Александр II, или История трех одиночеств - Леонид Ляшенко

Женщина далеко не безвольная, она направляла все свои усилия на выполнение долга, соответствие занимаемому посту. Может быть, поэтому супруга Александра Николаевича многим казалась осторожной до крайности, что делало ее в жизни слабой, нерешительной, а то и тягостной в общении. Мария Александровна, естественно, особо ценила уединение и малочисленное собрание знакомых лиц, что для императрицы являлось или считалось (а по отношению к царствующим особам это, по сути, одно и то же) пороком. Ее вскоре начали обвинять в чрезмерной гордости (чего на самом деле не было и в помине). Даже такой умный и внимательный наблюдатель, как Б. Н. Чичерин34, признавая за императрицей ум, образованность, возвышенную душу, говорил о том, что впечатления от общения с ней «... подрывались непонятной апатией, которая делала ее неспособной к долгой работе». Почему Борис Николаевич не предположил, что императрице было тяжело или попросту неинтересно с ним беседовать?

К тому же до восшествия вместе с мужем на престол у Марии Александровны начала развиваться тяжелая болезнь (туберкулез), спровоцированная промозглым петербургским климатом и частыми родами. В 1860 году, когда она родила последнего ребенка, ей исполнилось 36 лет, и болезнь уже ни для кого не составляла секрета. Придворные шептались по углам, что императрица страшно похудела, превратилась почти в скелет, покрытый толстым слоем румян и пудры. Изменилась и обстановка вокруг нее. В. П. Мещерский вспоминал: «Так, например, гостиная императрицы была уже не та. Прежде, с начала царствования, в Петербурге говорили об этой гостиной, потому что в ней раз или два раза в неделю бывали небольшие вечера, где велись оживленные беседы о вопросах русской жизни. Но в 1864 году уже этих вечеров исчезли и следы. И все знали с грустью, что императрица старалась отстраниться от всякого прямого вмешательства в дела. Вечера бывали, но они имели характер светский и абсолютно не политический. Только по средам, когда император уезжал на охоту, императрица собирала у себя за обедом иногда людей для политической беседы...» Впрочем, виной тому, о чем рассказывает Мещерский, была не одна болезнь, но об этом чуть позже.

И все же в конце 1850-х – начале 1860-х годов императрица и не помышляла о самоустранении от государственных забот, да и как она могла от них устраниться? В 1857 году известный либерал-западник К. Д. Кавелин, находясь за границей, был принят лечившейся на водах Марией Александровной и говорил с ней о проблемах воспитания наследника престола (великого князя Николая Александровича) и о необходимости освобождения крепостных крестьян. Императрица поведала ему, что отмена крепостного права всегда была заветной мечтой ее супруга (оставим на ее совести это «всегда», являющееся явным преувеличением, для нас важно, что Александр II твердо желал этого в конце 1850-х годов). Что же касается вопросов воспитания и образования, то, по словам Кавелина: «... эта женщина разбирается в них лучше педагога». Помимо педагогики, Мария Александровна живо интересовалась политикой и нередко присутствовала при чтении дипломатических депеш и военных донесений. Нет ничего удивительного в том, что Александр II охотно советовался с супругой, которая всегда была в курсе докладов его министров.

Впрочем, идиллия совместных трудов на благо отечества продолжалась недолго, иной поворот событий выглядел бы чересчур благостно и малоправдоподобно. Доверие императора к супруге вызвало ревность его ближайшего окружения (к тому же оно было слишком не похоже на отношения между Николаем Павловичем и Александрой Федоровной), и придворные начали нашептывать ему, что по Петербургу ходит слух, будто Мария Александровна им руководит, а значит, является соправителем государства. Этот шепоток упал на подготовленную почву, с детских лет предположение о том, что он может быть чьим-то «ведомым», было наиболее обидным для Александра Николаевича. Слух же о том, что он находится «под каблуком» у жены, оскорбителен не только для монарха, но и для всякого взрослого мужчины (совершенно не важно при этом, справедлив подобный слух или нет). Не удивительно, что государь вскоре перестал говорить с императрицей о делах и вообще начал обходиться с ней довольно холодно. Отныне, если она хотела за кого-нибудь похлопотать, то вынуждена была обращаться к министрам, у мужа ее просьбы вызывали лишь резкую отповедь.

Выше приводился портрет императрицы, нарисованный Тютчевой. Будет небезынтересно посмотреть глазами той же фрейлины на нашего героя. «Черты лица его, – пишет Анна Федоровна, – были правильны, но вялы и недостаточно четки, глаза большие, голубые, но взгляд мало воодушевленный; словом, лицо его было маловыразительно и в нем было даже что-то неприятное в тех случаях, когда он при публике считал себя обязанным принимать торжественный или величественный вид... когда он позволял себе быть самим собой, все его лицо освещалось добротой, приветливой и нежной улыбкой, которая делала его на самом деле симпатичным».

Даже учитывая огромную привязанность Тютчевой к императрице, а также силу женской солидарности, крепнущей перед лицом мужской неверности (об этом подробная речь пойдет чуть позже), учитывая и то, что император часто вынужден был играть столь нелюбимую фрейлиной роль сурового, но справедливого владыки, держа в голове все это, отдадим должное проницательности Анны Федоровны. Она абсолютно права в том отношении, что Александр и Мария, видимо, представляли собой далеко не идеально совместимую пару. Императрица была в этом дуэте чересчур возвышенным началом, а ее муж представляется абсолютно земной, даже несколько приземленной личностью.

Им пришлось пережить вместе немало тяжелых минут, даже потрясений (так, в 1849 году умер первый ребенок Александра и Марии, дочь Александра), но испытания до поры только сближали великокняжескую чету. Переломным моментом, неким водоразделом в их отношениях стала, по мнению большинства современников и исследователей, болезнь и внезапная смерть наследника престола, великого князя Николая Александровича. Он заболел вследствие то ли падения с лошади, то ли от удара об угол мраморного стола во время шутливой борьбы с принцем Лейхтенбергским. Причем в первое время на ушиб позвоночника родные не обратили особого внимания, не замечая, что цесаревич бледнел, худел, иногда не мог выпрямить спину и ходил немного сгорбленным. На его долю доставались лишь упреки окружающих за то, что он специально «ходит стариком». Болезнь же тем временем прогрессировала.

Впрочем, недостаточно внимательными оказались не только родные великого князя, но и наблюдавшие его специалисты-медики. Они пользовали Николая Александровичи от ревматизма или какой-то иной невралгической хвори, болезнь же начинала приковывать наследника к постели, сначала на недели, затем и на месяцы. Лишь после этого ему посоветовали отправиться на лечение в Ниццу, где французские врачи поставили роковой диагноз – туберкулез позвоночника. Весной 1865 года состояние наследника стало критическим, и на юг Франции прибыла царская чета с сыновьями Владимиром и Алексеем. Царский поезд пересек Европу с небывалой для тех лет скоростью, всего за 85 часов.

Трудно поверить, но и здесь во время смертельной болезни старшего сына, приличия диктовали Александру II и Марии Александровне свою волю. Императрица ежедневно навещала великого князя после обязательной прогулки в коляске. Но однажды Николай Александрович почувствовал себя хуже и стал отдыхать в часы обычного визита к нему матери. В результате они не виделись несколько дней и Мария Александровна поделилась с одной из фрейлин своей досадой на это обстоятельство. «Да отчего ж Вы не поедете в другой час?» – удивилась та. «Нет, это мне неудобно», – ответила императрица, будучи не в силах нарушить заведенный порядок даже тогда, когда речь шла о жизни ее любимого сына.

Александру же Николаевичу не давало покоя сознание того, что, быть может, именно он стал невольной причиной болезни цесаревича. В детском возрасте наследник был хрупким, чересчур изнеженным ребенком, и чтобы исправить этот недостаток, отец приказал ему усиленно заниматься физическими упражнениями, что привело, пусть и случайно, к печальному исходу. А ведь речь шла не только о жизни цесаревича. Император видел, как в результате разворачивающихся событий ухудшалось здоровье и Марии Александровны. Кроме того, как мы уже отмечали, наследник престола – это не просто царский сын, это человек, определенным образом подготовленный к занятию трона, в конце концов, человек, избранный на этот пост Богом. 11 апреля 1865 года Александра Николаевича разбудили в шесть часов утра и доложили, что «цесаревич слабеет». В тот же день Николай Александрович умер, а 16 апреля гроб с телом наследника был перенесен на фрегат «Александр Невский», который 28-го числа того же месяца прибыл в Петербург35. Наследником же престола был объявлен великий князь Александр Александрович.