Время жить. Сопряжение миров - Мила и Виктор Тарнавские

на уровне квалифицированного специалиста. Для женщин, стремящихся сочетать детей и карьеру, существовала масса возможностей по облегчению жизни – работа на дому, обширная сеть дошкольных и внешкольных заведений и все такое прочее. Благодаря тому, что жилищный фонд поддерживался на избыточном уровне, к присмотру за малышами всегда можно было привлечь старших родственников, поселив их поблизости.

Во-вторых, для стимулирования рождаемости еще в двадцать первом веке была создана нехилая система разнообразных кнутов и пряников. Например, величина подходного налога напрямую зависела от количества детей в семье. Одинокие платили самые высокие налоги, но после свадьбы их ставка снижалась для каждого из супругов, а после рождения первого, а особенно, второго ребенка начинались всякие льготы. Кстати, пенсия родителей напрямую зависела от заработка их детей и наличия внуков. Супружеская пара, воспитавшая троих высокооплачиваемых квалифицированных специалистов либо образцовых родителей, могла рассчитывать на очень обеспеченную старость.

Наконец, на нужную численность семьи мощно работала пропаганда. Нормой считались либо бездетность (к этому относились вполне спокойно: воспитание новых членов общества – дело серьезное и непростое, к нему не всякий годен), либо три ребенка в семье.

У Константина, например, были младшие брат и сестра. Брат Андрей был старшим ремонтником на станции техобслуживания для бильчиков. Он не получил высшего образования, но здесь заработная плата зависела не столько от должности или образования, сколько от уровня квалификации – класса. Человек с высоким классом мог получать приличный доход даже при относительно низкой базовой зарплате и пользоваться уважением в обществе. Звание мастера-наставника (так назывался самый высший класс) считалось очень почетным.

Надя – сестра Константина, самый младший ребенок в семье, в свои 26 лет еще не закончила образование. Но она хотела стать учителем, а там учебный курс продолжался лет десять. Сейчас она проходила что-то вроде интернатуры, работая тьютой ( от английского слова «tutor») – помощницей учительницы в младшей школе.

Практически сразу же у меня возник закономерный вопрос: а на какие шиши существует такая дорогостоящая система с высокими материнскими «зарплатами» и сотнями тысяч различных воспитателей? Ответ нашелся в инфосети.

Евразийский Союз был богатым государством, основу экономики которого составляли высокотехнологические отрасли. Оплата труда составляла незначительную долю затрат.

Зажиточное население своими доходами обеспечивало существование многочисленного малого и среднего бизнеса. Благодаря высокой автоматизации требовалось относительно немного рабочих мест. Так что государству было даже выгодно то, что большинство женщин «трудятся» мамами и бабушками. Прогрессивная налоговая система служила перераспределению общественных доходов.

Наконец, здесь практически не было коррупции, никто не прятал прибыли в оффшорах. Абсолютно все платежи проводились в электронной форме, наличные деньги сохранились только в качестве коллекционных и сувенирных, что резко сужало возможности для функционирования «теневой» экономики.

Правда, при этом практически любая информация была открытой и доступной для всех, так что говорить о «прайвеси» в ее классическом понимании можно было только условно. Фактически каждый здесь жил словно в стеклянном доме; при желании все могли знать практически всё обо всех.

Другое дело, что этими возможностями обычно не пользовались. Вторжение в чужое «личное пространство» без очень веской причины считалось неприличным. Теперь я уже не удивлялся реакции друзей, которые, узнав о моем эмоциональном срыве, пришли выяснить, в чем дело, а потом дали мне возможность справиться со своими проблемами самостоятельно.

Задумавшись, я машинально сопроводил взглядом симпатичную девочку с ножками, обтянутыми чем-то искрящеся-розовым, и, забывшись, сделал лишний шаг в сторону, налетев на немолодого джентльмена в неприметной темно-серой куртке и смешной кепочке с бело-синим помпоном.

– Ох, прошу прощения!

Я виновато поднял на него глаза. Лицо какое-то невыразительное, блеклое, но взгляд внимательный, острый. Возраст – что-то около пятидесяти, что при нынешнем состоянии медицины может означать и восемьдесят, и девяносто.

– Никаких проблем! – чуть растянув губы в улыбке, джентльмен на секунду притронулся к козырьку кепки. – Я все понимаю: молодость, молодость… О, вот поезд!

Улыбнувшись ему в ответ, я направился к гостеприимно распахнувшимся широким дверям. Хотя народу на перроне собралось уже довольно много, никто не суетился и не спешил. Как ни странно, в этом веке москвичи имели репутацию вежливых и спокойных людей – очевидно, отсутствие квартирного вопроса, пробок и толкотни в метро способствовало улучшению характера.

Кстати, Москва ведь уже лет сто не была столицей. Новый центр Евразийского Союза по имени Китеж находился на Южном Урале, на территории бывшей Челябинской области.

Пожалуй, от этого город только выиграл. Как я «помнил» новой памятью, в агломерации, включавшей Москву и Ближнее Подмосковье, в настоящее время жило порядка 12 миллионов человек (при населении Евразийского Союза почти в 500 миллионов включая ассоциированных членов и протектораты), и все они там прекрасно и без тесноты помещались.

Снаружи поезд метро напоминал «Сапсан» или появившийся в Украине перед Евро-2012 корейский «Хьюндай». Правда, еще более стремительный и обтекаемый.

Изнутри он казался каким-то очень просторным – наверное, из-за трех рядов сидений, разделенных достаточно широкими проходами (по одному ряду кресел у окон и двуместные диванчики, сгруппированные по два лицом к лицу посередине), и с обширными площадками в оконечностях вагонов.

Большая часть кресел в моем вагоне была заполнена, несколько человек стояли на площадках, но при этом бросалось во внимание то, что чуть ли не каждый что-то просматривал по инфору, читал или разговаривал с кем-то по вирту.

Неуемная общительность здешних жителей, их умение пропускать через себя огромные потоки разнообразной информации стали для меня настоящим шоком. В прошлой своей жизни я лишь однажды сталкивался с такой активностью.

Тогда мне пришлось пообщаться с помощницей одного крупного политического деятеля. За те двадцать минут, пока мы говорили, эта женщина успела ответить на шесть звонков с двух телефонов и дважды, извинившись передо мной, позвонить сама. При этом, она не просто звонила, а принимала решения, отдавала распоряжения и задавала вопросы. Между делом она разобралась в моем проекте и отметила в нем несколько узких мест, два из которых не углядел я сам.

Кстати, денег, которые я просил на свой проект, мне тогда так и не дали. И, наверное, к лучшему, ведь дело было весной восьмого года. Что бы я потом делал осенью?..

В общем, то, что тогда воспринималось как феномен, здесь было нормой. К счастью, Константин был довольно необщительным парнем. Иных в экипаж и не брали – оторванность от земной инфосферы в течение нескольких лет полета считалась самым трудным испытанием. Тем не менее, не