Сокровище пути (СИ) - Иолич Ася

– Всё хорошо, Ташта... Инни.

Она доберётся до соседней улицы. У неё есть время. Времени много. Она помнит всё, что говорила Сола. Только почему так страшно?

Снова боль в спине. Аяна со стоном ненадолго легла на шею Ташты. Вот и ворота.

– Откройте! Кто-нибудь!

Сидя верхом, она видела, что в доме не горит огонь. Никого нет. Никого нет. Где они все?

– Инни, Ташта...

Ташта шёл шагом, а Аяна замерла в ожидании новой боли. Снова постоялый двор.

– Каго, где может быть повитуха? Её нет. Там никого нет.

– Где угодно. Да что с тобой? Ты рожаешь, что ли?

– Каго, где?

– Ну, не знаю... Да мало ли где? В борделе посмотри.

– Где?

– В борделе! Там, где девки собой торгуют! До конца улицы, направо, снова направо!

– Инни, Ташта. Идём, мой хороший, тихо. Тихо.

Снова боль. Охх...

До конца улицы, направо, направо. Ещё одни ворота, но тут горит фонарь.

Аяна подъехала поближе и стукнула ногой в незнакомые ворота. Бордель. Бордель? Там, где... Что?

– Конда, что такое «бордель»?

Он замер и шумно вдохнул, потом сглотнул. Она лежала и смотрела на его скуластое лицо, и в груди нарастало что-то нехорошее.

– Что это? Конда?

– Где ты слышала это слово?

Она помолчала, потом сказала:

– Ты так напрягся, как будто это что-то плохое.

– Да. Я хочу знать, где ты слышала это слово.

– Я не обещала отвечать на каждый твой вопрос. Это ты мне обещал.

– Я знаю. Я не хочу. Разреши мне тоже не отвечать.

Ворота наконец открылись, и она въехала внутрь. Снова боль. Границы мира сузились, как стенки колодца, вокруг этой боли.

– Аллар, Ташта! Аллар!

– Сюда, сюда, помогите!

– Иди сюда, помоги мне, Тэва!

Тэва! Она тут. Аяна встала на четвереньки. Так было полегче.

– Она рожает. Мне нужна комната. Вода, полотенца... вы знаете. Давайте, давайте. Спокойно, тихо.

– В задний дом её. У нас гости.

– Ведите через двор. Не торопитесь, спокойно.

Она шла в темноте, и её вели за руки, поддерживая, помогая. Кто-то гладил ей поясницу.

– Давайте сюда. Ложись на бок, милая. Принесите свет.

Снова боль. Она постояла на четвереньках и легла на бок.

Конда. Конда. Мне больно. Конда, мне больно. Где же ты...

Она отдышалась. Тэва подвесила светильник на цепь.

Джин, Гэла, Ивэр. Лейсе. Знакомые, встревоженные лица.

– Я сниму с тебя штаны, милая. Потерпи. Вода где? Принесите ещё воду, помыть руки.

– Помой с мылом, Тэва, – сказала Аяна. – Пожалуйста. Это важно.

– Ты за чем на лошадь залезла, бедовая твоя голова?

– Искала тебя. У меня отошли воды в постоялом... ммм...

– Дыши! Дыши, милая!

Она дышала. Она дышала запахом чистых простыней и наволочки, которую кусала. Она дышала запахом мыла от рук Тэвы и запахом волос Джин, которая склонялась, чтобы вытереть ей лоб влажной тряпицей. Она вдыхала прохладный воздух предзимья, сквозящий из приоткрытого тёмного окна, и запах собственного пота. Боль накатывала и отступала, всё чаще и чаще, сильнее и сильнее.

– Отпусти дитя, милая. Отпусти.

Она рычала, грызя подушку, качаясь на локтях и коленях, и огненное кольцо внизу живота пульсировало.

– Дыши, милая. А теперь ещё разок, ну-ка! Рычи!

Всё. Она лежала, разбитая, обессиленная, в луже пота и крови. Послышалось кряхтение.

– Дайте нож. Держите. Ну что, милая, поздравляю тебя. Джин, вот тут ещё затягивай.

– Дайте мне, – прошептала она. – Дайте!

Мокрые тёмные волосы, белый жирный слой на нежной, тонкой-тонкой синеватой коже. Крохотные пальцы, крохотные ногти, приплюснутый, ещё не расправившийся носик, красивые губы.

– Айлита...

– Ну и странные у вас имена, – сказала Гэла.

– Очень странные, – кивнула Джин.

– Так, ну-ка давай ещё разок напрягись, милая. Вот, хорошо. Молодец. Интересно, а как вы девок называете?

– Айлита. Её зовут Айлита.

– Какое «её»? Парень у тебя, не видишь? Мальчик.

40. Дым благовоний

Сокровище моё, нежное, бесценное сокровище. Нет ничего дороже в этом мире, чем ты, душа моя, сердце моё.

Снег за окном падал на мощёную дорожку и таял, оставляя мокрые пятна. Маленькие вечнозелёные кусты, подстриженные в форме шаров, уже были покрыты слоем снега, но на земле он оставаться не хотел.

– Сколько это коней? – полушепотом спросила она, указывая на стол.

Конда наморщился, уперевшись пальцем в переносицу и подсчитывая.

– Восемьдесят.

У Аяны зашумело в ушах.

– Ты даришь мне такой подарок?

– Да. Ты подарила мне мою жизнь, но я не могу отблагодарить тебя тем же. Любой подарок будет мал по сравнению с твоим.

Праздник её рождения был сегодня, и его подарок, заранее подаренный ей, был прекрасен. Конда сказал, что Аяна подарила ему жизнь, и он не может ответить ей тем же. Но он сделал это. Он тоже подарил ей жизнь.

Кимат спал, и его кожа в светлых пелёнках казалась ещё смуглее, а брови, ресницы и волосы – ещё темнее. Аяна лежала рядом, глядя, как поднимается и опускается его маленькая грудь, как дрожат во сне пальцы, приоткрываются губы, как бегают глаза под закрытыми тонкими веками.

– Он полностью здоров, – сказала Тэва. – Посмотри на него. Что ты так беспокоишься?

– У них в роду рождаются слабые мальчики.

– А в твоём?

– Он не похож на меня.

– Да я уж вижу.

Контур губ, красивые крошечные ноздри.

Конда, Конда. Где же ты.

– Ты уже чистая?

– Давно. Уже недели две.

– Следи. Если снова будет кровь – сразу зови. Он хорошо ест?

– Прекрасно. Я постоянно хочу есть и пить.

– Конечно. Ты же худая. Я приду через неделю к девочкам, если понадоблюсь – найдёшь.

К девочкам. К Джин, Паду, Гэле, Ивэр, Асэ, Лиу.

– Конда, не может быть. Дружище, не делай этого. Ты пожалеешь. Ты будешь жалеть об этом до конца жизни. Мне нужно было силой затащить тебя в бордель Нанкэ, и мы бы избежали этих проблем. Остановись.

Там, где девки собой торгуют!

Это были не девки. Это были Паду, Асэ, Ивэр, Джин, Гэла и Лиу. Её подруги. Они вели её рожать и гладили её поясницу, а теперь они помогали ей и смотрели за Киматом, пока она готовила, стирала и убирала.

Мой драгоценный, мой родной. Как можно представить было такую любовь до того, как ты родился?

Мама. У тебя теперь есть внук. Он не похож на маленького Вайда, но он – тоже наша кровь. Моя и Конды.

Конда. Конда. Где же ты. Где твои горячие руки, колючие щёки, прищуренные весёлые глаза цвета падевого мёда? Ты был за морем, и рядом был Верделл.

Верделл. Невыносимо не хватало его тёплой спины в минуты отчаяния, когда Кимат тихо спал в колыбели, а за окном шёл зимний дождь, бесконечный, серый, хмурый. Аяна думала о нём и мысленно звала его, но он пропал. Его увезли на север, связанного, на его же кобыле.

Поток, который вёл её, раздробился, сплетаясь и расплетаясь, как дым от палочки благовоний, и она не могла найти, где его начало, где конец, и где она сама должна находиться.

– Лейсе, я забираю Лиу в столицу. Я привезу двух новых племянниц. Что будешь делать со светленькой?

– Оставь её, Тар. Ей нужен покой.

– Она родила уже четыре месяца назад. Обычно девушки уже начинают работать. Ты же не тратишь на неё деньги?

Аяна услышала голоса и остановилась. Тар, заботливый дядюшка, который ходил на постоялый двор за её мешками и продавал повозку. Она похолодела.

– Она у нас работает на кухне. А ты забыл, кто научил девочек нотам? Благодаря ей ты смог поднять цены, и теперь ещё и Лиу увозишь. Тар, она живёт на свои.

– Я понял. Она занимает комнату. Лейсе, разберись с этим.

Вечером Лейсе пришла к ней.

– Аяна, милая. Тебе нужно решить, что ты будешь делать дальше. Ты не можешь вечно оставаться здесь. Твоему маленькому четыре месяца. Я бы предложила тебе работать у меня, а его отдать кормилице в деревню, но понимаю, насколько это предложение покажется тебе безумным. Прости за прямоту, но твой муж вряд ли вернётся. Тар говорит, что ты занимаешь комнату, где могла бы жить ещё одна девушка. Что ты собираешься делать?