Дуновение смерти - Айзек Азимов

Он засунул остальные письма в карман и вскрыл желтый конверт. В нем оказался бланк всего с одной строчкой: «За проведение курса лекций по технике безопасности несет ответственность администрация». И внизу подпись: Литлби.

Брейд изумился. Старик внял брошенному мимоходом вызову! Естественно, об «упорядочении его положения» и речи не было, но даже такого результата Брейд никак не ожидал.

Он дошел до своего этажа и лицом к лицу столкнулся с Отто Ранке, спускавшимся с пятого.

Брейд почувствовал, как у него кровь зашумела в ушах. Ему даже показалось, что губы его напряглись, словно он сейчас оскалится и зарычит.

Первым заговорил Ранке. С несвойственным ему радушием он воскликнул:

— А, Лу! Дружище! Как живем? Вид у вас отличный!

Он быстро похлопал Брейда по плечу, показал все свои зубы и устремился дальше вниз.

Брейд, сам себе не веря, глядел ему вслед. Неужели только всего и требовалось? Рявкнуть разок для доказательства того, что и ты умеешь кусаться? А после этого просто оскалиться? И Ранке сразу присмирел! Он взглянул на бланк — и Литлби тоже!

Так и не придя в себя от удивления, он подошел к своему кабинету, вставил ключ в замок, но дверь оказалась незапертой. О господи, значит, пришел Кэп Энсон, а Брейду совсем не улыбалось возиться сейчас с его гениальной книгой. Ему требовалось время, чтобы поразмыслить… Он с досадой открыл дверь и остановился на пороге. В кабинете действительно был Кэп Энсон, но не один, а с каким-то незнакомцем.

Кэп Энсон, повесив трость на левую руку, стоял у застекленного шкафа и доставал картонные ящики, в которых хранились оттиски статей Брейда, его рукописи и прочие бумаги. На нижних полках располагались копии работ аспирантов, занимавшихся под руководством Брейда. Все они были аккуратно переплетены и надписаны.

«Как у примерной чистюли-домохозяйки», — подумал Брейд.

— Хвастаюсь вашими работами, Брейд! — заявил Энсон.

Но Брейд смотрел на незнакомца. Лет за шестьдесят, сутулый, загорелое лицо, седые, стального оттенка волосы, большой иронический рот. Приглядевшись, он, конечно, сразу его вспомнил. Он слышал его доклады на конференциях и не раз видел его портрет на обложках химических журналов.

Не ожидая, пока Энсон представит их друг другу, Брейд протянул руку:

— Здравствуйте, доктор Кински!

— Здравствуйте, доктор Брейд, не правда ли? Я слышал о ваших исследованиях!

Вокруг глаз и вокруг рта у него появились мелкие морщинки, он кивал головой в такт своим словам:

— С интересом слежу за вашими работами. Ведь мы оба воспитанники славного старого Кэпа, верно?

Брейд кивнул, а в душе усомнился, чтобы Кински находил время на чтение ничем не приметных работ ничем не приметного химика.

— Спасибо! — сказал он и только собрался заметить, что ему хорошо известны исследования Кински, которые представляют гораздо больший интерес, как тот уже продолжал:

— С тех пор, как я здесь учился, конечно многое изменилось. Надеюсь, вы не сердитесь, что мы вторглись в вашу лабораторию? Это Кэп меня привел… Он же здесь полновластный хозяин. Все двери для него открыты. Ни один студент не укроется. Как в мое время!

Он огляделся, явно сожалея о прошедших студенческих днях:

— Раньше я навещал свой старый факультет, но за последние пятнадцать лет ни разу не собрался.

— Прошу вас, садитесь, — сказал Брейд. — Может быть, вы позавтракаете с нами?

— О нет, нет. Боюсь, что не смогу. Благодарю вас. У меня очень мало времени, просто хотелось взглянуть на свои пенаты. Сколько здесь прошло счастливых дней! По крайней мере сейчас все они кажутся счастливыми. Верно?

— Да, конечно, — согласился Брейд. — Что ж, обидно, что вы не можете побыть с нами подольше. А давно вы приехали?

— Больше недели. Надо было сразу зайти сюда. Да всякие семейные дела… Но я с самого начала дал себе слово оставить пару дней напоследок, чтобы проведать нашего старого Кэпа!

Старый Кэп! Брейд почувствовал досаду. Конечно, Кэп стар, уже за семьдесят. Но и Кински не меньше шестидесяти.

Впрочем, Кэп ничуть не обиделся. Он смотрел на Кински с нежностью, словно муж на молодую жену или мать на одаренного любимчика сына.

Да Кински и был для Кэпа любимым учеником, столпом химии, гордостью своего учителя.

Брейду с трудом удалось заговорить спокойно:

— Я полагаю, вас вряд ли интересуют мои соображения по поводу ваших опытов с синтезом тетрациклина?

— А, какие там опыты! — иронически отмахнулся Кински. — О них и говорить не стоит. Моран-Минтер из Кембриджа намного меня опередил.

— Но он начал с другого конца. Мне кажется, вы раньше получите альдостерон.

— Вот как! Вы так думаете? Любопытно. Ведь…

Кэп Энсон перебил его:

— Молодой Джо был так внимателен, что пришел вчера ко мне и целый вечер провел над моей книгой. Она ему нравится.

Старый ученый удовлетворенно усмехнулся, радуясь своему успеху.

— О да, химикам нужна такая книга! И Кэпу она как раз по плечу, верно? Для разработки такого материала мало быть только химиком, нужно и философией интересоваться, как наш Кэп.

Кэп Энсон опять усмехнулся.

Кински добавил:

— Правда, в мое время, Кэп, вы еще не воспринимались как философ — скорее как невыносимый педант.

Брейд улыбнулся:

— Таким Кэп и остался.

— Ну вряд ли. Наверное поутих. Пора уже. Ведь в пору нашего знакомства вам было тридцать с чем-нибудь, правда, Кэп? Вы тогда так и изрыгали яд и перец. А помните, помните, как вы велели мне провести метилирование циклического соединения, а я сказал, что на это жалко тратить время? Какую вы мне тогда выволочку устроили! Вспомнить страшно! Шерсть летела клочьями! Вот оттуда-то и пошла ваша кличка. Ручаюсь, Брейд, вы даже не знаете его настоящего имени. Да наверное, никто не знает, — если понадобится, справляются в документах, правда?

— Так, значит, это вы прозвали Кэпа Кэпом? — заинтересовался Брейд.

— Я самый! А как вы думаете, почему?

— Не знаю. По-моему, был когда-то знаменитый бейсболист Кэп Энсон.

— Да, это помогло кличке пристать, но происхождение у нее другое.

— Кто-то говорил еще, что у Кэпа было когда-то судно. — Брейд почувствовал, как смешно это прозвучало. — Лодка, наверное.

Кэп Энсон слушал их разговор с нарастающим раздражением.

— Все это чушь! — воскликнул он и постучал концом трости об пол.

— Ничего подобного, — живо отозвался Кински, — просто подлинные фрагменты Энсонианы. Итак, вы разносили меня за отказ заняться метилированием. Как только вы меня не обзывали! И когда я решил, что вы набираете воздуху, чтобы разразиться новыми проклятиями, вы вдруг замолчали, пристально посмотрели и сказали: «Запомните, Кински, когда вы работаете под моим руководством, капитаном являюсь я. Можете иметь свое мнение до тех пор, пока я не скомандую, что вам надо думать. После этого вы думаете так, как я велел, потому что капитан здесь я, а вы — юнга. Понятно?» С тех пор я называл вас только Кэпом. А немного погодя уже никто не звал вас иначе.

Энсон негодовал:

— Ничего этого не было! Ерунда!

Желая помочь своему уязвленному учителю, Брейд круто повернул разговор к прежней теме:

— Скажите, доктор Кински, если только вы настроены касаться этого вопроса, есть ли перспективы успешного синтеза альдостерона?

— Как сказать, как сказать! — торопливо проговорил Кински. — По-моему, перспективы весьма благоприятные. Вы, конечно, не согласны?

— Я? Да я в этом вообще не разбираюсь. Верней, почти не разбираюсь.

— Я имею в виду мнение одного из наших аспирантов. Ах, да! — Лицо его механически приняло скорбное выражение. — Очень сожалею о случившемся у вас несчастье.

— Что поделаешь! — пробормотал Брейд. — Но кто же из моих аспирантов интересуется синтезом альдостерона?

Кински удивленно сказал:

— Да тот, который погиб! Как его фамилия? Нейфилд? Он был совершенно убежден, что моим методом от альдостерона ничего не добьешься. Очень самоуверенный молодой человек. Так прямо мне и сказал!

— Что? — воскликнул ошеломленный Брейд. — Разве вы с ним встречались?

— Ну да. В прошлом году, в Атлантик-Сити, на конференции Американского химического общества.

— Верно, верно, он туда ездил. Я еще хлопотал, чтобы факультет предоставил ему средства на поездку. Он мне не говорил, что беседовал с вами.

Кински хмыкнул:

— Считал, разумеется, что этот эпизод не заслуживает упоминания. Он подошел ко мне после моего доклада, назвал себя и заявил, что изложенным мною методом я не смогу добиться синтеза. Не пожелал объяснить, в чем видит мою ошибку. Короче говоря, прямо в лицо обозвал меня ослом. Вот уже год прошел, а я все не могу забыть про это. Кстати, Брейд, что будет с его работой теперь? После его смерти?