Наше время. 30 уникальных интервью о том, кто, когда и как создавал нашу музыкальную сцену - Михаил Михайлович Марголис

раздел сфер влияния в российской шоу-индустрии, где нынче вращаются нехилые суммы, завершился или публика еще услышит новости из этой области в криминальных сводках?

– Что-то все равно происходит. Вспомни не столь давнее убийство основателя «ЗеКо рекордс» Зеленова.

– А выход на данный рынок какой-нибудь новой структуры возможен?

– Теоретически – да.

– И ее не задушат?

– Как ее можно задушить, если она будет основываться на больших спонсорских средствах? Начнется перекупка артистов.

– И вы не сможете воспрепятствовать, например, взвинчиванием цен на собственные песни или напоминанием о том, что, погнавшись за прибылью, некоторые исполнители рискуют утратить ваше доброе расположение?

– Артистам важно зарабатывать, показываться в эфире. Личных отношений, даже очень хороших, надолго не хватит. Хотя с разбега выйти на рынок новой структуре будет, наверное, сложновато. Было две подобных попытки. Сперва дерзнул Борис Гительман. Но быстро обанкротился и уехал от проблем во Францию. Затем порыв попытался осуществить рижский предприниматель Игорь Попов. Начал устраивать концерты в «Октябрьском» в Питере, снимать клипы. Но его тоже постигла неудача. В нашем деле нужно действовать все-таки постепенно, связи и репутация приобретаются годами.

Сиделец Айзеншпис. «На моей голове “праздников” нет»

«Артист, каким бы талантливым он ни был, ничего самостоятельно в современном шоу-бизнесе не сделает. Пусть у тебя диапазон октав больше, чем на рояле помещается, и тексты ты пишешь суперталантливые. Ну, а дальше-то что?» – говорил мне в 1991 году человек, треть жизни отсидевший в тюрьме «при застое» – за «государственные преступления», а в «девяностых» трижды награжденный национальной музыкальной премией «Овация», как «продюсер года», и тогда же попавший в список «самых влиятельных персон в российском шоу-бизнесе», опубликованный популярным в ту пору глянцевым журналом «ОМ». Звали его Юрий Шмильевич Айзеншпис. Собственного имени ему порой вполне хватало, чтобы раскрутить спонсоров на солидные суммы под любой свой продюсерский проект. «Шмилич» или «Шпис», как величали его в музыкальной среде, являлся не только ходячей историей советского «подпольного» предпринимательства, но и обладателем специфического мышления и речевой стилистики. Порой он выдавал откровенные перлы, а иногда ему (как Раневской в театральном мире) приписывали авторство искрометных фраз, типа: «Дайте мне пять минут телеэфира в прайм-тайм, и я лошадь сделаю поп-звездой».

Образно говоря, Юрий Шмильевич «лошадей» и раскручивал – за единственным исключением, странно попавшим в его «портфолио». Речь, разумеется, о группе «Кино», к которой Айзеншпис подобрался (для многих неожиданно) примерно за год до гибели Виктора Цоя. С такого альянса Шмилич начал свое «посттюремное» возвращение в большую игру. И это стало первым примером эффективной интеграции героев «любительского» русского рока в поп-культуру.

На мою реплику, что Айзеншпис нуждался в «Кино» больше, чем группа в нем, продюсер в 1994-м, в период возрастания «цоемании» (зашедшей сегодня, тридцать лет спустя, на новый виток) ответил: «Согласен, они уже были широко известны. И я никогда не утверждал, что сделал «Кино». Но в успехе Цоя, в том, что он стал больше чем просто музыкантом для миллионов своих поклонников, есть частица и моего труда. Я вытащил его на ТВ, организовал раскрутку в газетах, провел большую рекламную компанию. У нас с Витей были хорошие, дружеские отношения. Хотя, конечно, его кассеты покупали и когда он представлял еще, скажем так, подвальный ленинградский рок. Но Цой все понимал, он стоит на три головы выше своих коллег по андеграунду, поскольку осознал себя артистом, который должен играть на стадионах, а не в подвалах. Я на него не воздействовал, не призывал писать коммерческую, танцевальную музыку. Он сам к этому пришел, чувствуя конъюнктуру.

Вообще, неправильно говорить: Айзеншпис делает артистов. Нет, мой успех в том, чтобы в куче напускного, навозного, что у нас сейчас есть на эстраде (мне по 5–10 человек в день звонят, песни в трубку поют, кассеты предлагают, спрашивают: «Как вам кажется, хорошо я пою?»), найти настоящий талант. И такой талант я нашел. Хотя мог спокойно работать с Киркоровым, он мне предлагал. Или с Муромовым, Макаревичем, «Браво». Они все приходили ко мне, просили о сотрудничестве. И рок-группы обращались – «Моральный кодекс», «Алиса», другие. Но мне не хотелось превращаться в администратора. По большому счету данным исполнителям я уже был не нужен. А мне интересно заниматься творческим процессом».

В такой процесс, да с «талантом», который он «сам нашел», Юрий Шмильевич одержимо погрузился в конце 1993-го. Из молдавской глубинки он «выписал» 19-летнего смазливого студента без особых вокальных и исполнительских данных, Владислава Твердохлебова, дабы превратить его в поющего супербоя Влада Сташевского. Шмилич рвался доказать всем, что у него получится собственная версия сказки про папу Карло и Буратино, поскольку раздражали намеки на его предыдущие проекты – группы «Технология» и «Янг Ганз» – мягко говоря, не перевернувшие мир и угасшие. Сташевскому предрекали ту же участь. Мол, как только «бабки» на его раскрутку иссякнут (а о происхождении этих средств ходила разная информация) – артист «сойдет с пробега». Так, по сути, и вышло. Но несколько лет Айзеншпис удерживал подопечного в топе, демонстрируя на примере Влада свои продюсерские методы и приемы. В начале 1995-го за утренним кофе в ресторане на набережной Москва-реки Шмилич делился со мной «секретами ремесла».

– Сколько уже вложено в Сташевского?

– Проект дорогой и в нем не только мои деньги, но и средства различных коммерческих структур, которые выступают как спонсоры или меценаты. Да, есть люди просто дающие деньги и не требующие ничего взамен. Другие просят как-то отметить их участие в прессе, на обложке диска или в рекламной продукции.

– А как насчет довольно распространенной в нашем шоу-бизнесе практики расчетов со спонсорами заказными концертами или частью гонораров?

– Нет. Я никому за их вклад ничего не должен и не обязан. То есть, обязан чисто по-человечески. Большинство помогающих – мои друзья, знакомые или те, кто считает, что поддержка артиста полезна для их имиджа и процветания фирмы. При этом не бывает так, чтобы я просто пришел в какой-то банк и попросил денег. О моих трудностях и трудностях Влада знают, повторяю, знакомые, знакомые моих знакомых или люди, которым я о каких-то своих проблемах рассказывал и их заинтересовала финансовая сторона проекта.

– Вы умышленно подбираете друзей и знакомых способных помочь материально?

– А от кого еще ждать поддержки, как не от состоятельных людей?

– Я о том, что есть миллионы людей, у которых вообще нет состоятельных знакомых.

– Это их проблемы. А я на то и Айзеншпис – известный человек, для многих что-то значащий и являющийся гарантом того, что, взявшись за дело, выполняю его качественно.

Мне ведь помогают