Дуновение смерти - Айзек Азимов

— Пожалуйста, не кричите, — попросил Энсон.

— Вы сами подстроили мне эту встречу со смертью. Вы знали, что Ральф мертв, — ведь вы же сами подменили колбу, предназначенную на четверг. Вы знали, что я обнаружу его мертвым, когда зайду попрощаться с ним перед уходом. Сомнения, зайду ли я, у вас быть не могло — ведь обычай прощаться с учениками перед уходом я перенял у вас. Но даже зная все это, вы не могли изменить своей привычке не пропускать назначенных встреч и пришли передать мне рукопись.

— Совершеннейшая нелепость, — заявил Энсон, — ваша дочь сказала мне, что вас нет дома.

— Вы ее не спрашивали.

— Спросил.

— Нет, Кэп. Она тогда сразу сказала, что вы просили передать мне рукопись, когда я вернусь. Сегодня я вспомнил об этом и решил, что она, может быть, передала мне не весь разговор. Я позвонил ей в школу, заставил повторить все слово в слово. Переспрашивал десять раз. Вы не поинтересовались, дома ли я. Вы знали, что меня нет.

Энсон повернулся к Доэни:

— Я полагаю, поверят все же мне, а не ребенку. Девочка просто не помнит. И не удивительно — как можно помнить случайный разговор, имевший место четыре дня тому назад?

Доэни сказал:

— Профессор Брейд, этот профессор дело говорит. Присяжные вам не поверят.

— Но я разработал вам всю схему, — ответил Брейд, — и повод, и обстоятельства. И последовательность событий. Все сходится.

— Сходиться-то сходится, — согласился Доэни, — только мало ли что может сойтись. Я вам могу сочинить такую историю, что выйдет, будто убийца вы, или эта молодая леди, или еще кто-нибудь. Ведь и у вас в химии небось так же? Разве нельзя под один опыт подвести самые разные теории?

— Можно, — безразлично ответил Брейд.

— Но вам же нужно выбрать такую, какую вы сумеете доказать не одним опытом, а многими! Сесть да придумать логическую версию нетрудно. Только вы увидите, что из нее сделает защитник обвиняемого.

Брейд опустил голову. Он сделал все, что мог, и не доказал ничего.

Доэни продолжал:

— Конечно, я могу задержать профессора Энсона, начать дознание. Но ведь неудобно получится, если он невиновен? Он человек известный, на хорошем счету. Чтобы его задержать, мне одной логики мало. Мне надо улики посолидней, вроде вот этой штуки. — Он стукнул кулаком по баллону, так что тот гулко загудел. — Такие улики, чтоб держались крепко, как их ни верти. — Он схватился за вентиль, и Энсон в ужасе вскочил, яростно замахнувшись тростью:

— Прочь руки, идиот!

Трость его просвистела в воздухе.

Метнувшись, Доэни перехватил трость и притянул старика к себе.

— Что такое, профессор Энсон? Разве баллон в неисправности? — тихо спросил он. — Что вам об этом известно?

Лицо профессора Энсона стало вдруг безмерно старым, словно на нем проступили признаки близкого конца.

— Откуда вам известно, что баллон не в порядке? — еще раз спросил Доэни.

— Это он отравил Ральфа! Он! — закричала Роберта и бросилась на Энсона. Брейд задержал ее и крепко схватил за руки.

Энсон резко повернул голову и посмотрел на девушку.

— Он заслужил смерть. Он предал науку, — хрипло проговорил он.

— Значит, это вы его отравили? — спросил Доэни. — Учтите, профессор, здесь свидетели. Можете ничего не говорить.

— Мне надо было сначала разделаться с ним! — Энсон указал на Брейда и разразился криком: — Неудачник! Я вам правильно сказал после его смерти — это вы во всем виноваты! Только такой идиот, как вы, мог допустить подтасовку данных! Из-за вас он был осужден на смерть. — С яростного крика он вдруг перешел на шепот; — Да, Ральфа Нейфилда отравил я, — и упал на стул.

Брейд и Доэни остались одни в кабинете. Доэни вымыл руки и энергично вытирал их бумажным полотенцем.

— Что с ним будет? — спросил Брейд. Теперь, когда напряжение, владевшее им до сих пор, спало, Кэп опять стал для него Кэпом, любимым старым учителем, почти отцом, чудаком, но великим химиком. Представить его себе униженным, в тюрьме…

— Думаю, до суда он не дотянет. — Доэни постучал себя по лбу корявым указательным пальцем.

Брейд печально кивнул.

— Знаете, проф, — сказал Доэни, — очень я рад, что с самого начала не ошибся насчет вас. Вы уж простите, что под конец я засомневался.

— Сомневаться — ваша профессия.

— Это точно. И здорово же вы во всем разобрались! Не хуже настоящего следователя.

— Правда? — Брейд слабо улыбнулся.

— Факт! Вы же докопались до самой сути. Может, и я бы до этого додумался, знай я то, что знали вы, но навряд ли так же быстро да так ловко.

Брейд задумчиво произнес:

— Знаете, наверно, в глубине души я понял все еще с тех пор, как моя дочка передала мне слова Кэпа. Но я никак не мог поверить, что убийство совершил Кэп, вот я и гнал от себя эти мысли.

Он опустил голову.

— И когда же до вас наконец дошло? — спросил Доэни.

— Сегодня, на лабораторных занятиях. И причина-то пустяковая. Я размышлял, как мы, педагоги, зависим от времени, и сразу, как всегда, вспомнил Кэпа. А в эту минуту один из студентов передавал лаборанту свои записи и это напомнило мне аналогичную ситуацию с Кэпом, как он передавал Джинни свою рукопись. Стоило мне это вспомнить, и все встало на свои места.

— Я же говорю, здорово у вас получилось! Только один раз вы дали промашку — слишком разговорились. Понимаете, о чем я?

— Нет.

— Вот и видно, что вы не спец. Вы же чуть не выложили этому старикану все, что знали. А зачем? Если он виноват, ему и без вас это известно. Так что рассказывать при нем все подряд никак не полагалось. Понятно? Что-то надо было приберечь. Вот как с этим баллоном! Про баллон вы ему не должны были говорить. А если б я вас не удержал, вы бы ему все раскрыли. Что бы мы тогда делали? Нет, никогда нельзя рассказывать обвиняемому все. Про что-то надо умолчать. А он от волнения не сможет сообразить, о чем вы говорили, о чем нет. Тут-то и нужно так повернуть, чтобы преступник сам выболтал то, что вам надо. Ясно? Тогда ему конец, вот как этот профессор выдал себя с баллоном.

— Да, большое вам спасибо за это, мистер Доэни.

Сыщик пожал плечами;

— Простой профессиональный трюк. Старый, между прочим. Да, наверное все хорошие трюки старые. Ну что ж, проф, пора нам распрощаться. Надеюсь, что больше не встретимся. В смысле — по таким делам.

Брейд рассеянно пожал ему руку и оглядел свой кабинет, словно видел его впервые.

— Подумайте, — сказал он, — ведь эта история продолжалась меньше ста часов. Только и всего.

— А вам небось показалось, куда больше?

— Целую вечность! — ответил Брейд.

Доэни склонил голову набок и спросил:

— А на работе у вас из-за этого ничего не будет?

— Что? А вы знаете, — Брейд коротко рассмеялся, и в смехе его послышалось смятение, — мне это все равно. Как только я узнал, что лишаюсь места, у меня словно гора с плеч свалилась. Раз я его потерял, то теперь и беспокоиться не о чем. Я даже почувствовал облегчение. Наверно, это звучит дико.

— Дико, не дико, а я вас понимаю.

— Когда Кэп сказал мне, что меня лишат места… — внезапно Брейд задумался: а правду ли сказал Кэп? Правда ли, что Литлби решил не оставлять его на будущий год? Может быть, Кэп применил такой ход, чтобы отвратить Брейда от работы Ральфа? Возможно, что это был маневр в психологической войне? Ведь Литлби как раз сегодня утром прислал компромиссное извещение… Впрочем, какая разница?

И Брейд с наслаждением понял, что ему совершенно наплевать, так это или не так.

— Наплевать! — громко сказал он. — Хватит! Всю жизнь я старался сдерживаться и не привлекать к себе внимания. Давать сдачи гораздо приятнее! Когда я высказал Ранке и Фостеру все, что думаю о них, мне стало ясно, чего можно добиться, когда остерегаться больше не надо и можно позволить себе драться. Но вряд ли вам ясно, о чем я говорю.

Доэни наблюдал за ним с напряженным интересом исследователя человеческих душ. Глаза его блестели.

— В этой заварухе вы, проф, дрались здорово — от начала до конца.

С неожиданной энергией Брейд сказал:

— Вы правы: от начала до конца. (Именно. Ему пришлось сражаться за все решительно. Начиная с того, чтобы сохранить семью и место, и кончая тем, чтобы не угодить на электрический стул.)

Он медленно произнес:

— И я победил!

— Еще бы, профессор!

Брейд облегченно засмеялся. Он подумал о Литлби. У бедного слюнтяя свои проблемы. Теперь у него на факультете и убийца, и убитый сразу! Придется предстать перед ректором (тиран и отпетый эгоист с кошачьей улыбочкой). А там совет членов правления, а там газеты!

Снизу доверху, по всей цепочке, никто не знает уверенности. Каждый сражается со своим пугалом.

И везет тому, у кого хватает мужества ввязаться в драку. Как сделал он, Брейд.

Брейд встрепенулся: