Негатив. Эскалация - Павел Николаевич Корнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Шампанское! — повторила девушка.
Бокалы обнаружились в буфете, взял только один, поскольку сам пить не собирался. Прежде откупоривать шампанское ещё не доводилось, но справился, пусть и не так ловко, как вышло это у официанта в «Гранд-отеле». Да и напиток был не лютиерианский, а с потерянного после развала империи Таврического полуострова.
«Двадцать три пятьдесят!» — мысленно посетовал я, но тут же выкинул пустые сожаления из головы.
— А ты не будешь? — удивилась Юля, перехватила взгляд и подтянула край одеяла, прикрыв грудь.
Я вручил ей заполненный искрящимся напитком бокал и покачал головой.
— Не хочу.
— Ну ты чего? — возмутилась Юля. — Ты ещё теперь отвернись к стене и засни!
Зевок у меня вышел натуральней некуда, и барышня запустила подушкой. Лишил ту кинетической энергии чисто инстинктивно, по физиономии не схлопотал.
— Уйду! — пригрозила не на шутку разобидевшаяся девица. — Я одна не пью, знаешь ли!
«Вот и не пей», — мысленно вздохнул я, поднял трубку стоявшего на прикроватной тумбочке вычурного телефонного аппарата и связался с портье, заказал двести грамм коньяка. После начал разбирать впопыхах раскиданную по номеру одежду, но Юля посоветовала:
— Посмотри в шкафу.
Я так и поступил, облачился в один из обнаруженных там халатов и принял у коридорного поднос с хрустальным графинчиком. Взял в буфете пузатую рюмку, наполнил её наполовину, пригубил и пришёл к выводу, что здешний коньяк пьётся легче и трёхзвёздочного из клуба, и безымянных бренди из столь же безымянных забегаловок.
Юлия протянула пустой бокал, а когда я налил в него шампанского, откинулась на подушку и улыбнулась.
— Предложила бы тост, но даже не знаю, за что бы мы могли с тобой выпить.
Я легонько стукнул рюмкой о фужер и предложил:
— Пусть так остаётся и дальше!
Девушка фыркнула и приложилась к бокалу, попыталась удержать одеяло, которое я потянул на себя, и облилась шампанским. Ойкнула и потребовала прекратить, но мне уже стало не до алкоголя. А потом и ей тоже.
Бутылка шампанского опустела за полночь, остатки коньяка распили на брудершафт. Я убрал рюмку на тумбочку, выключил торшер и откинулся на подушку, а потом вдруг неожиданно даже для самого себя спросил:
— Ну и зачем тебе со мной встречаться?
Юля фыркнула.
— Встречаться? Не льсти себе! Мы не встречаемся!
— Тем более! — хмыкнул я. — Достаточно ведь просто пальчиком поманить, чтобы любого из своего круга заполучить, а ты невесть с чего меня подцепила.
— Подцепила! — протянула Юля со своим акцентом, ставшим ещё более заметным после бутылки шампанского. — Скажешь тоже!
— Подцепила-подцепила.
— А даже если так? — Девушка повернулась ко мне лицом и задала риторический вопрос: — Что если мне не нужны серьёзные отношения? Что если моё сердце разбито, и просто хочу забыться в крепких мужских объятиях?
— Слишком мелодраматично.
Юля снова откинулась на подушку и рассмеялась.
— Ну, значит, я нимфоманка!
Значение этого слова я знал из книг и потому лишь усмехнулся.
— Кузену своему расскажи. Вот он удивится, болезный.
— Не веришь, что я слаба на передок?
— Не-а. Не верю.
— Петя, ты такой милый! — с улыбкой произнесла Юля. — Наверняка полагаешь, будто я втрескалась в тебя такого замечательного и красивого по уши, вот и пала к твоим ногам.
Я поёжился.
— Успокой меня, скажи, что не так.
— Неужто отказался бы через брак со мной войти в высший свет?
Коньяк развязал язык, и вместо лаконичного отрицания я решил подразнить собеседницу, заявив:
— Я уже в высшем свете. Новая элита — это мы, операторы. Все эти дворянские фамилии — вчерашний день. Три столпа нынешнего мира: политическое влияние, капитал и сверхспособности. Ничего этого у вас больше нет. Ну, почти…
— Ну, почти… — повторила за мной Юля с горечью в голосе. — А ты злой.
— Вовсе нет.
— Злой-злой, не спорь. — Она вздохнула. — Я прошла инициацию на первом витке. В этом всё и дело. Способности мизерные, но вот чувствительность — чрезвычайная. Людей с такой эмпатией во всём мире не наберётся и тысячи. Это здорово, это открывает множество возможностей, но на личной жизни сказывается не лучшим образом. Знаешь почему?
Я начал догадываться, но всё попросил:
— Расскажи.
— Во время первой близости меня захлестнули чужие эмоции, и это было просто отвратительно. Расслабиться и получать удовольствие? Ох, если бы! Пришлось стиснуть зубы и терпеть. А тебя я не чувствую. Совсем. Поняла это ещё во время той поездки на мотоцикле. — Юля скривилась, с горечью произнесла: — Как думаешь, каково мне слушать откровения Настеньки, как она улетает на седьмое небо в объятиях Анатоля, и знать, что сама никогда ничего подобного не испытаю? И тут подвернулся ты. Знак судьбы, да и только! Я решила узнать, чего именно оказалась лишена инициацией, и мне понравилось. Только и всего.
Честно говоря, я испытал разочарование. Казалось, тут скрывается какая-то тайна, а всё оказалось до обидного просто.
— Так просто, — произнёс я с невесёлой усмешкой, но девица меня будто не услышала.
— И я рада, что тебе нисколько не нравлюсь! — заявила Юля, уставившись в потолок. — Полезь ты в прошлый раз с телячьими нежностями, плюнула бы на всё и выставила за дверь! — Она улыбнулась и заплетающимся после выпитого языком продолжила: — Знаешь, в детстве только и разговоров было о том, как маменька бежала от революции и какие ужасные вещи случились с её знакомыми, которые бежать не успели. Многое не предназначалось для ушей юной барышни, и не стоило мне подслушивать, но чего уж теперь сожалеть? Ты, положим, на революционного матроса совсем не похож, но это как с брошенными животными: одно дело взять домой котёночка, пусть даже грязного и блохастого, и совсем другое — злющего лишайного пса. Ты не нашего круга, но всё же домашний мальчик, а я слишком благоразумна, чтобы связаться с тем, кому действительно нравится причинять боль…
Вот под это становящееся мало-помалу бессвязным бормотание я и уснул. А проснулся уже в одиночестве. Глянул на часы, на тех — половина седьмого. Проверил деньги и документы, сходил в ванную и долго-долго принимал контрастный душ, морщась из-за саднящей спины. Впрочем, этой ночью острые ноготки Юли поцарапали спину не так уж и сильно, в прошлый раз моей шкуре досталось несравненно сильней. Плевать — заживёт!
Оделся, вышел из номера. За столом в своей нише подрёмывал коридорный, поинтересовался у него, как давно ушла моя вторая половинка.
— Час назад, — подсказал тот.
— Ранняя пташка, — с показной беспечностью усмехнулся я.