Жизнь в пограничном слое. Естественная и культурная история мхов - Робин Уолл Киммерер

отношения с лесом, которые поддерживала в детстве — основанные на соучастии, взаимности и признательности. Почти невозможно думать о земле с научной бесстрастностью, наевшись дикого лука-порея, пахучего, горячего, приправленного маслом.

К тому времени я уже давно погрузилась в жизнь мхов, но вдруг поняла, что мы приближались друг к другу не ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Наши встречи проходили исключительно в интеллектуальной плоскости. Они рассказывали мне о том, как живут, но наши жизни не образовывали единого целого. Чтобы узнать их как следует, мне надо было понять, какую роль отвели им в начале мира. Что шепнул им Творец относительно их дара — заботиться о людях? Я спросила Джинни, что делал ее народ со мхом; она не знала. Мох не служил ни лекарством, ни пищей. Я твердо знаю, что мох — часть сети, основанной на взаимности, но непосредственного соприкосновения не было в течение многих поколений. Как же нам узнать об этом? Джинни показала мне, что растения помнят всё, даже если люди что-то забыли.

Традиционное знание подразумевает, что один из способов постичь дар того или иного растения — следить за тем, как оно приходит и уходит. Это полностью соответствует взгляду коренных жителей: каждое растение — существо со своей волей. Предполагается, что они приходят, когда в них возникает надобность, туда, где она возникает. Как-то раз — дело было весной — Джинни рассказала мне о новом растении на старом камне в ее живой изгороди. Среди лютиков и мальв появилось множество голубых цветов вербены. Раньше Джинни не видела ее там. Я попыталась найти объяснение — мол, из-за влажной весны изменились свойства почвы. Помню, Джинни скептически подняла брови, но из уважения ко мне не стала меня прерывать. Летом того года у невестки Джинни выявили заболевание печени, и она пришла за помощью. Вербена — прекрасное тонизирующее средство для печени, и вот она ждала женщину, укоренившись в изгороди. Растения раз за разом приходят, когда в них возникает нужда. Поможет ли эта закономерность выяснить, как употребляют мхи? Они вырастают где угодно, являются частью повседневного ландшафта и так малы, что ускользают от нашего внимания. Возможно, это говорит о том, что они играют какую-то роль в нашем быту, но небольшую, и потому мы их не замечаем. Это мелкие повседневные вещи, но, когда они пропадают, нам очень не хватает их.

Я расспросила Большого Медведя и других старейшин о мхе — безрезультатно. Слишком много поколений, слишком много лет поддерживаемой властями ассимиляции разделяют сегодняшних старейшин и тех, которые применяли мох. Много пропало от неиспользования. Как истинный ученый, я пошла в библиотеку и стала рыться в полевых заметках антропологов, отыскивая древние сведения о мхе, изучать старые этнографические описания, стараясь найти хотя бы легкий намек на то, что сказали бы люди былых времен в ответ на мой вопрос. Я надеялась, что случится, как с воскурениями, когда мысли мудрецов становятся зримыми.

Мне страшно нравилось собирать растения, набивать свою корзину корнями и листьями. Обычно мне нужно что-либо определенное: я собираю ягоды бузины, когда те созревают, плоды бергамота — когда они полны масла. Но самое важное — это прогулка сама по себе, приносящая неожиданные открытия в тот момент, когда ты ищешь что-нибудь другое. Такое же чувство я испытывала в библиотеке.

Занятия в ней напоминают сбор ягод — мирное поле с книгами, сосредоточенное внимание во время поиска, знание, что в дебрях таится что-то стоящее.

Я листала словари индейских языков: нет ли там особых слов для видов мха? Ведь если мох — часть ежедневного словаря, значит, он используется ежедневно. В давно забытых трудах разных научных обществ я нашла даже не одно слово, а много. «Мох», «древесный мох», «ягодный мох», «скальный мох», «водяной мох», «ольховый мох». А в словаре английского языка, лежащем на моем столе, — всего одно слово для двадцати двух тысяч видов.

Мхи встречаются в любой среде обитания и получают от людей имена. Но я обнаружила лишь отрывочные сведения о них в рассказах, записанных антропологами. Может, они играли совсем небольшую роль, и их не считали достойными упоминания. Или же спрашивающие знали слишком мало. Я нашла, например, данные о сооружении построек, от больших общих домов до вигвамов, полные подробностей: как обтесывали доски, как покрывали крышу берестой. Но почти ничего не говорилось о том, что мхом законопачивали щели между бревнами. Это не стоит внимания — до тех пор, пока в жилище не врывается зимний воздух. Порывы ледяного ветра, хлещущие в шею, заставляют подумать о них.

Мох с его изоляционными свойствами хорошо подходит и для защиты кистей и ступней в зимнее время. Роясь в источниках, я выяснила, что северные народы всегда подбивали зимние башмаки и рукавицы мягким мхом для дополнительного утепления. У «Тирольского ледяного человека» — тела возрастом 5200 лет, найденного в тающем леднике, — обувь была выстлана мхом разных видов, в том числе Neckera complanata. Именно мох дал важный ключ к решению загадки его происхождения — Neckera встречается только в горных долинах, которые начинаются в шестидесяти милях от места находки. В северном лесу, где перистые мхи устилают почву под елями, они широко применялись для изготовления постельных принадлежностей и подушек, так как способны хранить тепло. Линней, «отец современной таксономии растений», сообщает, что спал на переносной подстилке из мха Polytrichum, путешествуя по Лапландии. Подушка из мха Hypnum, как утверждают, навевала особые сны (само родовое название Hypnum отсылает к трансу).

Я узнала из некоторых записок, что мох вплетают в корзины для красоты, что его используют как фитили в лампах и для мытья посуды. И с радостью отметила для себя, что люди не забыли о мхе, что мох нужен им в быту. Но одновременно я испытала разочарование. Нигде не говорилось об особом даре Создателя, той единственной роли, которую не может исполнить ни одно другое растение. В конце концов, подбить обувь можно и сухой травой, а на подстилку годятся сосновые иглы. Я надеялась наткнуться на упоминания о таком использовании, которое отражало бы суть «мшистости». Я надеялась узнать о том, что в те далекие времена люди открывали для себя мох тем же способом, что и я.

Штудии в библиотеке позволили мне продвинуться чуть дальше, но интуиция подсказывала, что собранные там сведения неполны. У каждого способа познания есть плюсы и минусы. Сидя за стопкой книг, я прервала чтение и вспомнила, как мы с Джин- ни ходили на поиски растений, стоило растаять