

Я один.

— Илик, ты уже знаешь, о Зое?

— Знаю, Там.

— Я… я видел свою дочь.

— Что? — в этот момент я даже обрадовался, что не могу видеть лицо брата. Я… я, наверное, не выдержал бы…

— Дочь. У меня есть дочь, Илик. Маленькая девочка, такая… такая кроха! Она помещалась у меня на руке. Совсем малышка. Светлана. Светлячок.

Я не вижу лица брата, но понимаю, что он плачет. И это разрывает мне сердце.

— Зоя вышла замуж за Петроса.

— За Петроса? Того самого…

Я не могу понять, как могла судьба быть еще более жестока с братом! Одно дело не знать с кем твоя любимая, а другое…

Петрос Константинидес тот самый партнер, с которым Тамерлан ведет бизнес тут, строит отель. Этот же Петрос был его компаньоном, когда Там строил отель в Греции, и в отель в Сочи Петрос тоже вложился.

Получается… Получается Зоя действительно жена миллионера? Или даже миллиардера? Я знаю, что семейство Константинидесов известно на Кипре. У них сеть отелей, и медицинских центров по всему острову.

— Ты… Ты видел ее, Тамерлан?

— Зою? Нет. Не видел. Я… я знал, что она тут, в отеле. Я был в кафе внизу, они стояли у стойки администратора. Их поздравляли. Потом Петрос увидел меня. Он… Он звал меня, хотел познакомить с невестой, с женой. Я не мог пойти.

— Но… как ты узнал о дочери?

— Услышал разговор официанток. Потом… поднялся в номер. Там была мама Светлячка, и…Она позволила мне посмотреть на неё.

Я протягиваю руку, мне хочется поддержать брата. Он стискивает мою ладонь.

— Чёрт, Ильяс! Если бы… если бы ты мог ее увидеть!

Если бы я вообще мог видеть…

— Она… она невероятная. Такая милая! И так… так похожа на Зою.

— Что ты будешь делать, Тамерлан? Ты… ты сказал, что будешь участвовать в жизни дочери? Ты… готов признать её?

— Я пообещал не вмешиваться. Не искать встреч с Зоей. Я не имею права, Ильяс, ты так не считаешь?

— Почему? Почему ты… ты ведь не виноват… это все я.

— Виноват. Я не баран, которого вели на заклание! Я мог сам понять, различить, где правда, а где ложь! Я знал, что Светлячок чистая, невинная душа! И я поверил всему, что… что мне о ней наговорили.

— Наговорил. Это я наговорил. Я…я…

В бессильной злобе на себя колочу кулаками по подлокотникам и колесам.

Если бы не я!

Если бы можно было все изменить!

— Ты должен поговорить с ней, Там! Должен объяснить ей все!

— Нет, Ильяс. Поздно. Я… я упустил свое счастье. Не в этой жизни, брат.

— Ты должен бороться!

— Сломать ей жизнь еще раз?

— Почему сломать? Если она любит тебя?

— Она вышла за другого, Ильяс. Ты же знаешь Зою! Она… она не вышла бы из корысти, по расчету. Только по любви. Она любит Петроса. А он… он достоен того, чтобы его любили. Я не должен вмешиваться. Пусть… пусть Зоя считает, что я женат. Что у меня все хорошо. А я…

— Как же дочь? Это же твоя дочь?

— Моя. Но…мама Зоя пообещала присылать мне фото, рассказывать о ней. Может быть, когда-нибудь…

— Это глупо, брат! Ты любишь ее! Ты говоришь, что не хочешь сломать ей жизнь, и ломаешь свою!

— Это называется любовь, брат. Любить настолько, чтобы отпустить…

Любить, чтобы отпустить… Смогу ли я понять это?

— Там, все-таки… я хочу, чтобы ты хоть попытался, попробовал!

— Нет. Я не буду мешать счастью Зои! И тебя предупреждаю, не нужно лезть в это дело, хорошо?

— Как будто я могу!

Слышу, как Тамерлан усмехается. Конечно, куда мне? Слепому калеке лезть! Я ведь даже не смогу найти Светлячка…Хотя очень бы хотелось.

— Правда, Илик, занимайся своими делами. Кажется, теперь тебе тоже есть для кого жить? Вот и живи! Живи не местью, не попыткой загладить вину. Ты тоже не должен ломать свою жизнь, слышишь?