Негатив. Эскалация - Павел Николаевич Корнев

увы, не слишком продолжительное время, — той стало не до игристого вина. Впрочем, разочарованной Юлия не показалась, ну а мне и вовсе грех жаловаться было.

— Шампанское! — повторила девушка.

Бокалы обнаружились в буфете, взял только один, поскольку сам пить не собирался. Прежде откупоривать шампанское ещё не доводилось, но справился, пусть и не так ловко, как вышло это у официанта в «Гранд-отеле». Да и напиток был не лютиерианский, а с потерянного после развала империи Таврического полуострова.

«Двадцать три пятьдесят!» — мысленно посетовал я, но тут же выкинул пустые сожаления из головы.

— А ты не будешь? — удивилась Юля, перехватила взгляд и подтянула край одеяла, прикрыв грудь.

Я вручил ей заполненный искрящимся напитком бокал и покачал головой.

— Не хочу.

— Ну ты чего? — возмутилась Юля. — Ты ещё теперь отвернись к стене и засни!

Зевок у меня вышел натуральней некуда, и барышня запустила подушкой. Лишил ту кинетической энергии чисто инстинктивно, по физиономии не схлопотал.

— Уйду! — пригрозила не на шутку разобидевшаяся девица. — Я одна не пью, знаешь ли!

«Вот и не пей», — мысленно вздохнул я, поднял трубку стоявшего на прикроватной тумбочке вычурного телефонного аппарата и связался с портье, заказал двести грамм коньяка. После начал разбирать впопыхах раскиданную по номеру одежду, но Юля посоветовала:

— Посмотри в шкафу.

Я так и поступил, облачился в один из обнаруженных там халатов и принял у коридорного поднос с хрустальным графинчиком. Взял в буфете пузатую рюмку, наполнил её наполовину, пригубил и пришёл к выводу, что здешний коньяк пьётся легче и трёхзвёздочного из клуба, и безымянных бренди из столь же безымянных забегаловок.

Юлия протянула пустой бокал, а когда я налил в него шампанского, откинулась на подушку и улыбнулась.

— Предложила бы тост, но даже не знаю, за что бы мы могли с тобой выпить.

Я легонько стукнул рюмкой о фужер и предложил:

— Пусть так остаётся и дальше!

Девушка фыркнула и приложилась к бокалу, попыталась удержать одеяло, которое я потянул на себя, и облилась шампанским. Ойкнула и потребовала прекратить, но мне уже стало не до алкоголя. А потом и ей тоже.

Бутылка шампанского опустела за полночь, остатки коньяка распили на брудершафт. Я убрал рюмку на тумбочку, выключил торшер и откинулся на подушку, а потом вдруг неожиданно даже для самого себя спросил:

— Ну и зачем тебе со мной встречаться?

Юля фыркнула.

— Встречаться? Не льсти себе! Мы не встречаемся!

— Тем более! — хмыкнул я. — Достаточно ведь просто пальчиком поманить, чтобы любого из своего круга заполучить, а ты невесть с чего меня подцепила.

— Подцепила! — протянула Юля со своим акцентом, ставшим ещё более заметным после бутылки шампанского. — Скажешь тоже!

— Подцепила-подцепила.

— А даже если так? — Девушка повернулась ко мне лицом и задала риторический вопрос: — Что если мне не нужны серьёзные отношения? Что если моё сердце разбито, и просто хочу забыться в крепких мужских объятиях?

— Слишком мелодраматично.

Юля снова откинулась на подушку и рассмеялась.

— Ну, значит, я нимфоманка!

Значение этого слова я знал из книг и потому лишь усмехнулся.

— Кузену своему расскажи. Вот он удивится, болезный.

— Не веришь, что я слаба на передок?

— Не-а. Не верю.

— Петя, ты такой милый! — с улыбкой произнесла Юля. — Наверняка полагаешь, будто я втрескалась в тебя такого замечательного и красивого по уши, вот и пала к твоим ногам.

Я поёжился.

— Успокой меня, скажи, что не так.

— Неужто отказался бы через брак со мной войти в высший свет?

Коньяк развязал язык, и вместо лаконичного отрицания я решил подразнить собеседницу, заявив:

— Я уже в высшем свете. Новая элита — это мы, операторы. Все эти дворянские фамилии — вчерашний день. Три столпа нынешнего мира: политическое влияние, капитал и сверхспособности. Ничего этого у вас больше нет. Ну, почти…

— Ну, почти… — повторила за мной Юля с горечью в голосе. — А ты злой.

— Вовсе нет.

— Злой-злой, не спорь. — Она вздохнула. — Я прошла инициацию на первом витке. В этом всё и дело. Способности мизерные, но вот чувствительность — чрезвычайная. Людей с такой эмпатией во всём мире не наберётся и тысячи. Это здорово, это открывает множество возможностей, но на личной жизни сказывается не лучшим образом. Знаешь почему?

Я начал догадываться, но всё попросил:

— Расскажи.

— Во время первой близости меня захлестнули чужие эмоции, и это было просто отвратительно. Расслабиться и получать удовольствие? Ох, если бы! Пришлось стиснуть зубы и терпеть. А тебя я не чувствую. Совсем. Поняла это ещё во время той поездки на мотоцикле. — Юля скривилась, с горечью произнесла: — Как думаешь, каково мне слушать откровения Настеньки, как она улетает на седьмое небо в объятиях Анатоля, и знать, что сама никогда ничего подобного не испытаю? И тут подвернулся ты. Знак судьбы, да и только! Я решила узнать, чего именно оказалась лишена инициацией, и мне понравилось. Только и всего.

Честно говоря, я испытал разочарование. Казалось, тут скрывается какая-то тайна, а всё оказалось до обидного просто.

— Так просто, — произнёс я с невесёлой усмешкой, но девица меня будто не услышала.

— И я рада, что тебе нисколько не нравлюсь! — заявила Юля, уставившись в потолок. — Полезь ты в прошлый раз с телячьими нежностями, плюнула бы на всё и выставила за дверь! — Она улыбнулась и заплетающимся после выпитого языком продолжила: — Знаешь, в детстве только и разговоров было о том, как маменька бежала от революции и какие ужасные вещи случились с её знакомыми, которые бежать не успели. Многое не предназначалось для ушей юной барышни, и не стоило мне подслушивать, но чего уж теперь сожалеть? Ты, положим, на революционного матроса совсем не похож, но это как с брошенными животными: одно дело взять домой котёночка, пусть даже грязного и блохастого, и совсем другое — злющего лишайного пса. Ты не нашего круга, но всё же домашний мальчик, а я слишком благоразумна, чтобы связаться с тем, кому действительно нравится причинять боль…

Вот под это становящееся мало-помалу бессвязным бормотание я и уснул. А проснулся уже в одиночестве. Глянул на часы, на тех — половина седьмого. Проверил деньги и документы, сходил в ванную и долго-долго принимал контрастный душ, морщась из-за саднящей спины. Впрочем, этой ночью острые ноготки Юли поцарапали спину не так уж и сильно, в прошлый раз моей шкуре досталось несравненно сильней. Плевать — заживёт!

Оделся, вышел из номера. За столом в своей нише подрёмывал коридорный, поинтересовался у него, как давно ушла моя вторая половинка.

— Час назад, — подсказал тот.

— Ранняя пташка, — с показной беспечностью усмехнулся я.