Шестой прокуратор Иудеи - Владимир Паутов

«Но как всё-таки я попал в этот дом?» – стараясь отогнать тяжелые воспоминания, спрашивал себя Иуда. Он постарался переключиться на другие мысли. Правая рука его немного ещё побаливала, и никак нельзя было привыкнуть к тому, что пальцев на ней нет, хотя несчастный Искариот чувствовал их, и даже казалось, что мог ими пошевелить. Необычный запах, исходивший от чистой повязки на ране, приятно кружил голову. Здоровой рукой Иуда провёл по лицу, но, когда дошёл до шеи, сердце его вдруг похолодело. Он быстро пошарил у себя на груди, однако ничего не обнаружил.

– Кошелёк??? Где мой кошелёк с золотом, полученным от прокуратора? Украли?! Господи! Вот же напасть… ограбили!!!..

Паника, горечь, досада, злость, перемешиваясь между собой, одновременно возникли в его душе. Вот только непонятно было Иуде, на кого же следовало направить все свои внезапно возникшие чувства. Он попытался встать, но слабость в ногах не позволила ему это сделать, хотя мысль о пропаже денег не давала Иуде покоя. Осознание того, что его ограбили, вводило Искариота в жуткое отчаяние.

«Надо встать и искать! Но где? Сколько же я был без сознания? День, сутки, неделю или месяц? Наверное, здесь меня и обокрали, обобрали до нитки?» – с досадой подумал он, оглядываясь по сторонам и не зная на ком бы сорвать клокотавшую в нём злость. Но это состояние его длилось не долго. Иуда быстро понял безнадёжность своего положения, так как был не в силах предпринять что-либо, дабы найти пропавшие деньги. Понимая собственное бессилие, постепенно перешедшее в растерянность, он натянул одеяло на самую голову и заплакал.

Именно в этот миг, когда Искариот был близок к помешательству, раздался скрип двери, и в комнату вошла невысокая женщина. Она тихо приблизилась к больному, улыбнулась ему и ласково сказала:

– Доброе утро! Вот ты, наконец, и пришёл в себя! Я приготовила тебе горячую похлёбку! Поешь! Ты ослаб за время болезни. Теперь надо набираться сил!

Иуда внимательно посмотрел на женщину. На вид ей было не более сорока лет. Правда, седина кое-где уже тронула её густые чёрные волосы. Но, тем не менее, незнакомка имела приятную внешность, и черты её лица были красивы и благородны.

– Как я попал сюда? – слабым голосам спросил Иуда, принимая из рук хозяйки миску с тёплой похлёбкой. Ароматный запах мясного бульона был столь силён, что Искариот вдруг ощутил, что за время болезни дико проголодался, но, однако, досада от потери денег всё-такт была сильнее, нежели голод. Иуда уже, было, открыл рот, чтобы спросить о золоте, но не успел. Хозяйка не дала ему ничего сказать. Она начала кормить больного с ложки и принялась рассказывать, как он оказался в их доме. Иуда с жадностью принялся поедать тёплый суп, слушая неторопливый рассказ и забыв на короткое время о пропаже денег.

– Тебя сюда притащил на своих плечах мой сын. Он наткнулся на твоё тело случайно. Вначале подумал, что ты мёртв, а оказалось, жив! Вот он тебя и принёс. И лечил тебя тоже он. Целую неделю не отходил от твоей постели, повязки менял, мази всякие и снадобья прикладывал. Он у меня умелец! А сегодня рано утром, когда тебе стало лучше, он ушёл в Капернаум. Людям ведь везде нужна его помощь, – тихим голосом говорила женщина, докармливая больного. Затем она протянула Иуде его кошелёк и почти шёпотом сказала, – ты потерял деньги, когда тебе стало плохо. Сын нашёл кошелёк рядом с тобой в траве и просил передать.

– Добрый у тебя сын! – радостно проговорил Иуда, как только увидел свой кошелёк в целости и сохранности. Настроение у него, конечно, сразу же улучшилось, он даже хотел пошутить, но его перебил чей-то ворчливый голос, раздавшийся из-за двери.

– Мой сын со всеми добр. Всякого первого встречного, юродивого или убого, в дом мой тащит, своего-то пристанища у него нет. Рубаху последнюю готов снять с себя и отдать нищему, – щуря глаза и шаркая ногами, в комнату вошёл старик. Он строго и весьма недовольно посмотрел на лежавшего Иуду и добавил, – всех кругом мой сын жалеет, только нам от того нет никакой пользы. Убытки есть, а пользы нет! Болтается целыми днями неизвестно где, лучше бы мне помогал плотничать, но нет! Я, говорит, должен людям помогать! Видите ли, он должен? Такое, говорит, моё призвание по жизни! И тебя, вон, притащил, не спросив у родителей согласия на то. Теперь вот придётся тебя кормить, поить, да выхаживать. Ему-то что? Ходит себе по городам, а о доме родном никаких забот. Судя по одежде, ты, милый человек, не богач, который смог бы заплатить за уход серебром или золотом?

– Прекрати Иосиф! Как тебе не стыдно так говорить? Человек чуть было не умер, разве деньги сейчас главное? – укоризненно качая головой, сказала вошедшему в комнату старику молодая женщина.

– А ты, Мария, как и твой сын, такая же добрая и глупая, всем готова помочь! А заработок-то только мой. Думаешь легко мне добывать средства на жизнь плотницким ремеслом? Да, и работы сейчас нет. Чем кормиться-то будем? Твой сын ведь деньги за лечения с людей не берёт! А те, что зарабатывает, раздаёт нищим. Видно, Господь совсем лишил его разума, коли, он помогает всем бесплатно, – тяжело вздохнул старик.

Иуда молча слушал перебранку хозяев дома. В спор вступать он не стал, правильно рассудив, что не его это дело вмешиваться в чужие семейные распри. Тем более, у Иуды были совсем другие желания и мысли. Ему не терпелось, чтобы хозяева дома поскорей бы убрались из комнаты, дабы дать ему возможность пересчитать свои деньги: все ли на месте? Долго ждать Иуде не пришлось. Старик, постояв немного и не дождавшись на свои вопросы ответа, безнадёжно махнул рукой, то ли на свою жену за её несогласие с ним, то ли на своего отсутствующего сына за его неучастие в домашних делах, повернулся и вышел из комнаты. Хозяйка также вскоре ушла по делам, забрав у больного миску, которую тот быстро опустошил. Оставшись один, Иуда решил тут же проверить, все ли его деньги целы, или какая-то их часть пропала. Превозмогая слабость, он сел и быстро развязал кошелёк.

– Слава тебе, Господи! – воскликнул радостно Иуда и откинулся назад. Всё его богатство было на месте. Он закрыл глаза и еле слышно прошептал что-то наподобие молитвы. Кого и за что благодарил уроженец Кериота, было неизвестно. Может быть, он вознёс молитву Богу за то что, тот помог сохранить деньги, или шептал слова благодарности за своё чудесное спасение? Никто не знал. Даже сам Иуда не сказал бы толком, спроси его в тот миг: «О чём твоя молитва, добрый человек?»

Почти всю неделю Иуда пролежал в доме бедного плотника Иосифа из Назарета, пока не почувствовал себя абсолютно здоровым. Рука его постепенно заживала и уже почти не болела. Правда, он продолжал чувствовать свои отрубленные пальцы, особенно когда хотел что-то взять, и испытывал досаду, что у него не очень получалось. Но вскоре тремя оставшимися Иуда научился хорошо справляться с разными делами: и гвозди вколачивать, и горшки делать, и писчую палочку держать. Покидая дом Иосифа и Марии, он дал им несколько мелких монет. Его поступок вначале удивил старого человека, но потом Иосиф расчувствовался и даже чуть расплакался на прощанье, от души сожалея, что Иуда не его родной сын, который совсем ему, старому человеку, не помогал. Взяв деньги, старик ушёл в дом, а хозяйка отправилась проводить выздоровевшего гостя, ведь он впервые оказался в Назарете и не знал, куда ему идти. Она довела Иуду почти до самой окраины города.

– Эта дорога приведёт тебя в Иерусалим, – сказала Мария, указывая в одну сторону, – а эта ведёт в Тивериаду, что на Геннисаретском море.

– Прости Мария, что доставил вам много забот и хлопот. Спасибо тебе и Иосифу за всё. Сыну своему передай от меня огромную благодарность. Очень жаль, что нам не пришлось с ним увидеться. А, как, кстати, имя твоего сына? Ведь я так и не знаю, как зовут моего спасителя? – прощаясь, спросил Иуда.

– Иисус! – последовал короткий ответ. – Иисус его имя! Не забудешь?

– Конечно, не забуду! Я теперь его должник на всю оставшуюся жизнь! – сказал Иуда и быстро зашагал прочь. Вскоре он скрылся за поворотом. Мария же, постояв недолго и погрустив о чём-то, медленно пошла домой. А Иуда тем временем весело и бодро шагал по дороге на север Галилеи, даже не предполагая, как круто изменится его судьба, когда он вновь встретится со своим спасителем, дабы стать его учеником, первым и любимым.

Восхитительная природа Галилеи разительно отличалась от суровой и каменистой Иудеи, где камни, песок да редкие заросли чахлых деревьев, разбросанные по всей области большими родимыми пятнами, являлись основным пейзажем печальных окрестностей иудейских городов, включая и сам Иерусалим. Галилея же была совершенно другой. Она даже зимой очаровывала своей приветливой зеленью многочисленных садов, кустарников и финиковых рощ, молодой осиновой порослью и краснолесьем – кедрами и горными елями. Весной же долины, равнины и низменные луга Галилеи покрывались бурной растительностью, ковром всевозможных полевых цветов, изумрудного цвета травой, ласковой и шелковистой, по которой в поисках корма большими стаями перепархивали с места – на место доверчивые горлицы, смелые скворцы и любопытные трясогузки. Здесь же шумные дрозды неожиданно вспархивали из-под самых ног и дружно с гамом и криком перелетали чуть вперёд и снова опускались в траву.